Пошел купаться Уверлей - Высоцкий Сергей Александрович

— Вы что безобразничаете! Сейчас вызову полицию.

— Да вот же, вот мои документы! — Якушевский достал удостоверение и показал женщине. Только сейчас он по-настоящему разглядел ее. Женщина была совсем молодая и красивая. То ли шатенка, то ли брюнетка. Дмитрий всегда в этом путался.

— Что вы мне суете какие-то корочки, — сказала шатенка-брюнетка. — По радио все время предупреждают — не открывайте незнакомым людям. Ходят полчищами по квартирам всякие аферисты. И как я вас в «глазок» не заметила? Ни за что бы дверь не открыла!

— Так это же вы сами открыли дверь, — улыбнулся капитан. — Я даже позвонить не успел. В следующий раз приду к вам в форме.

— Еще чего! Так я вас и пустила. Хоть генеральскую форму напяльте…

— Да вы удостоверение-то почитайте! До генерала мне еще далеко. Только до капитана дослужился.

Похоже, что эти слова успокоили женщину. Но удостоверение она так и не прочитала.

— Ну и чего вам надо?

— Вас как зовут?

— Князева.

— Надо же. Как официально. Так вот, гражданка Князева, вы не видели в последние два-три дня незнакомых людей в доме?

— Да они мне все незнакомые. С кем поздороваешься, с кем — нет, — ворчливо пробормотала она. И внимательно оглядела Якушевского.

«А глазищи-то, глазищи, — подумал капитан. — Такие могут ожоги оставить».

— Вы куда-то собрались уходить?

— А вам что за дело?

— Да это я просто так спросил. Что мы в дверях стоим? Давайте или туда, или сюда. Неудобно на пороге разговаривать.

— Отвернитесь! — приказала она. — Я дверь закрою.

— Ну-ну! — Дмитрий повернулся спиной к женщине. — Только учтите, оперативники из УГРО и затылком видят.

— И много у вас в уголовке таких шутников?

— Через одного.

Князева довольно долго гремела ключами. Что-то у нее не ладилось.

— Не помочь? — спросил Якушевский.

— Можете поворачиваться.

— Вот спасибочки.

Он обернулся и увидел, что девушка смеется.

— Ах вот как! Разыграли дурака на четыре кулака?

А сам подумал: промах допустили товарищ капитан. Даже и к красивым женщинам нельзя спиной поворачиваться. Они-то и могут быть особо коварными.

— Ну, чего у вас?

— Подойдем к окну?

Окно, наверное, лет десять уже не мыли. Улица за ними выглядела как в тумане, а проржавевшую отмостку загадили голуби.

Оба встали так, чтобы не касаться подоконника.

— Последние дни вам никто посторонний не попадался?

— Это в связи с покойником из сорок первой?

— Так попадались посторонние?

— Так бы и сказали.

Он усмехнулся. Как будто с этого вопроса и не начал разговор.

Девушка задумалась, рассеянно глядя на немытое окно. Потом сказала:

— Выходил один певун из парадной. Но еще до того, как дед умер. Наверное, накануне.

— Певун?

— Ну, да. Чего-то напевал.

— Коля пел, Борис молчал…

— Толя пел.

— Так вы знаете, как его зовут? — обрадовался Якушевский. — Ваш знакомый?

Девушка укоризненно посмотрела на капитана.

— Скажете тоже. Это у Михалкова стихи такие. «Толя пел, Борис молчал. Николай ногой качал».

— А я-то обрадовался…

— Очень надо?

— Очень!

— Песенку-то я знаю. Знала. Но не помню. В ней еще какое-то имя заковыристое, но очень знакомое. Но я тоже не могу сейчас вспомнить.

— Прямо как лошадиная фамилия.

— Ну, лошадиную-то я помню. Овсов.

«Этой девушке палец в рот не клади, — подумал Дмитрий. — Все-то она знает». Сам он фамилию Овсов не помнил.

— Визитку дадите?

— А почему не дать? Дам.

— В книжках всегда так пишут: «Вот вам мой телефон, если что вспомните, позвоните».

— Вспомните «заковыристое» имя, позвоните?

— Позвоню. У вас телефон тут только служебный? — спросила она, рассматривая визитку.

— Ага.

— Ну-ну. — Девушка спрятала полоску картона в сумочку и помчалась вниз по лестнице. Ее каблучки звонко застучали по ступеням.

«Даже лифт не стала вызывать, — с сожалением подумал Якушевский. — И не попрощалась. Нахалка».

Как бешеный зазвонил телефон. Он всегда так звонил. Чтобы инспекторы не спали? Дмитрий пытался как-то его «утихомирить» и даже разобрал. Но когда снова собрал, телефон стал трезвонить еще сильнее. Капитан был с техникой на «вы».

— Это капитан Якушевский?

Голос мелодичный и вроде бы знакомый. Но женщин с таким приятным голосом капитан не знал. Только…

— Лидия Павловна?

— Вы меня узнали?

— Конечно. У вас такой милый голосок!

Дмитрий тут же поморщился. Слово «милый» ему совсем не нравилось. Но вот поди ж ты, сорвалось с языка!

— Спасибо! А я вспомнила, что напевал тот человек…

— Стоп, стоп! Это не для телефона! — заорал он, испугавшись, как бы женщина не произнесла громко такие нужные ему слова.

Наверное, Князева испугалась неожиданного порыва капитана и замолчала.

— Это для меня очень важно, — сказал он мягко. — Но лучше, если вы расскажете мне при личной встрече. Вы не подумайте…

— Можете не рассусоливать. Я понятливая. Когда встретимся? И где? У меня мало времени…

— Назначайте. Я уже бегу…

— Так, — голос у нее построжал. — Сейчас без пятнадцати два. В половине третьего у главного входа в ЦУМ. Подходит?

— Вполне.

Она стояла у края тротуара о чем то задумавшись, невидящими глазами уставившись на пеструю толпу покупателей, в основном женщин, втекающую и вытекающую в широкие двери универмага. Мужчины, кто открыто и одобрительно, кто с явной наглецой, кто исподтишка, бросали на нее заинтересованные взгляды. И капитан, медленно пробиравшийся к ней сквозь толпу, рассердился! Что она тут выставилась на обозрение! И тут же себя одернул: а кто ей здесь назначил свидание? Да и какое твое дело? Ты ей муж что ли?

Князева заметила его и помахала рукой.

— Капитан, капитан!

Люди стали оборачиваться.

Да, с ней в разведку не пойдешь, улыбнулся Якушевский. Такая непосредственность.

— Дмитрий Антонович! — снова закричала Князева, решив, что он не увидел ее. — Я здесь!

«Разве я называл ей свое имя? Или не называл?» — подумал Якушевский и насупился.

Они перебежали улицу и осмотрелись. В скверике было совсем мало народу, почти все скамейки пустовали.

— Присядем? — показал капитан на одну из них. Огромный куст цветущей сирени шатром нависал над ней.

— Ой как красиво! — сказала Лидия Павловна. — А у нас криминальные разговоры. Правда?

— Правда. Так сядем или нет?

— Конечно сядем. Хоть я и спешу…

Она подстелила под свою белую юбку платочек и осторожно села.

— А вы? У вас есть что подстелить?

— Обойдусь. — Якушевский сел и сказал: — Ну, выкладывайте, чего он там пел?

Он специально говорил грубовато, потому что боялся опять сказануть что-нибудь вроде «миленького голоска».

— Он пел «пошел купаться Апулей». А ведь Апулей это писатель? Тот, который про Золотого осла… — Она покраснела.

«Знает кошка, чье мясо съела», — внутренне усмехнулся капитан.

— Нет, Лидия Павловна. Апулей тут ни при чем. Наверное, он пел: «Пошел купаться Уверлей, оставил дома Доротею…»

— Нет, про Доротею он не пел. Это я бы запомнила.

Якушевский заулыбался. И расслабился. Он уже был уверен, что незнакомец пел эту редко встречающую в наше время песню про незадачливого Уверлея, а, значит, шансы найти его возрастали. Это вам не какая-нибудь общеизвестная лабуда, вроде «бу-бу-бу-ру-ру-ру».

— Вы довольны? — спросила Князева.

— Еще как! Готов вас расцеловать.

— Ну, нет! — запротестовала она. — Вы что? Смеетесь?

— Да шучу, шучу. — Капитан смотрел на девушку и улыбался. — А что, так противно?

— А я еще и номер машины запомнила, — не ответив на его вопрос, сказала Лидия Павловна. — Ну не весь… только слова.

— Какие? — посерьезнел Якушевский.

— Очень запоминающееся. Аут.

— Ну, молодчина, ну, молодчина! Вы подумайте, может, еще чего-нибудь вспомните. Телефон вы знаете.