Джеймс Хедли Чейз - Каждый умирает в одиночку
— А то, что она привлекательна, а у него, кажется, водится много свободных денег. Меня интересует, встречались ли они когда-либо?
— Встречались — зачем? — спросила она голосом, слегка похожим на шипение.
— Я думал, что вам уже рассказали о реалиях этой жизни, мисс Серф.
Она вынула из-под подушки носовой платок и стала покусывать его. Губная помада оставила маленькие карминовые пятна на белом батисте.
— Мне не нравятся ваши манеры, — произнесла она.
— Мало кому они нравятся, но все привыкают к ним, — ответил я, размышляя над тем, померещилось ли мне легкое движение длинных штор, закрывающих окно у постели, или нет. Я сдержал свое желание посмотреть в этом направлении, но стал внимательно прислушиваться.
Она поинтересовалась:
— Когда вы найдете ее, вы собираетесь передать ее полиции?
— Вы именно этого от меня хотите?
— Не в этом дело. Вы собираетесь или нет?
— Если я буду уверен в том, что она застрелила Дану Льюис, то да. Но сначала я должен удостовериться в этом.
— А вы не уверены?
Она была явно удивлена.
— Я не нашел мотива. Почему она должна была застрелить ее? Скажите мне, может, убедите меня.
— Мой отец отписал ей деньги. Через два года, если она все еще будет с ним, она должна получить хорошую сумму денег.
Она подняла голову, чтобы взглянуть на меня, и длинные темные локоны соскользнули с ее лица.
— Это недостаточно хорошо для мотива?
— Вы имеете в виду, что Барклей был бы уликой для развода и она бы потеряла деньги, и поэтому Дана была застрелена?
— Это достаточно просто, не так ли?
— Но у Барклея есть деньги.
— Недостаточно много. Вы не знаете ее так, как я ее знаю. Она бы не захотела быть зависимой от Барклея, по крайней мере, в том случае, если она могла с этим что-нибудь поделать.
— Все равно это не имеет смысла.
Я был уверен, что слышу, как кто-то дышит в занавешенной нише. Я почувствовал, как по моей спине пробежали мурашки.
— Если она была полна решимости заполучить деньги, она бы вернулась сюда после убийства. Идя к Баннистеру, она потеряла эту возможность.
— Раз она пошла к Баннистеру, значит, что-то пошло не так, наверное, ее заметили.
— Для человека, который не может передвигаться, мисс Серф, вы кажетесь очень хорошо осведомленной.
— Да уж. — Ее глаза спокойно встретились с моими. — Так как я не могу передвигаться самостоятельно, я принимаю меры предосторожности. Я надеюсь, вы подумаете над тем, что я сказала вам. Теперь я хочу спать. Я устала. — Выражение ее лица сменилось на грустное и утомленное. — Вы должны поблагодарить меня. Я сказала вам, кто убил вашу подругу. Теперь вам ничего не стоит довести дело до конца. — Она махнула рукой на дверь. — Франклин покажет вам выход. Я больше не желаю разговаривать.
— Если у вас появятся еще какие-нибудь идеи насчет миссис Серф, вы можете снова поставить меня в известность. Пока что вы отлично справляетесь, — заметил я.
— Я больше не желаю разговаривать, — мягко повторила она и закрыла глаза, убирая руки под простыню.
По накопленному мной опыту я уже понял, что терять на нее время больше не стоит. Тем более, что я тоже слишком устал. Это был длинный день и еще более длинная ночь. Я пересек комнату в направлении двери. Когда я открыл ее, то бросил быстрый взгляд на оконную нишу. Я не смог разглядеть многого из-за теней, но я уловил отблеск чего-то блестящего, чего-то, что вполне могло быть сверкающим мыском высоких сапог: того рода сапог, что любит носить гражданин Миллс. Мне стало интересно, знала ли Натали о его присутствии, подумав, я решил, что, наверное, она знала.
4
Вдалеке выстрелил выхлопными газами автомобиль, резкий звук заставил меня подпрыгнуть, и я раздраженно сказал себе, что если я собираюсь подскакивать каждый раз, когда машина выстреливает выхлопными газами, то мне будет лучше бросить свою работу и стать танцмейстером в институте благородных девиц. И как только эта идея закралась в мою голову, я задумался, а не лучше ли будет поступить именно так.
Я сидел в своем автомобиле, трясясь по неровной дороге, проходившей по пляжу, которая вела к моей хижине. Спешить было некуда, так что ехал я медленно. В небе висела луна, походившая на грейпфрут, никаких звезд и облаков не наблюдалось. Песчаная дорога все еще отдавала жаром солнца, но с моря дул легкий бриз, делавший температуру приятной. Ослепительно белый свет лучей фар моего автомобиля вверх-вниз скакал по песку.
Я очень много размышлял, пока ехал от поместья «Санта-Роза», и у меня начало созревать несколько идей — первых реальных идей за все время расследования убийства. Я думал, что это будет приятно — вернуться домой, налить себе большую порцию бодрящего напитка с достаточным количеством льда и посидеть на веранде, обдумывая эти идеи. Усталости я уже не чувствовал. Я решил хорошенько поразмыслить, увидеть, как над холмами зарождается рассвет, и лишь потом идти спать. На первый взгляд, это казалось очень хорошей программой, и я, подбавив газу, понесся, трясясь по песчаной дороге, мимо других пляжных домиков, стоящих в темноте. Мимо промелькнули полмили свободных площадок для строительства, что отделяли мою хижину от остальных, идущих вверх по крутому небольшому холму, с которого открывался отчетливый вид на мою хижину при лунном свете.
Из открытых дверей на веранду струился свет. Когда я покинул дом с мисс Болас, я его выключил и запер двери. Теперь он горел и двери были открыты. Когда я остановился около ворот, мне пришло в голову, что если такого рода вещи будут продолжаться и дальше, то мне можно будет с успехом обзавестись вывеской отеля на крыше. Я подумал, что, возможно, это вернулся из Лос-Анджелеса Джек Керман, или меня ждет Паула, чтобы поговорить, или даже из Сан-Франциско приехал Бенни с новостями. Я не подозревал ничего плохого до тех пор, пока не добрался до ступенек, ведших на веранду, а затем встал как вкопанный.
Серый дым висел в воздухе, серый дым струился сквозь открытую дверь: дым, который пах порохом. Я вспомнил машину, выстрелившую выхлопными газами, и на меня внезапно нахлынула волна страха.
Я взобрался по ступенькам на веранду, словно старик, разбитый подагрой, и на цыпочках подошел к открытой двери.
В комнате стоял сильный запах пороха. На ковре у открытого окна лежал автоматический пистолет 45-го калибра системы «Кольт». Это первое, что я увидел. Я перевел взгляд с кольта на кушетку для раздумий, стоящую в дальнем конце комнаты, и волосы зашевелились у меня на голове. На кушетке лежала блондинка в белой шелковой блузке и кирпично-красных широких брюках. Кровь вытекала из дырки у нее во лбу и впитывалась в большую желтую подушку, которая в свое время поддерживала изрядное количество женских голов. Сейчас, судя по ее виду, появилась вероятность того, что она вряд ли будет поддерживать еще чьи-нибудь головы.
Я медленно прошел по комнате и остановился над женщиной. Она конечно же была мертва. Сорок пятый хорошо делает свою работу. Он немножко грубоват, немножко тяжеловат и требует сильной руки, но в хороших руках он по-настоящему превосходно делает свою работу. В ее глазах застыл ужас. Окровавленное лицо вообще не очень красиво: даже красота Аниты Серф не смогла смягчить страшного вида размозженного лба и крови.
Я смотрел на нее, когда на противоположной стене возникла тень человека; тень человека в мягкой шляпе с каким-то предметом в поднятой руке. Все это произошло очень быстро. Одновременно увидев тень и услышав свист опускающегося предмета, я пригнулся, но поздно, слишком поздно. Затем мне показалось, что моя макушка отлетела, и я почувствовал, что падаю.
Глава 6
1
Солнце закралось за края штор, и его блики лежали на полу двумя длинными ослепительными полосами. В горячей, душной комнате стоял запах виски, достаточно сильный, как от человека, который как следует набрался, и он, казалось, исходил от меня: непреодолимый вездесущий запах, словно я упал в чан с этой жидкостью и искупался в ней. Мне это не понравилось. Я не понравился сам себе. Моя голова раскалывалась. Кровать, на которой я лежал, была слишком мягкой и слишком горячей. Я подумал об окровавленном лице женщины с дырой в голове, сквозь которую можно просунуть палец, и мне это тоже не понравилось.
Я посмотрел на две ослепительных полосы солнечного света на полу. Видел я довольно расплывчато, но ковер казался знакомым. Там были дырки, прожженные сигаретами, которые я ронял на него. В нем была рваная прореха рядом с окном, там, где его прожевал щенок спаниеля Бенни. От ковра там мало что осталось, но какое это было облегчение — видеть его, так как это означало, что я лежал в своей комнате и на своей постели, а окровавленное лицо женщины, вероятно, было ночным кошмаром. Вероятно…
