Джеймс Хедли Чейз - Лиса в капкане
Но война застала его врасплох. Ему предложили бежать в Германию, однако это не очень привлекало его. Он слышал много всякой всячины о нацистах и был не настолько глуп, чтобы добровольно попасть к ним в когти. В Англии возможно было болтать о чем угодно, и это не причиняло вам хлопот. В Германии к языку следовало привесить замок. Не очень-то обрадовала его и мобилизация, но не хватило мужества идти на новые осложнения. Стать офицером ему не улыбалось («Мой дорогой, его отец отбыл срок… Джордж Кашмен. Помните? Убийца своей дочери… Ужасная драма. Вы можете представить в нашем обществе человека из такой семьи?..»). И его послали на кухню. Для них он только и годился на то, чтобы изо дня в день чистить картошку, обдирая себе ногти. Как-то его направили во Францию сопровождать мешки с картофелем, и во всеобщей суматохе отступления он оказался в Дюнкерке. Хотя газеты писали, что английские части героически сражались с врагом, а повара полевых кухонь — даже голыми руками, он, Эдвин Кашмен, не мог сказать этого о себе. Ему надоела английская армия, и он сдался в плен немцам.
«Я член союза британских фашистов», — заявил он. Ставка была сделана, и он не испытывал смущения от тех текстов, которые давали ему читать на радио. Получал он сто марок ежедневно, находясь на общем армейском довольствии. К тому же возможность разговаривать с миллионами земляков давала ощущение необычайной силы, собственной исключительности. И было не так-то просто, даже для сына убийцы, добиться такой высоты.
…Пока его мысли блуждали в прошлом, присяжные уже удалились на совещание. Теперь суд вернулся в зал заседаний, а заключенный — на скамью подсудимых, однако Эллис не отважился смотреть на него.
Присяжные единогласно объявили арестованного виновным, судья огласил смертный приговор. Эллис наклонился вперед, пот заливал ему лицо, губы кривились в гримасе ужаса.
— Так ему и надо, — молвила полная дама, ободряюще хлопнув Эллиса по руке. — Это изменник.
— Аминь, — завершил молитву священник.
Эллис стиснул зубы. Попадись он им, его бы тоже повесили. Но он не был предателем! Его унижали, и он отомстил. И все-таки если б его послушались англичане, то Лондон не подвергался бы бомбежкам. Сколько раз он предлагал им избавиться от Черчилля, заключить мир с Германией. Но они не вняли, болваны, и Лондон разрушен, а его обвиняют в измене.
Суд покинул зал заседаний, и, подхваченный толпой, Эллис продвигался за дамой. И вдруг на него что-то нашло.
— Это преступно! — закричал Эллис. — Они не дали ему объясниться!
Потеряв над собой контроль, он заговорил нормально. Толстая дама недоуменно оглянулась. Агент, услышавший Эллиса, подпрыгнул. Он готов был поклясться, что это голос Кашмена. Но как отыскать его в этой толпе? Тем временем человек в коричневом, пролагая себе путь локтями, быстро удалялся по коридору.
Глава 2
После душной улицы дом казался прохладным и темным, он был тихий, грязный, запущенный. Наверх поднимались без лифта, и табло на стене, где значились фирмы-квартиросъемщики и этажи, на три четверти пустовало.
Эллис обратил внимание на ноги девушки, поднимавшейся по лестнице впереди него. Еще на первом этаже он услышал стук каблучков по каменным маршам второго. Перевесившись через перила, успел заметить ноги в простых чулках и под серой плиссированной юбкой — кайму белой нижней сорочки.
Он ускорил шаги: ему хотелось рассмотреть юную особу. Казалось, что во всем доме их только двое: тишину нарушало лишь цоканье деревянных каблучков.
На площадке третьего этажа девушка мелькнула за поворотом. На ней была фланелевая юбка и голубая блузка, а ее бесформенная шляпка годилась разве что для мусорного ящика. И хотя он увидел ее только мельком, он сразу понял, что эта девушка — из очень бедных.
Не без труда Эллис разглядел надпись на стене. Полустертая нарисованная рука указывала путь к Обществу помощи глухонемым. Он направился туда как раз в тот момент, когда девушка исчезла за дверью одной из комнат. Черные буквы под стеклом подтверждали: «Общество глухонемых». И немного ниже: «Директор Г. Виткоум». Эллис повернул дверную ручку и оказался в маленькой узкой комнате с двумя окнами, со старой пишущей машинкой под футляром и многочисленными папками для бумаг. Занавески на окнах отсутствовали, а ковер был вытоптан до самой основы.
Комнату делила надвое стойка, в свою очередь разделенная четырьмя деревянными перегородками. Эллису показалось, что он в конторе ростовщика.
Девушка стояла перед одним из «пеналов», спиной к Эллису. Ему хотелось взглянуть в ее лицо, но приходилось пока довольствоваться изучением узких плеч, прямой спины и ее ног, которые уже привлекли его внимание. Он угадывал под этой нищей одеждой на диво пропорциональное тело, что его очень удивило. Эти ноги неясно волновали его, невзирая на латаные хлопчатобумажные чулки и сбитые каблуки.
Комната была пуста. Эллис устроился в соседнем «пенале» и теперь мог видеть ее руки. Они тоже поразили: маленькие и крепкие, смуглые и холеные, с длинными пальцами, причем большой — выгнутой формы, с миндалевидными ноготками. Он взглянул на свои некрасивые руки с короткими пальцами, обгрызенными ногтями и брезгливо поморщился.
Дверь в глубине комнаты открылась, пропуская мужчину неопределенного возраста в черном старомодном костюме. Было ясно, что прежде он был тучным, но похудел, и его бульдожьи щеки обвисли, как у старого пса. Живые черные глазки под пушистыми бровями обежали комнату с торопливой подозрительностью, он кивнул девушке и Эллису. В этом приеме не было ничего дружелюбного.
Сперва он направился к юной посетительнице.
— Для вас ничего нет. — В голосе его сквозило явное желание поскорее избавиться от девушки. — На следующей неделе, возможно. Не надо приходить ежедневно. Мы ведь сами не изобретаем рабочие места, вы же понимаете.
— Я не могу ждать так долго, — ответила девушка без всякого выражения голосом нежным и бесцветным. — У меня ни пенса за душой.
Мужчина пожал плечами. Эллис догадался, что это Виткоум, директор. Он наверняка так часто слышал подобные признания, что совершенно отупел.
— Ничем не могу помочь, — бросил он нетерпеливо. — Для вас ничего нет. У меня записаны ваше имя и адрес. Как только появится что-то, немедленно сообщу.
— Вы постоянно это говорите. — Голос девушки напрягся, но оставался таким же бесцветным. — Уже прошло три недели, как я дала вам сорок шиллингов. Когда брали деньги, то уверяли, что все решится за несколько дней. Вы же должны что-то сделать.
Виткоум переменился в лице. Он бросил быстрый взгляд на Эллиса, а затем снова обратился к девушке:
— Что вы мелете… Сорок шиллингов? Не понимаю, о чем речь. Какие сорок шиллингов?
— Вы мне сказали, что найдете работу, не требующую рекомендаций, если я дам вам сорок шиллингов. — Голос девушки задрожал от волнения. — Вы взяли их у меня вроде бы в долг, пообещав устроить меня на работу. Я дала их, потому что у меня нет рекомендаций.
— Все это выдумки, — буркнул Виткоум, но не смог скрыть беспокойства. — Подождите минутку, пока я займусь этим господином. Вы не должны порочить меня, да еще при свидетелях. Я не брал у вас денег.
Он передвинулся к Эллису вдоль стойки.
— Что вас привело сюда? — Его глазки с тревогой сверлили посетителя.
— Я ищу работу, — сказал Эллис руками, используя свои скромные познания в азбуке глухонемых.
Виткоум вздохнул с облегчением: слава Богу, этот глухой не слышал его разговора с девушкой. Пальцы директора «заговорили» с привычной скоростью.
— Пожалуйста, не так быстро, — попросил Эллис. — Я начинающий.
Виткоум раздраженно пожал плечами, достал карточку из ящика, протянул ее Эллису и снова вернулся к девушке.
Читая карточку (смесь анкеты и обязательств фирмы), Эллис слушал их разговор:
— Если вы не можете найти мне работу, верните деньги.
— Не понимаю, о чем вы… — повторял Виткоум. — Все время твердите о каких-то деньгах. Но я ничего не брал у вас.
— Нет, взяли, — протестовала девушка. — Я скажу вашим патронам. Вы предложили найти мне работу без рекомендаций…
— Ну, хватит, — прервал Виткоум, постукивая пальцем о стойку. — Кто вам поверит, спрашивается? Вы же воровка, не так ли? Только что из тюрьмы. Кто станет слушать ваши выдумки? Идите себе, или я вызову полицию.
— Отдайте мои деньги, — чуть не плача, просила несчастная. — У меня ничего нет. Ничего. Вы понимаете? Я не знаю, что делать.
— Ничем не могу помочь, — развел руками Виткоум. — Но зачем же настаивать на лжи? Возможно, что-нибудь для вас еще найдется. Не теряйте надежды. Но советую, если вы хотите, чтобы я занимался вашим делом, никому не рассказывать, будто я брал у вас деньги. Не надо выдумывать. Вам это только во вред.
