Стивен Марлоу - Риск — мое призвание
«Фольксваген» замедлил ход. Вырисовывавшаяся на фоне света прожектора грузная фигура полицейского сделала разрешающий знак рукой. Следующим был небольшой фургон. Он притормозил, и водитель перебросился несколькими словами с полицейским. Я ощутил, как по моему боку стекает струйка пота. «Фольксваген» уже почти скрылся из виду. Фигура что-то сказала водителю фургона, тот засмеялся. Полицейский тоже засмеялся, послышался скрежет включаемого сцепления, и фургон тронулся с места. Я тоже включил сцепление и двинулся вперед.
С левой стороны от ворот висел освещенный знак с надписью на английском и немецком языках: «Вы выезжаете из американского сектора». Луч прожектора прошелся по мотороллеру и, ослепив меня, остановился на кабине. Полицейский что-то произнес. Я не знал, было ли это вопросом. Я был настолько измотан, что с трудом соображал, и смотрел прямо перед собой на удалявшиеся в темноту габаритные огни фургона. Луч прожектора сместился в сторону, фигура полицейского передвинулась, и сзади мне посигналили. Даже не успев осознать, что оставляю позади себя свободный мир, я до отказа выжал педаль газа.
Фургон, за огнями которого я следовал по темной, обдуваемой всеми ветрами Потсдамер-Платц, свернул налево. Впереди него тоже маячили габаритные огни. Перед тем, как пойти в «Маленький Вальтер», я изучил карту Берлина, поэтому довольно четко представлял, куда мы ехали. С площади мы выехали на Унтер-ден-Линден, всю в руинах. Русские так усердно потрудились, очищая от фашистов свой сектор Берлина, что складывалось впечатление, будто война здесь закончилась только вчера. Мы проехали мимо занимавшего целый квартал среди моря развалин нового здания русского посольства, свернули на Фридрихштрассе и, двигаясь по направлению к собору, переехали Шпрее. «Фольксваген» набрал скорость. В темноте где-то у реки залаяла собака. Собор был темен и молчалив, как, впрочем, и все в Восточном Берлине, — могиле, в которой были похоронены все посулы Советов о светлом будущем. «Фольксваген», повернув, застучал по брусчатке Люстгартена. Машин, даже припаркованных, на улицах не было видно. Перед тем, как свернуть на Люстгартен, я выключил наружное освещение и отстал, насколько мог, чтобы только их не потерять. «Фольксваген» свернул к Жандарменмаркт и обогнул площадь справа. Отключив двигатель мотороллера, я проехал еще немного и на углу остановился. До меня донесся звук захлопываемой автомобильной дверцы. Открыв крышку кабины, я выбрался наружу. Штрейхеры входили в третий по счету дом от угла через дверь, расположенную в углублении между двумя стеклянными витринами. В темноте я не видел, что было выставлено в витринах, но магазин был, кажется, единственным на весь квартал. Здание имело два этажа: первый был сложен из камня, а второй, деревянный, был с верандой, нависавшей прямо над тротуаром. На веранде красовалась вывеска. Разобрать, что на ней было написано, я не смог. Свет нигде не горел.
Я подошел поближе и увидел в витрине бутылки с виски. Мне это не понравилось. То, что проходило в Восточном Берлине под маркой магазина по продаже спиртного, почти наверняка находилось в собственности государства и полностью им контролировалось.
Неужели это значило, что данное заведение — официальная тюрьма Пэтти Киог, а вовсе не укрытие Штрейхеров?
Я замер и прислушался. На подходе к станции «Фридрихштрассе», располагавшейся в нескольких кварталах отсюда, прогрохотал по эстакаде поезд Я прошел вдоль витрины винного магазина. Он помещался в большом здании, стоявшем впритык к соседним домам. За зданием, скорее всего, был маленький дворик, и за ним — другие дома. Парадное, по-видимому, являлось единственным входом. Я переживал один из немногих моментов в своей жизни, когда мне очень хотелось ощутить на плече тяжесть кобуры с заряженным пистолетом. С ним я мог ворваться внутрь здания и выручить Пэтти. Правда, с равным успехом я мог лишиться головы, и это не только не помогло бы Пэтти, но и вряд ли доставило бы удовольствие как мне, так и страховой компании, которой хватило глупости, чтобы застраховать жизнь частного сыскаря.
Я решил устроиться в кабине мотороллера и ждать. До рассвета оставалось еще добрых пять часов, и я подумал, что не повредит, если они в течение этого времени немного расслабятся.
Я уже повернулся, как вдруг увидел, что между мной и углом улицы стоит невысокий полный человек. Я двинулся ему навстречу, напевая припев немецкой песенки. Мы были совершенно одни в этом мире темных улиц, брусчатки и неясных угроз. Я думал, что для подвыпившего человека выгляжу достаточно убедительно. У человека были аккуратно подстриженные усики и мягкие светлые волосы.
— Добрый вечер, Herr Драм, — произнес он по-английски.
Я прекратил петь и уставился на него. Он вовсе не казался опасным, но лишь до того, пока вы не увидели его глаза. Должно быть, в службу безопасности Федеративной Республики Германии специально отбирали людей с такими глазами. Такие были у Йоахима Ферге. И у Мюллера.
— А, рад вас видеть, — ответил я. — Пушка есть?
Он улыбнулся:
— Да, есть.
— Когда вы не появились в заведении Вили Шлиман, я уже было решил, что Ферге все-таки решил отстранить вас от этого дела, Herr Мюллер, — сказал я. — Штрейхеры здесь, в доме. Я думаю, американка тоже.
— Да, это так.
— Похоже, что мы сможем взять их именно так, как этого хотелось бы Ферге. Если, конечно, сумеем опять вывезти их в Западный Берлин.
Он промолчал.
— Дайте им немного времени, — продолжил я. — Пускай поспят. Они не знают, что за ними следят.
С улыбкой он запустил руку под пиджак и достал из-за брючного ремня «Люгер». Продемонстрировав пистолет, он направил его на меня.
— Прошу вас, заходите, — произнес он. — Винный магазин.
— Нам следовало бы выждать, — начал было я, но дуло «Люгера» смотрело с расстояния трех футов прямо мне в пупок.
— Уже поздно, — промолвил Мюллер, — и я хочу хоть немного поспать. Штрейхеры тоже нуждаются в отдыхе. Заходите-ка, и живо.
Он был у Ферге опером, все здесь знал, а насилие было его ремеслом. Его нельзя было обвести вокруг пальца, словно молокососа, чтобы вот так, за здорово живешь взять и оглушить у здания Корпорации в тот момент, как он давал прикуривать Зигмунду. И он просто обязан был появиться у Вили Шлиман, когда я так нуждался в его помощи. И вот в первый раз он подоспел вовремя, будто его звали. Однако ни я, ни Йоахим Ферге этого не делали.
Мы вернулись к магазину. Мюллер шел сзади.
— Откройте дверь, — приказал он.
Я повернул и нажал ручку, дверь была незаперта. Я вошел в темноту, Мюллер последовал за мной и закрыл за нами дверь.
Глава 15
Тыльная стена магазина от пола до потолка была задрапирована тяжелой материей. За ней была деревянная лестница, освещенная тусклым желтым светом. В полной тишине мы поднялись по лестнице, и Мюллер кого-то окликнул. Дверь на лестничной площадке открылась, и мы вошли в обставленный стеллажами кабинет, в котором стояло несколько деревянных стульев и рабочий стол. С потолка свисала на цепи электрическая лампочка без абажура. Единственное маленькое окно было закрыто плотной темной занавеской. Картину гостеприимства и радушия по-советски завершал висевший над столом портрет Ленина.
Дверь за нами закрыл Зигмунд Штрейхер. Мюллер заулыбался. У него был торжествующий вид коммерсанта, который в августе первым завез кондиционеры в Атланту, что в штате Джорджия.
— Это Драм, — объявил он по-немецки. — Частный сыщик из Америки.
— Помню, — процедил Зигмунд Штрейхер, и, отведя плечо назад, изо всей силы меня ударил. Меня отбросило назад, я ударился спиной о дверь и осел на пол. Зигмунд помассировал кулак и взглянул на меня сверху вниз.
— Руст, — произнес он. — Тогда ночью на Рейне мы бы взяли Руста, если бы не он. А теперь смотрите, в какой мы оказались заднице.
— На здоровье я не жалуюсь — ни к селу, ни к городу вдруг ляпнул Мюллер.
Я встал с пола, и он указал мне «Люгером» на один из стульев. Я сел с ощущением, будто мою челюсть накачали новокаином.
— К чему это вы, насчет вашего здоровья? — поинтересовался Зигмунд.
— А к тому, что я здесь не для того, чтобы его поправлять.
— Нет, конечно. Вы — вместе с нами.
Мюллер улыбнулся.
— Кто это вам такое сказал? Отто Руст?
— Ja, Руст.
— Мне надо то же, что надо Русту и вашей сестре. Свою долю за Драма. Утром он свалился бы вам, как снег на голову, и взял бы вас голыми руками.
— Ни за что, — отрезал Зигмунд.
— Ну, все равно, были бы неприятности. С полицией, например. Вам это было нужно?
— Нет, — поразмыслив, признал Зигмунд.
— Ну вот, видите? — оживленно подхватил Мюллер. — И не надо так отчаиваться. Руст мертв, но я убежден, что в тех же целях можно использовать и американку. Но сначала…