Джеймс Чейз - Ухо к земле
— Если ты не заткнешь свою жирную глотку, я тебе сам ее заткну! — заорал разъяренный Джонни.
— Да! Именно! — заорала Марта в ответ. — Валяй! Одну убил, так давай другую!
— Хватит, — воскликнул Генри. — Теперь послушайте меня. Мы влипли в чертовски скверную историю. Я верю Джонни... думаю, он не убивал ее, но это нам не поможет. Остается одно: поскорее убраться отсюда! Деньги у нас есть. Поделим их и сейчас же разъедемся.
Взглянув в белое испуганное лицо старика, Джонни покачал головой.
— Нет, это не годится, — сказал он твердо. — Вилла за нами до конца месяца, деньги уплачены вперед. Если мы сейчас сорвемся, нас моментально заподозрят. Так не годится. Нужно поработать головой. Я не убивал ту женщину, но кто-то ведь ее убил. Кто-то, знавший секрет сейфа. Нам надо найти убийцу. — Помолчав, он продолжал: — Если меня сцапают, убийство пришьют мне, но и вы погорите вместе со мной. Все мы одной веревочкой повязаны, нравится вам это или нет. Короче, мы остаемся. — Видя, что Марта готова возразить, он поднял руку. — Тихо! Мы должны помнить одно: даже если нас заподозрят, доказать они ничем не смогут. Без улик нас не арестуют, а мы, сами знаете, никаких следов не оставили. Главное — не паниковать. Побежим, так за нами сразу и кинутся. А останемся здесь еще на две недели, будем вести себя как положено отдыхающим — и у нас девяносто девять шансов из ста выйти сухими из воды. Только надо обязательно убрать отсюда деньги. Если копы обыщут дом и найдут деньги, нам крышка!
— Я сматываюсь! — возразила Марта. — Заберу деньги и уеду!
— Нет, не уедешь! — гаркнул Джонни. — Ты положишь деньги в банк и останешься на месте.
— Да, Марта, — сказал Генри, — если мы сейчас ударимся в бега, нам действительно несдобровать. Теперь мне и самому ясно. Спасет нас только блеф. Джонни прав.
Марта заплакала.
— Этот сукин сын испортил мой лучший завтрак, — хныкала она.
Джонни в раздражении отвернулся от нее.
— Как только откроется банк, я отвезу деньги.
— К моей доле ты не притронешься! — завизжала Марта. — Уж не воображаешь ли ты...
— Заткнись! — Джонни привскочил даже, но сдержался и повернулся к Генри. — Знаешь, что я думаю? По-моему, это сделал муж. Сам посуди, ведь он выигрывает больше всех... Теперь он получит все ее миллионы. А кто другой сумел бы открыть сейф?
— Нам от этого не легче, — возразил Генри.
— Не скажи. Я устрою за ним слежку. На это стоит потратиться. Посажу ему на хвост команду наемных шпиков. Самим нам не справиться, тут нужны профессионалы.
— Слушайте! — резко прервала их Джильда.
Все услышали звук приближающейся машины, идущей на большой скорости. У Джонни вытянулось лицо. Он вскочил.
— Нас не могли так быстро засечь! — Он подбежал к краю террасы и посмотрел на дорогу, ведущую к вилле. У него ёкнуло сердце. В ворота влетела большая черная машина и с визгом остановилась перед дверью, скрытая от него краем парапета.
Он обернулся с остальным, побледнев под загаром.
— Кажется, копы. Если они найдут деньги...
Внизу позвонили. Они услышали удивленное восклицание Фло, открывшей дверь. Джонни метнулся к выходу с террасы, но в тот миг на пороге возник Эйб Шулман в сопровождении гиганта Джамбо.
Внезапное появление Эйба застало всех врасплох. Его лицо блестело от пота, а цветом напоминало старое свечное сало. Он быстро подошел к столу и поставил на него чемоданчик.
— Вот ваш товар, — сказал он визгливым голосом. — Я хочу получить назад свои деньги. Живо... сто тысяч! Они нужны мне сейчас же!
Наступила долгая пауза. Генри и Марта переглянулись, не зная, что сказать. Джонни выступил вперед. Его лицо приобрело жесткое выражение, глаза блестели.
— Ты спятил, Эйб? Какие деньги? О чем ты? Какой еще товар?
— Не прикидывайся! Я слушал шестичасовые известия. Это убийство! Я не имею дела с убийцами! Сделка отменяется! Отдайте мои деньги!
— Сделка? Деньги? О чем ты толкуешь, черт подери? Мы не вступали с тобой, Эйб, ни в какие сделки, — спокойно сказал Джонни. — И что ты нам это плел насчет убийства?
— Разговоры тебе не помогут! — прорычал Эйб. — Этот товар... — он шлепнул ладонью по чемоданчику, — жжет руки. К нему никто не притронется, и я тоже не притронусь! Деньги назад!
— Какие деньги? Не понимаю.
Эйб бешено уставился на Джонни.
— Ты думаешь, твой блеф удастся? Я занимался этим рэкетом, когда тебя еще в помине не было! Зря стараешься! Вот ваш товар! Мне плевать, куда вы его денете. Но денежки вы мне вернете!
Джонни взял сигарету из шкатулки на столике и закурил. Джильда заметила, что его рука дрожит.
— Извини, Эйб, так не пойдет. Ты купил товар, тебе с ним и крутиться, топай.
— Если это твое последнее слово, то я своего еще не сказал. Ты что, в самом деле такой дурак?
— Сказано — топай, и забери с собой свою черную обезьяну.
— Ладно, так я тебе тоже кое-что скажу. Товар останется у вас. Я не намерен с ним попадаться. Это — сущий динамит. На чем другом — на соучастии в убийстве меня никто никогда не наколет. Для меня так важно не попасть в соучастники, что я готов даже проститься со своей сотней кусков. Но имей в виду, мой юный ловкач: я немедленно звоню копам... анонимный донос, ясно? Я скажу им, кто украл ожерелье Эсмальди и убил Лизу Льюис. Скажу, кто обокрал Ловенстейнов и Джексонов. И тебе не удастся запутать меня в это дело, не надейся, товара у меня не будет. Он будет у вас. Вы не докажете, что я к нему прикасался. Может, ты воображаешь, что сумеешь запудрить мозги десятку бывалых копов, которые будут допрашивать тебя много часов подряд и, наверное, выбьют тебе все зубы? Если ты в этом уверен — прекрасно, тогда оставь мои деньги себе. Но если нет — подавай сюда!
— У копов нет никаких улик против нас, — сказал Джонни. — Не бери меня на пушку, Эйб. Проваливай!
— У них нет улик? — Эйб осклабился, показав мелкие желтые зубы. — Так слушай, они узнают, что ты работал у Рэйсона, узнают про твою репутацию головореза и твоей персоне дадут срок. Узнают, что Марта отсидела пять лет за кражу драгоценностей, а Генри провел пятнадцать лет за решеткой. Может, по-твоему, эта жирная старуха выдержит несколько часов допроса с пристрастием? А полковник? Думаешь, ты сам такой орел, что не расколешься, когда тебя возьмут в оборот? Нет, змееныш, я не блефую. Сейчас же отдавай деньги, или я звоню.
Глаза Джонни загорелись злобой.
— Эйб, я ведь могу убить тебя и твою черную обезьяну.
— Попробуй, — сказал Эйб, ухмыляясь. — Увидишь, чем это для тебя кончится. Где мои деньги?
Джонни погасил сигарету. Еще с минуту он колебался, потом, взглянув на Генри, пожал плечами.
— Что ж, вернем деньги еврею.
Около полудня, когда последние копы в штатском покидали резиденцию Льюисов, перед подъездом затормозил длинный черный «кадиллак», из которого вылез Уоррен Вейдман, поверенный Лизы. Он прошел мимо спускавшихся по лестнице детективов, не удостоив их взглядом. Уоррен Вейдман считал полицейских чем-то вроде мусорщиков, людьми полезными, но незначительными. Шеф полиции — Террелл, с которым он поддерживал отношения, давно уехал.
Вейдман был высок и грузен. Цвет его лица говорил о пристрастии к виски, а весь облик выдавал любителя хорошо пожить. Сегодня он надел к своему безукоризненному черному костюму черный галстук, специально купленный секретаршей, вместо обычного серебристо-серого с красной лошадиной головой в центре. Свободное время Вейдман проводил в каком-нибудь шикарном ресторане или на бегах.
То-То, хорошо знавший его, молча проводил адвоката к кабинету Гарри, постучал и открыл дверь.
Гарри сидел в кресле, ссутулившись, с дымящей сигаретой во рту и со стаканом виски под рукой.
С того момента, как распространилась новость, телефон звонил не умолкая. Все так называемые друзья Лизы выражали ему соболезнование. Звонили и личные друзья Гарри, понимавшие, что теперь он станет одним из богатейших людей в городе. Наконец Гарри не выдержал и попросил телефонистку переключить всех на его офис. Мисс Бернстейн вряд ли была в состоянии справиться с внезапным потоком звонков, но это не волновало Гарри. Услышав в трубке ее истеричный голос, он решил первым делом избавиться от нее, когда все успокоится. Эта мысль немного подбодрила его, но он все еще не оправился от потрясения и чувствовал себя мерзко.
Ему не верилось, что Лиза лежит в своей спальне наверху мертвая и изуродованная. Пусть он никогда не любил ее, но он жалел ее. Какая смерть! Представив себе, как осатаневший головорез, пробравшийся в спальню, раз за разом обрушивает бронзовую статуэтку на беззащитное, осунувшееся от боли, жалкое лицо спящей, Гарри почувствовал тошноту.
Он просидел три часа, прислушиваясь к топоту ног над головой, на лестнице, в коридорах, к приглушенным голосам людей, которым не было дела до Лизы. Их интересовал только убийца.
