Дэшил Хэммет - Худой мужчина
— И еще я хотела сказать, что…
— Кроме того, у меня просто нет времени — еле успеваю следить, чтобы у тебя не пропали денежки, ради которых я на тебе женился. — Я поцеловал ее. — А что, если тебе выпить — тогда, может, уснешь?
— Спасибо, нет.
— А если я выпью, уснешь?
Когда я вернулся со стаканчиком в постель, она хмурилась в пространство.
Я сказал:
— Она, конечно, мила, только с приветом. При таком папаше иначе и быть не могло. Из того, что она говорит, никак не поймешь, что она думает, а из того, что думает — что было на самом деле. Она мне нравится, но думаю все же, что ты лезешь…
— Не уверена, что она нравится мне, — задумчиво сказала Нора. — Может, она просто соплюшка глупая, но если даже четверть того, что она нам тут наговорила — правда, то положение у нее незавидное.
— Ничем ей помочь не могу.
— Она-то считает, что можешь.
— Да и ты так считаешь. Из чего следует — что бы человек ни выдумал, единомышленник всегда найдется.
Нора вздохнула:
— Будь ты потрезвее, с тобой можно было бы говорить. — Она приподнялась и сделала глоток из моего стакана. — Я выдам тебе рождественский подарок, если получу свой.
Я покачал головой.
— За завтраком.
— Но ведь уже Рождество!
— За завтраком.
— Я очень надеюсь, — сказала она, — что любой твой подарок мне не понравится.
— А все равно придется оставить, потому что служитель в «Аквариуме» сказал, что ни в коем случае не возьмет их назад, потому что они уже все хвосты отгрызли у…
— Ну хоть, по крайней мере, выясни, сможешь ей помочь или нет. Тебя же не убудет. А она так верит тебе, Никки.
— Грекам все верят.
— Пожалуйста!
— Не суй свой нос в дела, которые…
— И вот еще что: жена его знает, что эта Вулф была его любовницей?
— Понятия не имею, но она ее недолюбливала.
— А жена, какая она?
— Как сказать… женщина.
— Красивая?
— Очень даже — была.
— Старая?
— Сорок, сорок два. Прекрати, Нора. Зачем тебе все это? У Винантов свои заботы, у Чарльзов свои.
Она надула губы.
— Может, все-таки, выпить — от бессонницы.
Я вылез из кровати и приготовил виски с содовой, а когда нес стакан обратно, раздался телефонный звонок. Я посмотрел на часы, лежавшие на столе. Было без малого пять утра.
Нора говорила в трубку:
— Алло… Да, это я… — Она покосилась на меня. Я замотал головой — нет-нет. Да… Разумеется… Да, конечно.
— Ты чудо, — сказал я. — На сей раз кто?
— Сейчас Дороти придет. Кажется, она совсем пьяная.
— Просто замечательно. — Я взялся за халат. — А то я уж боялся, что придется лечь спать.
Нора перегнулась через край кровати в поисках шлепанцев.
— Не будь старой брюзгой. Потом можешь хоть весь день спать. — Она нашла шлепанцы и встала, скользнув в них ногами. — Она действительно так боится свою мать, как говорит?
— Боится, конечно, если хоть что-то соображает. Мими — сущая отрава.
Нора прищурила свои темные глаза и негромко спросила:
— Что ты от меня скрываешь?
— О, боже, — сказал я. — Я так надеялся, что не придется тебе об этом рассказывать. На самом деле, Дороти — моя дочь. Нора, я не сознавал, что делаю. Это было весною в Венеции, я был так молод, сияла полная луна над…
— Шути-шути. Поесть не хочешь?
— Разве только за компанию. Ты что будешь?
— Кофе, с бутербродом с сырым фаршем — и побольше луку.
Пока я звонил в круглосуточную закусочную, явилась Дороти. Когда я вошел в гостиную, она с немалым трудом встала и сказала:
— Ой, Ник, простите-извините, что я так вам с Норой надоедаю, только нельзя мне в таком виде домой. Не могу. Боюсь. Не знаю, что со мной будет, что делать не знаю. Пожалуйста, не надо. — Она была очень пьяна. Аста обфыркала ей лодыжки.
Я сказал:
— Ш-ш-ш. Правильно, что пришла. Садись. Сейчас кофе будет. Где это ты так набралась?
Она уселась и тупо замотала головой.
— Не знаю. И где я только ни была, как ушла от вас. Везде была. Дома только не была. Домой в таком виде нельзя. Смотрите, что у меня есть.
Она снова встала и вынула из кармана пальто видавший виды автоматический пистолет. Она повела им в мою сторону. Аста, виляя хвостом, радостно заскакала, стремясь допрыгнуть до пистолета.
Нора шумно задышала. У меня похолодело в затылке. Я отпихнул собаку и отобрал пистолет у Дороти.
— Это еще что за штучки? Садись. — Я опустил пистолет в карман халата и толкнул Дороти в кресло.
— Не злитесь на меня, Ник, — захныкала она. — Оставьте его себе. Не хочу я быть вам в тягость.
— Где ты его взяла? — спросил я.
— В кабаке на Десятой авеню, у дядьки какого-то. Браслет отдала — тот, с изумрудами и бриллиантами.
— А потом обратно в кости выиграла? Браслет-то на тебе.
Она уставилась на браслет.
— А мне показалось, что отдала.
Я посмотрел на Нору и покачал головой. Нора сказала:
— Ой, кончай изводить ее, Ник. Она…
— Нет, нет, нет, Нора, он не изводит, нет, — затараторила Дороти. — Он — он один во всем мире, к кому я могу обратиться.
Тут я вспомнил, что Нора так и не притронулась к своему виски, поэтому я пошел в спальню и выпил. Когда я вернулся, Нора сидела на ручке кресла, в котором примостилась Дороти, обхватив рукой ее плечи. Дороти сопела, а Нора приговаривала:
— Он не злится, детка, он тебя любит. — Она взглянула на меня. — Ты ведь не злишься, правда?
— Нет, но глубоко скорблю. — Я сел на диван. — Откуда у тебя пушка, Дороти?
— Я же сказала — от дядьки.
— От какого дядьки?
— Я же сказала — от дядьки из кабака.
— И отдала браслет?
— Думала, что отдала, но вот — браслет-то у меня.
— Это я заметил.
Нора потрепала девчонку по плечу.
— Конечно, конечно. Браслет-то у тебя.
Я сказал:
— Когда коридорный придет с едой и кофе, подкуплю-ка его, пусть побудет здесь. Не собираюсь я оставаться в одиночку с парочкой…
Нора ответила мне недовольной гримасой и сказала Дороти:
— Не обращай на него внимания. Он всю ночь вот так.
Та сказала:
— Он думает, что я глупая пьяная дурочка, — Нора еще немного потрепала ее по плечу.
Я спросил:
— Зачем тебе пистолет?
Дороти выпрямилась, уставилась на меня широко раскрытыми пьяными глазами и взволнованно зашептала:
— Это все он, если б начал ко мне приставать. Я боялась, потому что выпила. Вот так. А потом и этого испугалась и пришла сюда.
— Ты про отца? — спросила Нора, пытаясь скрыть волнение в голосе.
Девушка покачала головой.
— Мой отец — Клайд Винант. Я об отчиме. — Она склонила голову Норе на грудь.
— О, — сказала Нора, изобразив полное понимание. Потом добавила: — Бедняжка, — и посмотрела на меня со значением.
Я сказал:
— Давайте-ка все выпьем.
— Я не буду. — Нора снова недовольно воззрилась на меня. — Думаю, что и Дороти не следует.
— Очень даже следует. Заснуть будет легче. — Я налил ей колоссальную порцию виски и проследил, чтобы она все выпила. Спиртное сработало на славу: когда прибыли бутерброды и кофе, она уже крепко спала.
Нора сказала:
— Ну теперь-то можешь быть доволен.
— Теперь — доволен. Уложим ее, а потом перекусим?
Я отнес ее в спальню и помог Норе раздеть ее. Фигурка у нее и впрямь была замечательная.
Мы вернулись к столу. Я вынул из кармана пистолет и осмотрел его. На своем веку ему здорово досталось. В нем было два патрона — один в патроннике, один в магазине.
— Что ты с ним намерен делать? — спросила Нора.
— Ничего, пока не выясню, не из него ли убили Джулию Вулф. Это ведь тоже калибр 0.32.
— Но она же сказала…
— Что выменяла его в кабаке, у какого-то дядьки, на браслет. Это я слышал.
Нора наклонилась поближе ко мне над своим бутербродом, глядя на меня потемневшими и сверкающими глазами.
— Думаешь, она взяла его у отчима?
— Да, — сказал я, но, пожалуй, чересчур серьезно.
Нора сказала:
— Ах ты, грек паршивый! Но, может, все-таки, так оно и было. Неизвестно ведь. А ее словам ты не веришь.
— Послушай, милая, завтра я куплю тебе целую кипу детективов, но сегодня не забивай свою очаровательную головку загадками. Она и всего-то хотела сказать, что боится, как бы Йоргенсен с ней чего не сотворил, когда она придет домой — и боится-то потому, что слишком пьяна и может уступить.
— Но ее мать!
— Такая уж это семейка. Можешь…
Дороти Винант, покачиваясь, стояла в проеме двери в ночной рубашке, которая была ей явно велика. Поморгав на свет, она сказала:
— Можно мне побыть здесь немного? А то так страшно одной.
— Конечно.
Она подошла и свернулась возле меня на диване, а Нора пошла принести ей что-нибудь накинуть на себя.
VI
Уже после полудня, когда мы втроем уселись завтракать, пожаловали Йоргенсены. Нора подошла к телефону и отошла от него, стараясь не показать виду, что она чем-то приятно взволнована.
