Джеймс Чейз - Кэд
— Мистер Кэд, манифестация начнется через полчаса. Как вы себя чувствуете?
Негр был очень молод. На нем была белая рубашка и аккуратно выглаженные черные брюки.
— Что вы тут делаете? — хрипло спросил Кэд. — Как вы сюда попали?
— Я не хотел вас напугать, мистер Кэд. Меня зовут Сонни Смелл. Я секретарь комитета по гражданским правам.
Кэд окинул взглядом его худощавую фигуру и почувствовал, что бледнеет.
— В отеле работает моя подружка, — продолжал Сонни, понизив голос. — Это она меня предупредила. Она сказала, что вы пытались позвонить в свою газету, и что вас заперли в номере. Я сразу же пришел. Она дала мне второй ключ. Мы можем спуститься на служебном лифте. За нами никто не наблюдает.
Кэда охватила тихая паника. Не в состоянии ни думать, ни говорить, он только тупо смотрел на Смелла.
— Нужно действовать быстро, мистер Кэд. Вот ваш аппарат. Пока вы спали, я его зарядил. — Он вложил фотоаппарат в дрожащие руки Кэда. — Вам помочь?
Кэд глубоко вздохнул. Прикосновение к холодному корпусу аппарата вывело его из столбняка.
— Убирайтесь отсюда! — закричал он. — Оставьте меня в покое!
— Вы плохо себя чувствуете, мистер Кэд? — испугался Сонни.
— Убирайтесь отсюда, вам говорят! — повторил Кэд.
— Но… Я ничего не понимаю. Ведь вы приехали сюда, чтобы помочь нам, не так ли? Сегодня утром мы получили телеграмму о вашем приезде. Что же случилось, мистер Кэд? Ведь мы вас ждем. Манифестация начнется в три часа.
Кэд встал и решительно указал негру на дверь:
— Мне плевать на вашу манифестацию. Уходите!
Смелл весь подобрался. Пытаясь убедить Кэда, он заговорил:
— Подумайте как следует, мистер Кэд, прошу вас. Вы очень известный фотограф. Я и мои друзья знаем вас уже много лет. Мы собираем снимки, которые вы сделали в Венгрии, России, Индии, во время пожара в Гонконге. У вас есть кое-что, чего нет у других фотографов: огромный талант и любовь к людям. Мы начинаем манифестацию в три часа и знаем, что нас ждут с дубинками, револьверами и слезоточивым газом. Мы это знаем, но не собираемся останавливаться. Сегодня вечером многие из нас окажутся в госпитале, а кого-то, возможно, и убьют, но мы сделаем это, потому что хотим жить в этом городе, как люди. Понимаете, как люди! Очень многие боятся, но когда мы узнали, что вы здесь и будете фотографировать всю эту бойню, нам стало не так страшно. Теперь мы верим, — что бы ни случилось сегодня, об этом узнает весь мир, и нас поймут. Мы хотим, чтобы все люди на свете узнали, что мы не хотели крови и что у нас не было другого выхода. И вы можете нам помочь, мистер Кэд. Можете. Вы боитесь? Конечно. Я тоже. И все мы боимся. Но я не верю, что такой человек, как вы, может отказаться пойти с нами сегодня.
Кэд медленно подошел к столу, положил на него фотоаппарат и наполнил стакан.
— Вы ошиблись в выборе героя, — сказал он, повернувшись к Смеллу спиной. — Теперь уходите и оставьте меня в покое.
Повисло тяжелое молчание.
— Я очень огорчен, мистер Кэд. — Наконец выдавил из себя секретарь комитета. — Не из-за себя. Из-за вас.
Когда дверь за негром закрылась, Кэд посмотрел на стакан, который все еще держал в руке, потом размахнулся и вдребезги разбил его о стену. После этого Кэд сжал кулаки и упал на кровать. Он не хотел ни о чем думать. Он приказывал своей совести молчать.
Прошло несколько минут, и внезапно сквозь закрытую балконную дверь до Кэда донесся душераздирающий женский крик. Потом еще. И еще один. Дрожа, Кэд распахнул балкон и выглянул на улицу.
После прохладной комнаты удушающая жара улицы обволакивала, как сырое покрывало. Кэд осторожно вышел на балкон и, вцепившись в перила, посмотрел на улицу. Недалеко от гостиницы стоял его недавний гость, Сонни Смелл. В ослепительных солнечных лучах рубашка его казалась еще белее, а лицо сделалось совершенно черным. Кулаки его были сжаты. Смелл осмотрелся вокруг, а потом крикнул кому-то, кого не видел Кэд:
— Не подходи, Теса! Оставайся там!
Кэд видел, что к Смеллу приближаются трое белых с дубинками в руках. Двое других подходили с другой стороны. У Смелла не было никакой возможности скрыться.
Кэд бросился в комнату и схватил фотоаппарат. Он быстро снял объектив на 5.8, открыл саквояж, высыпал содержимое на кровать, взял двадцатисантиметровый телеобъектив и вернулся на балкон. Годы практики сделали его жесты быстрыми и уверенными, почти автоматическими. Он установил телеобъектив на аппарат и прижал глаза к визиру. Его руки больше не дрожали. Внизу один из белых закричал, торжествуя:
— А вот и подонок Смелл! Сюда, парни!
Смелл присел, закрывая голову обеими руками. Удар дубинки свалил его на землю. Другая дубинка заставила его подскочить, и звук удара долетел до Кэда. Третий белый ударил Смелла ногой в лицо, и Кэд увидел, как на светлую рубашку Сонни потекла кровь.
На балконе, не умолкая, щелкал затвор фотоаппарата.
Из отеля выбежала высокая худенькая негритянка. Белая блузка съехала, обнажив худенькие плечи. Телеобъектив Кэда последовал за ней.
Один из подонков снова ударил негра ногой, и ногти девушки впились ему в шею, заставив обернуться. Перед ним, белым, стояла негритянка, разъяренная, как дикая кошка.
Наступила короткая пауза, потом тот, кого она оцарапала, зарычал и замахнулся дубинкой. Удар пришелся по руке, которой она пыталась защититься. Кость с хрустом сломалась, и Кэд увидел со своего балкона выпирающие из-под кожи обломки.
— Подыхай, сволочь! — крикнул мужчина, замахиваясь снова.
Следующий удар опустился на голову девушки, и она упала рядом со Смеллом. Юбка ее задралась, обнажив длинные ноги.
В конце улицы раздались свистки. Пятеро белых отступили. Два помощника шерифа, звезды которых ярко сверкали на солнце, широко улыбаясь, приближались к убийцам.
Мужчина, которого оцарапала негритянка, еще раз ткнул дубинкой поверженное тело. Другой, схватив за руку, оттащил его в сторону. Потом все пятеро, еще раз взглянув на полицейских, неторопливо удалились.
Полицейские подошли к бесчувственным телам.
Кэд отступил в комнату и опустил фотоаппарат. Он дрожал, как лист, но знал, что сделал очень важные снимки, пожалуй, более важные, чем он мог бы сделать во время манифестации. Теперь его организм срочно нуждался в выпивке. Он оглянулся и похолодел: в комнате стоял Митчелл и в упор смотрел на фотографа. Митчелл ухмыльнулся и запер дверь на ключ.
— Давай сюда свой фотоаппарат, подонок, — процедил он.
«Похоже, за этот год я так опустился, что сейчас, когда мне нужна вся моя воля, я чувствую себя тряпкой, — подумал Кэд. — Год назад я сделал бы отбивную из этого пижона, а теперь я боюсь его. Он гораздо крепче и быстрей меня. Он меня просто забьет до смерти и отберет пленку».
— Ты меня слышал? — взревел Митчелл. — Давай сюда свой вонючий аппарат!
Кэд молчал. Его дрожащие руки сняли телеобъектив и бросили его на кровать.
Митчелл медленно приближался.
— Я видел, как ты фотографировал, — прошипел он. — Ты хотел неприятностей? Хорошо, ты их получишь. Я же предупреждал. Давай мне сюда.
— Ладно, — сказал Кэд, пытаясь перевести дыхание. — Только не трогайте меня…
Он перекинул через голову ремень, на котором висел аппарат.
Митчелл остановился, глядя на фотографа с презрительной ухмылкой.
Лицо Кэда исказила мучительная гримаса. Он задыхался. Он выглядел таким испуганным, что Митчелл допустил маленькую оплошность: расслабился, предвкушая, какую замечательную отбивную удастся сделать сейчас из этого трусливого типа.
— Давай сюда, — сказал он, протягивая руку.
И тут что-то произошло с Кэдом. Он всегда очень любил свой фотоаппарат, более того, испытывал к нему такую нежность, какую не испытывал никогда к живому существу. Потому что живое существо всегда может обмануть и предать, а этот маленький друг — никогда. На любовь он отвечает взаимностью. Кэд никому не позволял дотрагиваться до своего фотоаппарата, и в тот момент, когда он уже собирался отдать его Митчеллу, в нем проснулся вдруг какой-то древний инстинкт. Не соображая, что делает, Кэд раскачал фотоаппарат на ремне, и тяжелый металлический корпус врезался Митчеллу в лицо с такой силой, что рассек кожу.
Почти лишившись сознания, ослепленный хлынувшей кровью, тот упал на колени. Ничего не понимая, Кэд посмотрел на него и выпустил ремешок. Аппарат упал на пол.
Митчелл с глухим рычанием тряс головой, потом, опираясь на левую руку, правой потянулся к своему револьверу.
Кэд схватил объектив, который перед этим бросил на кровать, и в тот момент, когда Митчелл уже почти нащупал револьвер, ударил его по черепу. Митчелл повалился на пол.
Кэд вдруг почувствовал себя таким слабым, что вынужден был опуститься на кровать. В течение нескольких ужасных минут ему казалось, что сейчас он потеряет сознание. Сердце его билось с перебоями, дыхание было прерывистым. Обхватив голову руками, он уговаривал себя успокоиться. Наконец, ему удалось встать и вынуть пленку из аппарата.
