Сара Парецки - Горькое лекарство
Мой пыл расследования обстоятельств смерти Малькольма поостыл, да и результатов никаких не получалось... Как-то вечером я взяла у Лотти ключи и поехала к нему на квартиру. Там по-прежнему властвовал хаос, из которого я никак не могла извлечь никакой разгадки. Я вновь и вновь прослушивала ленту автоответчика, чудом уцелевшего при погроме. Несколько человек звонили Малькольму, но вешали трубку, не оставив какого-либо сообщения. Впрочем, это ведь часто бывает. Я покинула квартиру в подавленном настроении, не найдя никаких новых следов.
Детектив Роулингс специально задержал Серджио в субботу, чтобы тот посидел за решеткой, а не болтался на свободе, до тех пор, пока поздним воскресным вечером ему не найдут адвоката. По обвинению в нанесении тяжких телесных повреждений был назначен залог: пятьдесят тысяч долларов. Серджио с легкостью внес залог, и его отпустили до суда, который был назначен на 20 октября. Собственно, заседание этого суда могло длиться с бесконечными проволочками, пока я не смогу подтвердить свои показания. В противном случае Серджио оказывался на свободе. Роулингс сказал: пятеро «Львов», включая татуированного, готовы поклясться, что в ту злополучную ночь гуляли вместе с Серджио на свадьбе одного из дружков.
Я прикидывала, во что могла вылиться месть Серджио, а потому никогда не отлучалась из дома, не захватив револьвер. Но дни шли за днями без всяких происшествий, и я подумала, что Серджио решил затаиться до суда.
Я взяла еще одно «интервью» у Фабиано в баре Рустера, неподалеку от церкви Гроба Господня. Его лицо посвежело, лишь кое-где остатки синяков расплывались бледно-желтыми пятнами. Завсегдатаи бара сердечно приветствовали меня:
– Ага, Фабиано, вот и тетушка твоя вернулась!.. Когда он заявился сюда с «фонарями», мы подумали, что он тебя сильно обидел... Иди-ка сюда, тетушка, поцелуемся... Уж я-то тебе цену знаю, не то что этот дерьмак...
Я вывела Фабиано из бара, подошла к небесно-голубому «эльдорадо» и придирчиво его осмотрела.
– Слышала, что ты слишком быстро водишь машину и даже морду себе всю разбил? Но машина, как я вижу, в полном порядке. Должно быть, она покрепче, чем твоя харя!
Он бросил на меня убийственный взгляд.
– Ты же хорошо знаешь, сука, кто меня разукрасил. Но и ты выглядишь не лучше. Скажи этим мерзавцам Альварадо, чтобы оставили меня в покое, иначе тебя утопят, как котенка. В другой раз ты так легко не отделаешься.
– Послушай, Фабиано. Если хочешь избить меня, избей. Но не бегай жаловаться Серджио. Ты же становишься посмешищем. Итак: хочешь убить меня, давай. Здесь же. Голыми руками, без оружия.
Он кисло поглядел на меня, но промолчал.
– Ладно. Не хочешь драться. Хорошо. Нас двое сейчас – ты и я. Все, что мне от тебя нужно, – это информация. О том, имеют ли твои дружки «Львы» какое-нибудь отношение к смерти Треджьера.
По его лицу пробежала тревога.
– Эй, слушай, только это на меня не вешай. Не выйдет. Я там не был, ничего не видел.
– Но знаешь кто.
– Не знаю ничего. Мы блуждали вокруг до около минут пять. Я была убеждена, учитывая его тревогу и страх, что ему кое-что известно о смерти Треджьера. Но говорить он не собирается.
– О'кей, парень. Придется мне, наверное, пойти к детективу Роулингсу и заявить, что ты – соучастник убийства. Он тебя бросит в каталажку как очевидца и уж тогда-то ты запоешь...
Но и это не подействовало. Было что-то, чего он боялся больше, чем полиции. И не удивительно. Что полиция? Ну, подержит в подвале несколько суток, но ноги или череп не изуродует.
Фабиано не мог похвалиться физической силой. Я схватила его за ворот рубашки и с силой нашлепала по щекам – посмотреть, что будет. Но и это ничего не дало: он знал, что придушить его я не смогу. Я плюнула на все и отпустила его в бар. Он поплелся, бормоча неясные угрозы, что-то там о мести. Начхать мне было, но вот его альянс с Серджио...
Я остановилась у Шестого полицейского участка. Роулингс оказался на месте, и я рассказала о разговоре с Фабиано.
– Уверена, что щенок что-то знает о Малькольме, но слишком боится, чтобы даже намекнуть... И это все, чего я добилась за две недели. Не думаю, что мне вообще удастся узнать что-нибудь Новое.
Роулингс улыбнулся недоброй улыбкой.
– Это хорошая новость, Варшавски. Теперь я наконец-то могу целиком сосредоточиться на следствии, вместо того чтобы постоянно тревожиться из-за вас, где это вы там ползаете, за каким углом. Но я задержу Эрнандеза – посмотрю, сумею ли заставить его попотеть.
Тем вечером я ужинала с Лотти и сказала ей, что сделала все возможное, чтобы разузнать что-то о смерти Малькольма.
– Если не считать моих и Фабиано синяков и шишек, я бы сказала, что результаты отсутствуют. Очевидно, мне вскоре придется искать хорошего клиента-плательщика.
Она неохотно согласилась со мной и перевела разговор в другую плоскость – о ее усилиях в поисках достойной замены Малькольму. Когда она уходила от меня примерно в половине одиннадцатого, мистер Контрерас даже носа не высунул. Две спокойные недели убедили его в том, что наш бастион уже не подвергается опасности.
Меня все-таки грызло любопытство: где Дитер Монкфиш раздобыл деньги для оплаты адвокатских услуг Дика Ярборо? Я решила позвонить Фримэну Картеру – одному из партнеров той самой адвокатской конторы «Кроуфорд, Мид», который занимался в основном ведением не очень сложных криминальных дел. Я познакомилась с ним, когда была замужем за Диком, и убедилась, что он единственный партнер фирмы, не считавший, будто изменяет мир к лучшему только благодаря тому, что благосклонно снисходит до оказания ему юридической помощи. Учитывая ставки его гонораров, я прибегала к услугам Фримэна лишь в тех случаях, когда была убеждена, что в одиночку не одолею мадам Фемиду.
Фримэн, как всегда, сделал вид, что в восторге от моего звонка. Он пожелал узнать, не требуется ли мне помощь в драке с Серджио Родригезом, и заявил, что мне давно пора уяснить себе следующее: не звонить, если я хочу выведать у него, Фримэна, профессиональные тайны его партнеров.
– Эй, Фримэн! Если бы я всегда считала, что мне никто и ничего не расскажет, то давно бы уж была дома, залегла в постельку и надолго. Зато сейчас я подумываю: не попытаться ли сейчас? Он рассмеялся и попросил позвонить ему в том случае, если я откажусь от судебного преследования Серджио.
В четверг у меня появился вполне реальный клиент, бизнесмен: ему нужно было покончить с продажей наркотиков на его фабрике. Перед тем как отправиться туда, я решила еще раз попытать счастья в разгадке тайны Дитера Монкфиша. Адрес общества «Ик-Пифф» свидетельствовал, что оно располагалось рядом со скоростной автострадой в районе, мало привлекательном для поездки на автомобиле. Мне пришлось объезжать разверстые люки и завалы шлакобетонных блоков; наконец удалось припарковаться, правда, не доезжая целого квартала до искомого здания.
Было очевидно, что золотой дождь не осыпал лигу «Ик-Пифф». Ее штаб-квартира каким-то образом уцелела в ряду домов, обреченных на снос, и была похожа на елку, случайно забытую на лесоповале.
У подъезда торчали закоренелые алкаши, жмурясь от лучей августовского солнца. Я переступила через чьи-то ноги и вошла в вонючий подъезд.
Записка, аляповато приклеенная к стене холла, извещала, что головная организация общества располагается на третьем этаже. Среди других контор в здании располагались шоу-агентство, турагентство лилипутской африканской страны и телемаркетинговые фирмы. Лифт – миниатюрный ящик в стене – был заперт амбарным замком. Никто не встретился на пути, когда я поднималась на третий этаж. Вероятно, было еще рано для появления сотрудников фирмочки, занимавшейся вербовкой талантов шоу-бизнеса.
Слабый свет пробивался сквозь стеклянную панель дверей общества. Плакат с намалеванным на нем подобием человеческого зародыша сопровождался истерическим лозунгом: «Остановите руку убийцы...» Я ткнула кулаком в «зародыш», дверь подалась. Интерьер помещения представлял собой шаг вперед по сравнению с убожеством холла и лестницы. Дешевенькие металлические столы и ящики для досье; длинный заседательский стол, заваленный листовками: добровольцы могли ставить на них свои пламенные призывы. Кроме того, имелось довольно много телефонных аппаратов, очевидно, предназначенных для организационных связей с провинциальными отделениями. Основной же декорум составляли гигантские, во всю стену, плакаты, красочно клеймившие чудовищное Зло – аборты – и воспевавшие Добро – защиту женского плода.
Полная седовласая женщина вытирала пятно масляной краски на окне, когда я вошла в комнату. На женщине была синтетическая бежевая юбка, вздувшаяся пузырем на животе и открывавшая резинки трусов. На сильно опухшие ноги были надеты эластичные чулки и пластиковые сандалии. Я с невольным сочувствием представила себе, каково этой женщине ежедневно преодолевать три этажа.
