Александр Звягинцев - Сармат. Все романы о легендарном майоре спецназа
Ближе всех к обрыву был толстый, не слишком молодой мужчина на гнедом ахалтекинце, одетый в пестрый халат, перепоясанный пулеметными лентами.
– Бараны мои, Абдулло, когда хочу, тогда и продаю их! – с вызовом ответил ему аксакал.
– Продашь, не забудь вернуть мне долг, а то с тобой случится то же, что и с твоими глупыми сыновьями, спутавшимися с русскими! – пригрозил Абдулло.
– Старый Вахид ничего не забывает, Абдулло! – тихо в белую бороду произнес старик и оттолкнул веслом плот от прибрежных камней.
– Ты не видел на реке чужих людей, Вахид? – спросил кто-то из свиты Абдулло.
– Не видел чужих, – ответил старик и потряс «буром». – На чужих у Вахида есть вот что…
Ответ старика вызвал смех у всадников, но громче всех засмеялся толстый Абдулло.
– Грязный шакал, питающийся падалью!.. – заскрипел зубами себе под нос старик и, посмотрев на копны, под которыми замерли чужеземцы, прошептал: – О Аллах! Прости мне мой грех. Укроти ярость сердца моего и защити меня от шайтана.
Когда скала осталась далеко за поворотом реки, старик обратился к Алану:
– Молодой гюрджи понял, что Абдулло с нукерами рыщет рядом, как волк?
– Я осетин, ага! – отозвался из копны на фарси Алан. – Мы все поняли, спасибо!..
* * *Десятка три всадников на взмыленных конях, с трудом преодолев распаханный неровными прерывистыми бороздами ледник, остановились перед седловиной перевала, заваленной многометровой стеной снега, льда и камней.
– Абдулло, кони здесь не пройдут! – сказал бородатый наездник в грязной растрепавшейся чалме, обращаясь к толстому седоку на пританцовывающем темно-гнедом ахалтекинце. Он показал камчой на завал. – Гяуры взрывами завалили перевал и, я так думаю, поставили наверху мины.
– Ну, и чего уставился на этот перевал, как баран? – заорал Абдулло. – Расчищай, взрывай – я не собираюсь терять миллион долларов из-за твоей глупости, Гафур!
– Почему из-за моей глупости?! – вскинулся бородатый.
– А кто мне говорил, что проверил все ущелье Шайтана, разве не ты, старый вонючий козел? – прошипел сквозь гнилые зубы Абдулло и наотмашь ударил Гафура камчой по лицу.
– Оставь Гафура в покое, Абдулло!.. Даже если к концу дня расчистим проход, то все равно не догоним их! – сказал по-русски рябой всадник. Хотя на голове его возвышалась чалма и был он одет в халат, все равно было видно, что человек этот не местный и, скорее всего, славянин. – За перевалом ледник… Говорил тебе, что лошадей подковать надо!..
– Абдулло! – воскликнул спрыгнувший с коня молодой нукер. – Смотри! – Он показал на следы двух пар солдатских башмаков, четко читаемых на белом снегу низинки. – Двое их тут прошли, наиб…
– Двое… – растерянно протянул Абдулло и вопросительно посмотрел на русского. – А остальные куда делись? Что скажешь, Леха?
– Я что, ясновидящий тебе?! – огрызнулся тот. – Может, вон под той лавиной прилегли поспать навечно! – кивнул он на снежные завалы под склоном. – А может, эти двое, что здесь потоптались, навроде куропатки, фуфло толкают…
– Какой еще куропатки?.. – не поняв, переспросил Абдулло.
– Той самой! Она сама под руку лезет и тут же косяка в сторону дает… – размахивая руками, ответил рябой.
– Абдулло тебя не понимает, Рябой…
– От птенцов она так хищников уводит. Чего здесь понимать?! И спецназовские волчары, когда надо, мастера на такие хохмы… Да что я леплю – ты ж, говорят, сам в ментовской шкуре кантовался, а, Абдулло?..
– А ты где кантовался, Рябой? – обнажил в ухмылке гнилые зубы Абдулло.
– Я-то?.. Будто не знаешь?.. Леха Рябой твою наркоту через Пяндж на своем горбу целую пятилетку таскал, чтобы, так сказать, разлагать молодых строителей коммунизма, – ухмыльнулся тот в рыжую бороду. – Житуха, Абдулло, была во-о, как при коммунизме!.. Таджички и узбечки сами штаны спускали за грамм марафета, не говоря уже о Наташках, – те, сучки, под Леху Рябого ложились штабелями…
– А потом в чимкентской зоне Леха Рябой сам штаны спускал перед любым коблом за полграмма гашиша! – зло оборвал его Абдулло.
– А тебе-то что? – пробормотал Рябой. – Я теперь правоверный – и что, плохо служу тебе?..
– Харашо служишь, Леха, душой и телам! – ухмыльнулся Абдулло и показал на завал: – Давай лезь туда, ищи мины!
– Спецназовские волкодавы тебя вокруг пальца, как баклана, обвели, Абдулло! – побледнев, крикнул тот. – Не поволокут они через памирские ледники такой дорогой груз… В ущелье их, сук, искать надо! Далеко они уйти не могли!..
– Ну смотри, Рябой! Если ты врешь, Абдулло твою глупую ишачью башку резать будет, уши и нос резать будет! – прошипел Абдулло и погнал ахалтекинца назад, в сторону ущелья.
* * *Быстрый и коварный борей нес снежную порошу. Он завывал и плакал, как раненый дикий зверь, терзая леденящим холодом идущих, высекая из их глаз тут же замерзающие на щеках слезы. Крошился под ногами снежный наст, катилось слева, клонясь к вершинам, закатное солнце, отбрасывая от всего длинные контрастные тени. Идти было невыносимо трудно – Савелов и Шальнов еле переставляли ноги, задыхаясь в разреженном до предела воздухе.
Шальнов шел чуть впереди. Бредущий позади него Савелов оскользнулся и упал на ледяную проплешину.
– Дышать нечем! – прохрипел он склонившемуся над ним Шальнову. – Все отдал бы за глоток воздуха!..
– Чего ты хочешь! К четырем тысячам над уровнем моря подбираемся, – выдавил тот потрескавшимися губами и посмотрел сквозь обмороженные, распухшие пальцы на уходящее за вершину закатное солнце. – Отдышись и выходи в эфир, капитан, пора! Ори открытым текстом все, что думаешь о советской власти!
– Однажды старого чукчу спросили, что он думает об этой самой советской власти, – нашел в себе силы улыбнуться Савелов.
– И что?
– Баба она хорошая, сказал чукча, но живет, однако, очень долго! – зло прохрипел Савелов и поднес к губам микрофон радиопередатчика. – Всем погранзаставам Памира… Всем погранзаставам Памира! – глубоко вдохнув, произнес он. – Я капитан Савелов… Я капитан Савелов… Всем, кто слышит меня: немедленно сообщите в центр… Нахожусь на сопредельной стороне в квадрате одиннадцать – четыре, два… Имею ценный заморский груз… Обеспечьте эвакуацию… Обеспечьте эвакуацию… Повторяю… Всем, кто слышит меня…
И несся хриплый голос Савелова над сверкающими контрастными гранями заснеженными пиками хребтов, над бликующими под алым закатным небом ледниками, над затянутыми сизой дымкой глубокими ущельями, отвесными стенами скал и моренными осыпями, над извилистой лентой пограничной реки Пяндж…
* * *До разморенного вечерней духотой молоденького сержанта – радиста Хорогского погранотряда – не сразу дошел смысл того, что он только что услышал в наушниках. С трудом раскрыв слипающиеся глаза, он включил громкую связь.
– Я капитан Савелов. Нахожусь на сопредельной стороне в квадрате одиннадцать – четыре, два… Всем, кто слышит меня: имею ценный заморский груз… Немедленно сообщите в центр… Сообщите в центр… – бился в радиорубке заглушаемый ветром памирских ледников, хриплый, срывающийся голос Савелова. – Обеспечьте эвакуацию!.. Обеспечьте эвакуацию!..
Записав услышанное, сержант опрометью выскочил из радиорубки.
Загорелый полковник растерянно повертел в руках бумажный листок. Он беспомощно посмотрел на такого же загорелого, мускулистого и подтянутого подполковника.
– Всю душу в клочья изорвал мне этот капитан Савелов, через каждый час в эфир выходит – вертушку требует и про ценный заморский груз толкует…
Подполковник раздвинул шторы, скрывающие карту участка советской границы с сопредельной стороной, и огорченно произнес:
– На вертушке мимо!.. Лопастям не за что ухватиться – высота четыре тысячи… А что Москва, товарищ полковник?..
– Москва! – вытирая пот, вздохнул тот. – Сначала: знать ничего не знаем, а через час, видно, кипеж на Лубянке, переполох… Звонят: спецгруппу к вам завтра высылаем, обеспечьте прием, найдите проводника в тот долбаный квадрат… Видать, и впрямь ценный груз у капитана Савелова.
– Странно! – протянул подполковник. – Уж очень-то он во всю ивановскую кричал: я тут, на леднике, и груз при мне… У меня лично такое впечатление, что он «духов» на себя отвлекает… Здесь, мол, заморский груз, здесь, все ко мне!..
– Хрен его поймешь!.. – развел руками полковник. – Не подсадная ли утка?.. Пошлем вертушку, а там ее «душки» цап-царап!..
– Не похоже! – покачал головой подполковник. – А на Лубянке, говоришь, кипеж?..
– Еще какой! Давненько ничего подобного не было!
– Тут такое дело получается, Сергеевич! – после паузы произнес подполковник. – Пока московская спецгруппа прилетит и в тот квадрат доберется, в кочерыжку превратится наш капитан. Там, на леднике, сейчас градусов двадцать-тридцать… Стало быть, их кипеж выйдет по нулям…
