Росс МакДональд - Полосатый катафалк (Сборник)
— Не очень.
— Я и сам толком не понимаю. Знаю только, что прожил двадцать пять лет без этого ощущения. Двадцать пять лет делал что-то, наживал деньги, приобретал недвижимость. И вдруг Холли стала причиной, смыслом всего. И она поняла, когда я вот так объяснил ей. Мы уходили вдвоем далеко в горы. Я изливал ей душу, и она понимала. Она сказала, что любит меня и разделит мою жизнь.
Шок и виски воздействовали на него, как вакцина правды. В его голосе не было и тени самоиронии, ничего, кроме трагической иронии обстоятельств. Он построил свой недолгий брак на грезах и пытался убедить себя, что мечта была реальностью.
— Разделит и ваши деньги? — спросил я.
— Холли вышла за меня не ради денег, — упрямо возразил он. — Не забывайте, она же была восходящею кинозвездой с большим будущим. Правда, студия связала ее очень невыгодным контрактом, но, останься она в Голливуде, ей был бы обеспечен денежный успех. Ее агент говорил мне, что она обязательно станет звездой первой величины. Но ее-то не интересовали ни деньги, ни жизнь, какую ведут знаменитые киноактрисы. Она хотела приобрести культуру, стать по-настоящему образованной женщиной. Мы ради этого и приехали сюда. Думали вместе учиться, читать стоящие книги, заниматься музыкой и другими искусствами.
Он оглядел убогий ресторанчик так, будто угодил в ловушку. Мне вспомнились задрапированная арфа, белый концертный рояль.
— Ваша жена занималась музыкой серьезно?
Он кивнул.
— У нее ведь есть голос. Я нанял ей преподавателя пения. И преподавателя речи. Ей не нравилась ее собственная манера выражаться. Я сам говорю не так уж правильно, но все время должен был ее поправлять.
— Все эти уроки — инициатива была ее или ваша?
— Вначале только ее. У меня еще есть десяток лет в запасе, но мне не очень понравилось, что мы потратим из них год-два на приобретение культуры и так далее. И согласился только потому, что любил ее, был ей благодарен.
— За что благодарен?
— За то, что она вышла за меня. — Его как будто удивила моя тупость. Озадаченное выражение грозило навсегда застыть на его лице. — Я некрасив, я немолод. Собственно говоря, вряд ли у меня есть право винить ее за то, что она сбежала от меня.
— Но, может быть, это и не так. Гейнс, скажем, держал ее под прицелом.
— Нет. Я же видел, как он вышел из машины. Она сидела за рулем и ждала его.
— Ну так у него есть над ней еще какая-то власть. Она давно с ним познакомилась?
— Когда мы приехали сюда.
— Вы уверены?
Он покачал головой.
— Нет. Возможно, она была знакома с ним раньше и обманула меня.
— А ее прошлое вам известно? Откуда она? Какое у нее было детство?
— Тяжелое. Но почему и где оно прошло, я не знаю. Холли не любила говорить о себе. Когда мы поженились, она сказала, что намерена начать новую жизнь и не плакать над разлитым молоком.
— Вы видели ее родителей?
— Нет. Я даже не знаю, существуют ли они. Возможно, она их стыдится. И своего настоящего имени она мне не открыла, а вышла за меня под своим профессиональным псевдонимом.
— Она сама вам сказала это?
— Нет. Ее агент Майкл Спир. Я познакомился с ним осенью, когда добивался расторжения ее контракта. Он был долгосрочный и не содержал почти никаких зацепок.
— Вы не будете возражать, если я поговорю со Спиром?
— Только не рассказывайте ему, что случилось. — Голос Фергюсона стал почти жалобным. Прошлое раскрылось, точно рана, только вместо крови он терял душевные силы и энергию. — Мы должны оградить Холли, заслуживает она того или нет. Если бы мне только удалось вытащить ее из жуткой трясины, в которой она увязла…
— Большой надежды на это я не вижу. Но есть еще способ, которого мы не касались. В Лос-Анджелесе я знаю прекрасных частных сыщиков…
— Нет! На такое я не пойду!
Он стукнул кулаком по столику. Его бокал подпрыгнул и звякнул о мою тарелку. Из носа у него снова потекла кровь. Я встал и увел его.
— Едем к врачу, — сказал я в машине. — Вы, наверное, знаете какого-нибудь местного доктора. Если нет, поедем в больницу, в травматологию.
— С какой стати? Я нормально себя чувствую.
— Не будем спорить, полковник. Вы к какому-нибудь врачу здесь обращались?
— Я к врачам не хожу. Эти сволочи убили мою мать! — Голос у него звучал напряженно и пронзительно. Возможно, он это услышал, потому что добавил уже спокойнее: — Холли раза два была в больнице в Буэнависте.
— Очень хорошая больница. А кто ее врач?
— Тип по фамилии Тренч.
— Вы не ошибаетесь?
— Нет, доктор Тренч. — Он вопросительно посмотрел на меня. — А он что, шарлатан?
— Отнюдь. Он врач моей жены. Лучший акушер в городе.
— А ваша жена ждет… — Тут он полностью осознал все и не договорил.
— Да, — ответил я. — А ваша?
— Не знаю. Мы об этом никогда не говорили.
Я все больше убеждался, что не говорили они об очень многом.
17
Я заставил Фергюсона войти в больницу и записал его к хирургу-травматологу доктору Руту. Там у них все поставлено на широкую ногу и буквально для каждого человеческого органа имеется свой особый врач. Я оставил Фергюсона в приемной, предупредив, что вернусь за ним через полчаса. Он сел на край кожаного кресла с прямой спинкой, держа спину не менее прямо, точно каменное изваяние на старинной гробнице.
Когда я вошел в свою приемную, миссис Уэнстайн подняла глаза на часы.
— Почти два, мистер Гуннарсон. Надеюсь, вы хорошо перекусили?
— Спасибо за напоминание. Будьте так добры, позвоните моей жене и скажите, что я не успею заехать домой.
— Полагаю, она уже это поняла.
— Но все равно позвоните, хорошо? А потом соедините меня с Майклом Спиром в Беверли-Хиллз. — Я продиктовал адрес, который дал мне Фергюсон. — Думаю, телефон вам даст справочная. Я буду ждать в кабинете.
Закрыв дверь, я сел за свой письменный стол, положил на него старую газетную вырезку из бумажника Ларри Гейнса и в алфавитном порядке переписал все упомянутые в ней фамилии: Ван-Хорн, Вуд, Дотери, Дреннен, Занелла, Мак-Наб, Рош, Спенс, Треко, Хейнс. У меня уже сложился план.
Зазвонил телефон.
— Мистер Спир на проводе, — сказала миссис Уэнстайн. Одновременно мужской голос произнес:
— Майкл Спир слушает.
— Говорит Уильям Гуннарсон. Из Буэнависты. Я адвокат. Не могли бы вы уделить мне несколько минут?
— Не сейчас. Я в телецентре. Моя секретарша дала станции этот номер. А в чем дело?
— Оно касается вашей клиентки. Холли Мэй.
— Что Холли нужно?
— Это не телефонный разговор, — ответил я как мог интригующе. — Нельзя ли нам поговорить лично, мистер Спир?
— Пожалуйста. После трех я вернусь к себе, в контору. Вы знаете адрес? Рядом с бульваром Санта-Моника.
— Спасибо. Приеду.
Я повесил трубку и отнес миссис Уэнстайн свой список.
— У меня для вас небольшая работа. Если повезет, она займет четверть часа. Но не исключено, что и весь день, и еще несколько часов завтра. Пожалуйста, ничем другим не занимайтесь, пока не доведете ее до конца.
— Но мне необходимо заполнить для мистера Милрейса кипу налоговых деклараций.
— Подождут. Это дело не терпит ни малейшей отсрочки.
— Почему?
— Я объясню, когда оно кончится. Может быть. Не исключено, что вопрос идет о жизни или смерти.
— Правда?
— Вот в чем ваша задача. В пятьдесят втором году перечисленные здесь люди жили в каком-то небольшом городке. Надеюсь, что в Калифорнии. Название городка я не знаю. И мне необходимо его установить. Название городка.
— Вы это уже сказали. — Миссис Уэнстайн явно заинтересовалась. — Так что я должна сделать?
— Отправляйтесь с этим списком в телефонную компанию и сверьте его с их загородными справочниками, предпочтительно небольших городов. Найдите такой, где будут фигурировать эти фамилии, хотя бы значительная их часть. Начните с ближайших.
Она пробежала список глазами.
— А имена?
— Имена роли не играют. Когда найдете группу этих фамилий в одном справочнике, выпишите для меня адреса.
— Вряд ли это будет так уж просто. С пятьдесят второго года много воды утекло, а люди теперь все время переезжают.
— Я знаю. Но все-таки попытайтесь. Это правда крайне важно.
— Можете на меня положиться.
Фергюсон ждал меня в тени козырька у входа в больницу. Глаза его хранили все то же невидящее выражение. Он, казалось, не замечал ничего вокруг себя. Хотя мы говорили с ним на более или менее одном языке, я вдруг понял, насколько он чужероден в Южной Калифорнии. А то, что с ним происходило, удвоило эту чужеродность.
Я перегнулся через сиденье, чтобы открыть дверцу машины.
— Как ваш нос?
— Мне не до носа, — ответил он, усаживаясь рядом со мной. — Я разговаривал с этим вашим доктором. С Тренчем.
