Джек Хиггинс - В аду места нет
— Миклос Давос, — оказала она шепотом.
Брейди нахмурился.
— Вы хотите оказать, нефтяной магнат?
Она кивнула.
— Некоторые считают, что см самый богатый человек в мире, мистер Брейди. Я знаю только одно — что он самый злой и порочный.
— Расскажите мне, что случилось в ту ночь, — попросил Брейди.
Голос ее, когда она начала вспоминать, звучал как будто очень издалека.
— Моя дочь занималась позорным ремеслом, мистер Брейди. Она была «мадам» — хозяйкой борделя — назовите, как хотите. У нее было много собственности, записанной на ее имя; большая ее часть в действительности принадлежала Давосу.
— Она была влюблена в него?
— Влюблена? — старуха хрипло расхохоталась. — Да он ею вертел, как хотел. Для нее он всегда был прав. Она приводила к нему целые вереницы молоденьких девушек, и все ради того, чтобы он мог удовлетворить свои противоестественные желания и мучить их. Он был жестокий извращенец, садист, беспрерывно гоняющийся за новыми ощущениями.
— А как сюда попала Мари Дюкло?
Старуха пожала плечами.
— Это была француженка, которая пришлась ему особенно по вкусу, не знаю уж почему. Она поселилась в квартире наверху, а другой жилец выехал. Два месяца подряд он ходил к ней.
— Через кладбище? — опросил Брейди.
Она покачала головой.
— Нет, он пользовался этим путем только ту неделю, когда ремонтировали дорогу. Ему не хотелось, чтобы ночной сторож видел, как он входит в дом.
— Но почему он убил девушку?
— Она пыталась его шантажировать. Глупее ничего нельзя было выдумать — он был подвержен самым необузданным приступам бешенства. Когда он в ту ночь пришел к моей дочери, я прошла вслед за ними через кладбище и подслушала, как он рассказывал ей, что он сделал. Единственное, что ее беспокоило — так это что у него могут быть неприятности.
— И что же вы сделали?
Она пожала плечами.
— А что я могла сделать? Я старая женщина, и я слушала дочь, которая давно уже стала мне чужой. Он ей оказал, что есть один выход — что все, что им нужно — это козел отпущения, чтобы утихомирить полицию. Им не пришлось далеко ходить — ведь Набережная здесь, в конце улицы. Первый же пьянчуга на первой скамейке сгодился бы.
— И это был я, — с горечью сказал Брейди.
Легкое дуновение коснулось его затылка; дверь скрипнула. Он медленно повернулся; рука его скользнула в карман плаща. Знакомый голос произнес:
— Прошу вас, не двигайтесь, мистер Брейди.
Харас вошел в комнату; свет лампы блеснул на его очках. Брейди медленно поднял руки; венгр взял у него «маузер» и сунул его в карман.
— Можете опустить руки.
В руке у него был револьвер, а на губах — самодовольная усмешка.
— Простите, что я задержался, но на Оксфорд-стрит была пробка, и я застрял и упустил вас из виду. Я дожидался у Карли-Мэншенз, кстати сказать. Меня страшно огорчило, когда я увидел, как вы улизнули от полицейских, но почему-то я подумал, что вы можете появиться здесь. А знаете, у вас неплохо получается, Брейди.
— Для первого же пьянчуги на первой скамейке, — сказал Брейди с горечью.
— Ага, так значит, старая ведьма распустила язык? — Венгр ухмыльнулся. — Придется принять какие-то меры.
Он стоял довольно далеко от стола; губы его расплывались в самодовольной ухмылке. Мадам Роз посмотрела на него в упор.
— Ты — грязная свинья, — сказала она и начала подниматься.
— Оставайтесь на месте! — рявкнул Харас. Когда венгр на мгновение перевел глаза на старуху, Брейди схватил настольную лампу и выдернул шнур из розетки; комната погрузилась во тьму.
Харас выстрелил дважды; старуха вскрикнула и, неловко согнувшись, упала на пол. Она лежала в пятне света от электрического камина, и кровь струилась у нее по лицу из зияющей раны на лбу.
Брейди на мгновение присел за большим, с широкой спинкою, креслом, потом потихоньку, пригибаясь за старомодным диваном, стал пробираться к двери.
Харас по-прежнему стоял у стола, и Брейди видел темный силуэт его тучной фигуры в неярком свете электрического камина.
— Тебе не выйти отсюда, Брейди, — оказал он. — У тебя нет ни малейшей надежды. Оба пистолета у меня.
Брейди помнил, что в револьвере у Хараса было четыре патрона, и он уже истратил два из них. Он присел между креслом и стеной в паре ярдов от двери и осторожно взял маленькую фигурку фарфоровой кошечки с низкого журнального столика рядом с собой.
— Мое терпение кончается, Брейди, — предупредил Харас, и в голосе его послышалось раздражение.
Брейди швырнул статуэтку в угол напротив. Она ударилась в стену, и венгр тут же повернулся и выстрелил дважды подряд. Брейди подскочил к двери, рванул ее и бросился по коридору в глубину дома.
За спиной у него раздался яростный рев. Он вбежал в просторную кухню и метнулся прямо к дверям в ее дальнем конце. Они оказались закрыты. Брейди отчаянно возился о ключом, когда услышал знакомый приглушённый кашель «маузера»: пуля отколола щепки у него над головой.
Он наконец открыл дверь и по лестнице, перескакивая через ступеньки, сбежал в сад. Прямо перед ним высилась стена, за ней лежало кладбище.
Когда он подбежал к деревянной калитке, Харас уже был на середине дорожки. Брейди дважды ударил ногой в калитку, раскалывая хлипкое дерево около замка. «Маузер» опять кашлянул, но он был уже на той стороне и бежал, пригибаясь, между могилами.
Свет все еще струился из больших окон церкви, расцвечивая сгущающийся туман яркими красками; Брейди присел за высоким надгробием и прислушался. Ничего не было слышно; минуты через две он снова, пригнувшись, двинулся между могилами; он обошел вокруг колокольни и ненадолго остановился.
Орган снова играл — приглушенно, почти неслышно. Брейди чувствовал, как пот струится у него по лицу. Впереди протянулась подъездная аллея, ворота на улицу были открыты. Харас шагнул из-за парящей фигуры кариатиды; свет лампы сверкал на его очках.
Венгр, очевидно, обошел вокруг церкви с другой стороны. Он поднял «маузер», и Брейди быстро отступил в темноту, к подножию колокольни, и начал взбираться по переплетению стальных лесов.
Спустя несколько мгновений туман поглотил его; он быстро поднимался, ловко перебираясь с балки на балку. Через пару минут он подтянулся и поднялся на узкий помост; дальше идти было некуда.
Он стоял там, насторожившись, прислушиваясь к каждому звуку. Долгое время было тихо; только ветер задувал сквозь туман, пробирая его до костей, так что Брейди невольно вздрогнул.
Он двинулся вдоль помоста; неожиданно доски скрипнули, и Харас тихо оказал:
— Я знаю, что вы здесь, Брейди.
«Маузер» кашлянул, и пуля просвистела в ночи; Брейди осторожно отклонился назад, в то же время снимая плащ.
Он снял его, ногой одновременно нащупав железную трубу, шедшую через помост и исчезавшую где-то за краем.
Харас быстро шагнул к нему, вытянув руку. Он выстрелил; пуля ударилась о стальную опору и отлетела, и Брейди кинул свой плащ прямо ему в лицо. Венгр придушенно вскрикнул, отшатнулся и, оступившись, полетел вниз с помоста. На какую-то леденящую долю секунды он словно бы повис в воздухе; потом туман поглотил его.
Руки у Брейди дрожали, рубашка была мокрой от пота, но он, не колеблясь ни минуты, перелез через край помоста и начал спускаться.
Харас лежал на спине на дорожке, довольно далеко от колокольни; над ним склонился старик-священник. Когда Брейди подошел, он поднял глаза.
— Он мертв? — спросил Брейди.
Старик кивнул.
— Боюсь, что да.
Глаза венгра закатились; он невидяще уставился на Брейди; на губах у него была кровь.
— Несколько минут тому назад он убил женщину, — сказал Брейди. — Там, в бывшем доме церковного сторожа.
Старый священник медленно встал.
— Вы хотите сказать — миссис Гордон? Но почему?
Он подошел поближе, всматриваясь в лицо Брейди; в глазах его что-то мелькнуло.
— Вы — Мэттью Брейди, не так ли? Вы тот человек, которого ищет полиция. Я видел ваш снимок в газете сегодня вечером.
Брейди повернулся и быстро зашагал прочь. Выйдя на улицу, он побежал.
Через несколько минут он уже ехал в машине, прочь от этого места.
Глава десятая
Миклос Давос жил в Мейфере — Брейди узнал это из справочника в первой же телефонной кабине, куда он зашел. Когда он шел обратно к машине, руки у него еще дрожали, и он закурил, прежде чем ехать дальше.
Сейчас священник уже связался с полицией, и они уже знают, что он на свободе, в Лондоне. Как только они узнают о смерти Джейн Гордон, ее матери и Хараса и сопоставят их между собой, погоня возобновится с новой силой.
Выход был только один. Найти Давоса, выжать из него правду — поскольку он был единственным на земле человеком, который знал, как оно обстояло на самом деле.
