Лео Мале - Смерть ростовщика
– Какой подсказкой?
– Ты знал Кабироля. Ты знал Баду. Возможно, ты слышал какие-то их споры. С другой стороны, ты видел, как Баду пробрался в старый замок королевы Изабеллы. Он ведь должен был пойти в то или иное место...
– Я не могу ничего подсказать вам, суд'рь. Кабироль никогда мне ни о чем таком не говорил. Я ничего не знаю. И, кроме того, мне все это кажется подвохом.
– Как хочешь. Если бы я знал, предложил бы тебе путешествие на Марс. Может быть, ты бы легче согласился. У тебя башка так устроена.
– Нет. У меня башка устроена так, чтобы не соглашаться, вот и все.
– Ты вообще ни на что не годен. Ладно. Что ж, это все, что я имел тебе сказать. Сеанс закрыт.
Я поднялся. Одетт осталась сидеть, но Латюи последовал моему примеру. По-прежнему с пистолетом в руке.
– Подумай все же об этом, Латюи. Я не о кладе говорю, а о твоем будущем. Ты должен бы попытаться найти другую крышу и сменить помещение. К примеру, через неделю. Возможно, что примерно в это время у меня возникнет желание рассказать кое-что моему приятелю Флоримону Фару из сыскной полиции. Причем, не принимая во внимание госпожу Жакье или мадемуазель Ларшо. А! И не забудь о Марёй. Я тебе точно говорю, он твою физиономию с того знаменательного дня хранит в самом сердце, и если вдруг догадается совместить ее с тюремным пейзажем...
Он закусил губы. Потасканные губы, которые такими и остались.
– Ладно. Я извлеку изо всего этого свою выгоду.
– Суд'рь. Ты забыл.
– Ладно.
– Мадемуазель Ларшо, отворите, пожалуйста.
Молча, пошатываясь от усталости, она встала и отперла мне дверь. Я пятясь вышел и закрыл створку за собой. Она проводила меня, до лестницы.
– Все обойдется, – сказал я девушке напоследок.
И подмигнул. Она промолчала. Я неторопливо спустился по внушительной лестнице с чудесными перилами, так же неторопливо пересек двор и вышел наконец-то на улицу, в самом центре района, где исторические воспоминания напоминают нам, что раньше люди, переходившие с улицы на улицу, под камзолами носили стальные жилеты. Осторожные люди.
* * *
Небрежной походкой я дошел до улицы Вьей-дю-Тэмпль по почти пустынным в этот ночной час улицам Эльзевир и Барбетт. Я был почти уверен, что на некотором расстоянии за мной следует тень. Остановившись перед башней Изабеллы, я краем глаза заметил, как уже знакомая тень забилась в какое-то углубление и затаилась.
Уж не знаю, какая служба (муниципальная, региональная или общегосударственная) отвечала за замок, запиравший маленькую дверь, ведущую в развалины, но со дня смерти Баду его так и не заменили. Без сомнения, вопрос финансов. Теперь дверную створку придерживал просто деревянный клин.
Обычный покой царил в районе. Проезжало немало машин, но пешеходы были редки. Как только последний скрылся из вида, я проник в развалины. Освещая себе путь электрическим фонариком, я так быстро, как только это позволяло состояние места, направился в самый удаленный угол. Дойдя до стены, я замер. Прошло несколько минут. Проехала машина, потом прогрохотал мотоцикл. Я следил за входом. Я увидел, как дверь открылась и снова закрылась, силуэт мелькнул на мимолетном экране света, больше ничего.
– Я здесь, Латюи, – окликнул я.
Он испустил глухой вздох:
– Это вы, Бурма?
– Да, суд'рь. Ты понял наконец, что я хотел поговорить с тобой без этой маленькой дурочки.
Определение ему не понравилось? Так или иначе, он сделал то, чего я не ожидал. Сухой звук. Не громче того, какой бывает, если хлопнешь по надутому бумажному пакету. Короткая вспышка вырвалась из ствола револьвера одновременно с предназначенной для меня пулей. Мелкие осколки полетели в разные стороны. Запах пыли смешался с запахом пороха. К счастью для меня, я тихо переменил место. Я мгновенно нанес ответный удар. Теперь это уже считалось необходимой обороной. До меня донесся глухой вскрик, затем сильный шум, как при обвале. Я попал.
Остальное довершило падение. Как с Баду. Но я не смог бы его добить.
Я скорчился там, где стоял. Сердце огромным молотом бешено стучало у меня в груди, я весь взмок и дрожал с головы до пят. Если через десять минут толпа (и соответствующее число полицейских) не хлынет на место происшествия, я выберусь. В противном случае я тоже выберусь, но не один.
Десять минут прошли. И еще пять. Пошатываясь, я спустился взглянуть на Латюи. Затаскан окончательно. Я освободил его карманы от их содержимого, вложил стофранковую купюру в мертвую ладонь и выбрался на улицу, не забыв прихватить револьвер с глушителем. Эту игрушку он раздобыл явно не в тюрьме.
* * *
Газеты не выходят по воскресеньям, но как-то так устраиваются, чтобы в этот день появлялся более или менее спортивный еженедельник. В "Крепюскюль-Ди-манш" я прочитал:
"Роже Латюи, неуловимый бежавший из тюрьмы рецидивист, стал жертвой сведения счетов. Его тело было найдено в развалинах Башни Барбетт. После убийства Самюэля Кабироля, ростовщика и скупщика краденого (теперь мы знаем, чьих рук это дело), он скрывался в этом заброшенном месте, именно опасаясь "правосудия" своей среды. Но его выследили. Латюи выгнало из укрытия обнаружение там трупа господина Мориса Баду, безобидного искателя кладов, и не известно, где он жил после. Возможно, что Латюи также виновен в различных кражах в районе.
Полиция, до сих пор державшаяся сдержанно, теперь не имеет причин хранить молчание об этих таинственных делах. Твердо доказано, что господин Морис Баду вовсе не являлся жертвой несчастного случая. Честный эрудит, раненый в ходе борьбы с Латюи, возможно остался бы в живых, не покушайся он на безопасность злоумышленника. Весьма, впрочем, относительную безопасность, так как в преступной среде существует собственная "полиция", зачастую, увы! более оперативная, чем полиция порядочных людей. Латюи, который, как подозревают, убил Кабироля из-за того, что последний не мог вернуть ему доверенную на хранение перед арестом сумму, стал "меченым".
Смерть Кабироля, укрывателя краденого высокого полета, повлекла за собой крайне неприятные последствия для мощных банд, чьи с позволения сказать интересы он оберегал. Мы видели это на примере банды Анри Друйе, арестованной на днях. Следовательно, Роже Латюи должен был умереть. Банковская купюра в его руке – характерный знак такого рода урегулирования отношений".
Глава четырнадцатая
Трусики и плюшевый мишка
В понедельник, придя в агентство, я был встречен металлическим блеском глубоких глаз Элен.
– Я прочитала газеты, – сказала она. – Все закончилось разом?
– Да, разом.
Я прошел в мой личный кабинет, положил на стол револьвер, фотографию и розовый бумажный пакет с ярко-голубой надписью по диагонали: "Розианн, чулки, тонкое белье". Сел, набил трубку, посмотрел на пистолет, фотографию и трусики и запихнул все в ящик, кроме трубки, конечно, после чего взялся за телефон. Нежное и застенчивое "алло" было произнесено голосом Одетт.
– Это Нестор Бурма.
– О!.., здрав... здравствуйте... я...
– Да. Вам отныне больше нечего бояться.
Она ничего не ответила.
– Алло? Вы еще здесь? – спросил я.
– Да.
– Я хотел бы, чтобы вы меня навестили. В конторе. Здесь есть кое-что, принадлежащее вам.
* * *
Вместе с лучом весеннего солнца через открытое окно долетал шум веселого оживления с улицы Пети-Шан. Где-то в клетке пел кенар.
На ней был черный костюм хорошего покроя. Одна из таких моделей с юбкой с разрезом сбоку и жакетом, под которым не носят ничего или почти ничего. Красивое, глубокое и многообещающее декольте. Красивая грудь. Красивые ноги. Хорошенькая мордашка.
– Вы ведь читали газеты, не так ли?
– Да. Я...
– Все закончено. Не спрашивайте объяснений. Удовольствуйтесь теми, что даются в прессе. Как все. Но я хочу повторить вам с глазу на глаз: кошмар должен завершиться.
– Я... я не знаю как... я не знаю, что сказать.
– Ничего не говорите. Вы ведь можете солгать.
– Солгать?
Я улыбнулся:
– Как все. Вы лгали мне время от времени. Я лгал вам иногда. Из этого вытекает, что...
– Мы квиты?
– Почти. Потому что я вам кое-что должен. Я должен вернуть вам то, что вы позабыли здесь в прошлый раз, в спешке, от волнения и лихорадки. Из-за этого я и попросил вас прийти...
Я выдвинул ящик.
– Помимо прочего... Я хотел снова увидеть вас, может быть, в последний раз. Вы так красивы! Все так отвратительно кругом, так что, когда встречаешь красоту... Красивых женщин не так много. Вы. Моя секретарша. Мартин Кароль. Мисс Пэрль, возможно... да, без сомнения...
Я протянул ей снимок, вынув его из ящика. Она взяла его тонкими дрожащими пальцами, долго разглядывала. Потом подняла на меня влажный взгляд:
– Это Мисс Пэрль?
– Да.
– Она и в самом деле очень красива.
– Была...
Одетт поерзала на сиденье.
– Да, правда... я... Я это позабыла?
– Нет. Вы позабыли ваши... в общем, вот.
