Картер Браун - Жертва
— Ну что же, я выполнила свое обещание. Не забудьте и вы о своем.
— Не забуду, — пообещал я. — Но, признаюсь, вы выиграли от нашей сделки гораздо больше, чем я.
Я жестом попросил надзирательницу выпустить меня.
— Эй, лейтенант, смотрите только не загнитесь до моего суда.
— Постараюсь.
Я вышел на улицу. Было уже половина одиннадцатого, когда я добрался до своей квартиры. Самое неприятное время суток. Слишком поздно, чтобы строить какие-то планы и слишком рано, чтобы отправляться в постель, во всяком случае, одному.
Размышляя над этим вопросом, я налил себе виски.
« Пожалуй, я принял правильное решение «, — подумал я, наливая третий стакан.
Зазвонил телефон. Я неохотно снял трубку.
— Говорит морг. Не тратьте попусту время, названивая сюда. Здесь все умерли.
— Тогда кто же со мной говорит? — шаловливо поинтересовался женский голосок.
Из моего горла вырвался стон.
— Вы хотите сказать, что с вами кто-то говорит?
— Это Кенди, — сказала она, не обращая внимания на мой мрачный юмор. — Как вы поживаете, Эл?
— Как нельзя хуже. А вы?
— Мне одиноко, и я скучаю. Почему бы вам не заглянуть ко мне?
— Я уже на полпути, — крикнул я. — Скажите только, где вас искать. Где конец этого пути?
— Все там же, Баннистер-стрит.
Я почувствовал, как моя грудь медленно наливается свинцом.
— Вы хотите сказать, что вы у Корниша?
— Конечно.
— Что же я там буду делать? Играть с вами в бридж?
— Все в порядке, Эл, — проворковала она. — Все хорошо. По телефону долго объяснять. А о старикашечке Калве не беспокойтесь.
— Он что же, неожиданно отправился в Гренландию? — спросил я с надеждой.
— Все в порядке. Я вам объясню, когда приедете.
— О'кей!
Я вышел из квартиры в начале двенадцатого. Отличное время суток — достаточно рано для того, чтобы можно было строить планы и достаточно поздно для… впрочем, похоже, я повторяюсь.
Около половины двенадцатого я остановил свой , » хили» напротив дома Корниша. Нажимая на звонок, я все еще надеялся, что он улетел в Гренландию. Дверь отворилась, на пороге стояла Кенди. На лице ее гуляла радостная улыбка. Я почувствовал себя значительно лучше. Если бы Корниш был дома, дверь, несомненно, открыл бы он.
— Я так рада, что вы приехали, золотце мое, — проворковала Кенди. — Мне так надоело сидеть здесь.
Я вошел в холл и закрыл за собой дверь. На Кенди были лишь трусики и крохотный бюстгальтер, состоявшие преимущественно из кружев. На сей раз ее наряд был выдержан в розовых тонах.
— Ужасно жарко, — пояснила она, заметив мой взгляд.
— Да-да, атмосфера так и накаляется, — согласился я. — А что с Корнишем?
— Он здесь, — ответила она равнодушно.
Я так и подпрыгнул.
— Здесь?! — повторил я каким-то придушенным голосом. — Что за странная идея, сокровище мое?
— Я же вам сказала, что все в порядке, — отмахнулась Кенди. — Но, по-моему, будет лучше, если вы взглянете на него, он в гостиной.
— Надеюсь, у него нет при себе оружия?
— Оружия? — Она едва не захлебнулась от смеха.
— Пойдемте, помашете ему ручкой. — Она подхватила меня под руку и потащила в гостиную.
В дверях Кенди остановилась.
— Вот! — провозгласила она. — Вот и мой старикашечка!
Корсетный король распластался на полу. Его великолепные трусы несколько утратили свой блеск, а спортивная рубашка давно подрастеряла свой спортивный вид.
Плечи его были прижаты к кушетке, а подбородок покоился на груди.
Когда мы вошли, он замотал головой из стороны в сторону, его подбородок немного приподнялся. Он бессмысленно уставился на меня. Через мгновение подбородок упал на грудь. В двух футах от Корниша валялся стакан, рядом были навалены пустые бутылки из-под шампанского и шотландского виски, в лужице воды плавали остатки льда. Вертикальное положение занимал лишь один-единственный предмет — недопитая бутылка имбирного пива.
— Ух! — выдохнул я.
Кенди довольно хихикнула.
— Ух-ух — так и есть! Какой же здесь беспорядок!
Все вверх дном. Взгляните на эту образину. Для того чтобы придать ему нормальный вид, мало одного корсета «Стеррайт».
— Мое восклицание «ух» относилось к имбирному пиву, — сказал я. — Мне больно видеть, как этим пойлом оскорбляют благородный шотландский напиток.
Настоящий пьяница должен был найти более приличных спутников для виски, нежели шампанское и имбирное пиво.
— А Калв вовсе не пьяница. Он держит спиртное исключительно для гостей, сам же не притрагивается к нему. В том-то все и дело. По-моему, этот коктейль добил его. Видели бы вы его полчаса назад. Он носился по дому и орал, что перережет себе горло.
— Из-за чего вся эта драма? Что у вашего старикана стряслось?
Кенди рассмеялась:
— Неприятности по службе.
— Неприятности по службе?
— Да. Калв говорит, что человек, который помогает прятать под корсетом женскую красоту, не имеет права на спокойную жизнь.
— Мне казалось, что ваш вид должен был поднять ему настроение.
— Эл, вы когда-нибудь слышали выражение «мертвецки пьяный»?
Она прошла в комнату и склонилась над Корнишем.
Зрелище, которое при этом предстало моему взору, было значительно приятнее того, что увидела она.
— И подумать только, все это из-за того, что он замахнулся на вас, — хихикнула Кенди.
— Замахнулся на меня? Эй, подождите-ка, о чем вы толкуете? Это же было вчера ночью. Какое это имеет отношение…
— К вашему сведению, дорогой мой, это медицинский кутеж.
— Какой-какой?!
— Медицинский. Он хотел излечиться от головной боли, которую заработал, когда хотел вас ударить, да промахнулся и стукнулся головой о кровать. Придя в себя, Калв решил хлебнуть пару стаканчиков от головной боли, и ему это очень понравилось. С тех пор он только этим и занят.
— Я думаю, Кенди, что вам следовало бы спрятать бутылки подальше, а то завтра он проснется с головной болью и снова начнет курс лечения. И так может продолжаться много дней подряд. Как в санатории. Подумать только. Неплохой способ убить пару недель.
Я поднял с пола бутылку и разочарованно вздохнул: дна была пуста. Я с сожалением поставил ее на столик и сказал:
— Надо убрать тело.
Я подхватил жертву алкоголя под мышки и потащил в спальню.
«Интересно, кто тяжелее: мертвый или мертвецки пьяный?»
Потом я спросил Кенди, куда пристроить «старикашечку». Она наполеоновским жестом указала на кровать. Я с трудом смог отвести взгляд от ее фигуры в прозрачном бюстгальтере и таких же эфемерных трусиках. Кое-как мы взгромоздили Корниша на кровать.
Я заботливо подоткнул одеяло, оставив снаружи лишь то, что находилось выше носа, — на тот случай, если производитель корсетов решит усладить публику мелодичным храпом.
— Мне пришла в голову отличная идея, куда можно спрятать выпивку, — весело сказал я, выходя вслед за Кенди из спальни.
— Что касается меня, то я чувствую новый приступ головной боли, — простонала она. — Скорее к медицинскому шкафчику! — с этими словами Кенди устремилась к бару, достала новую бутылку и пару стаканов.
— Вы очень любезны, сестрица, — с чувством сказал я, когда она вручила мне наполненный до краев стакан. — Должен заметить, что мне очень нравится новая форма медперсонала в вашем санатории или, может, это клиника? Вам чрезвычайно идет эта форма, кроме того, она гораздо дешевле формы сиделок из монастыря Святой Барбары.
Кенди некоторое время сидела молча, закрыв глаза.
— Эл, — наконец пробормотала она, — я уже не способна по достоинству оценить остроумный диалог. Сейчас у меня два желания — пить и любить.
— Я вполне могу составить вам компанию и в том, и в другом, — любезно предложил я.
— Я знаю, — проворковала Кенди. — Почему бы тебе не выключить свет и не снять галстук. А я переберусь на кушетку.
Она залпом проглотила виски и направилась к кушетке. На полпути она остановилась и взглянула на меня.
— И брюки тоже!
— Кенди, ты сторонница метода исключения? — поинтересовался я.
— Скорее, метода совращения, — лениво пробормотала Кенди. — Не все ли равно, как это называется. — Она устроилась на кушетке.
— Ты умная девочка.
— Черт возьми, меньше всего я хотела бы услышать сейчас именно эти слова! — возмутилась она. — Если ты предпочитаешь захватить с собой молитвенник, скажи об этом прямо. Я тогда разыщу свое вязанье.
— Я пошутил, — сказал я смиренно. — Честное слово, пошутил.
Чтобы доказать это, я выключил свет. Потом развязал галстук, бросил его на пол и стал на ощупь пробираться к кушетке. Кенди ухватила меня за руку, притянула к себе и прижалась всем телом. Наши губы встретились, и я ощутил дрожь нетерпения, сотрясавшую ее восхитительное тело.
Домой я вернулся только к утру, в половине пятого, и проспал до одиннадцати часов. Десять минут под ледяными струями и пара чашек крепкого кофе несколько улучшили мое самочувствие. Я побрился, оделся, закурил первую на сегодня сигарету и зашелся в ритуальном утреннем кашле. Откашлявшись, я вспомнил о Кенди. Интересно, она все еще на Баннистер-стрит? По-прежнему пытается спасти Корниша от головной боли и опасностей в виде бутылок и корсетов', подстерегающих несчастного?
