Микки Спиллейн - Долгое ожидание
Я захлопнул дверцу и обернулся. Коп все еще стоял на том же месте, но его лицо перекосилось от злобы, и он силился понять, как он умудрился дважды так крепко ошибиться, приняв меня сначала за сопляка, а потом за дохляка.
Такси выскочило на главную дорогу, и я откинулся на спинку сиденья, назвав водителю адрес: отель «Хэзэвей Хаус». Я смотрел на калейдоскопические узоры рекламных огней и думал, что родной город встречает меня неприветливо.
Но ничего другого я и не ожидал.
Глава 2
Водитель подал посыльному отеля условный знак, и тот рванулся ко мне. Если бы у меня в карманах гулял ветер, я бы не удостоился подобного обращения. «Хэзэвей Хаус» — лучший отель в городе, в нем останавливаются только те, кто дружит с деньгами. Посыльный и администратор тоже имели свою систему знаков, потому что я получил кучу самых ослепительных улыбок и никто не просил меня заплатить вперед. Посыльный сделал все, что ему полагается, и заработал пятерку.
Он положил ключ на стол и спросил:
— Желаете что-нибудь, сэр?
— А что у тебя есть? — осведомился я.
— Все, и притом все самого высшего качества. Виски, если хотите. Женщины.
— Какие женщины?
— Вы не разочаруетесь.
— Женщины — может быть. Только, наверное, в другой раз.
— Само собой, как прикажете. Если что, спросите Джека. Это я. — Он ухмыльнулся половиной рта. — В этом городе я могу вам достать все, что пожелаете.
По его глазам было видно, что это действительно так.
— Я воспользуюсь твоими услугами, — поблагодарил я его.
Он кивнул и закрыл за собой дверь. Я запер ее на замок и на защелку и скинул одежду. Потом достал из чемоданчика свежее белье и носки, бросил их на постель, а все остальное запихал обратно в чемодан. Завтра я выкину это старье в мусорный ящик и куплю себе новую одежду.
Мне не терпелось залезть в ванну и хорошенько вымыться, чтобы вздохнула с облегчением каждая клеточка кожи, а потом забраться в белоснежную постель и оставаться в ней до тех пор, пока я не почувствую себя хорошо отдохнувшим — настолько, чтобы мне захотелось встать.
Разбудило меня солнце. Сначала его лучи упали мне на ступни и стали медленно подниматься к лицу, согревая все тело, пока наконец не вонзились тысячами стрелок в глаза. Утро занялось прекрасное, и я подумал, что это хорошее начало. Я потянулся, встал и поглядел в окно. Погода была воистину божественная, и город казался даже красивым. Трудно поверить, что этот район называют Маленьким Рено: бары и игорные дома были еще закрыты, улицы безмятежно спокойны, а если не считать женщин в районе магазинов и пьяного, валявшегося в сточной канаве, то и пустынны. Подошла собака, понюхала счастливого алкаша и ушла.
Я принял душ, чтобы смыть остатки сна, чисто выбрился, вызвал горничную и заказал завтрак. Потом попросил девушку на коммутаторе соединить меня с каким-нибудь магазином готового платья и быстро перечислил все необходимые мне вещи. Я только что закончил завтракать, когда вошел сияющий посыльный со свертком в сопровождении портного, который должен был подогнать мой костюм. У меня нет каких-нибудь выдающихся физических достоинств, как, впрочем, и недостатков тоже, так что им пришлось совсем немного повозиться со мной, и то лишь потому, что я не очень маленький парнишка.
Клерк ушел довольный с парой сотен баксов и щедрыми чаевыми, а мне для полного счастья не хватало только постричься.
Парикмахерская — это не только место, где вас стригут и бреют. Неизвестно почему, но, кажется, все парикмахеры — это неудавшиеся репортеры, ораторы и джентльмены в одном лице. Пока вы втиснуты в кресло, они заставляют вас выслушать столько информации, что телекомментаторы новостей покраснели бы от зависти. Я попросил постричь меня как можно короче — и это все, что мне удалось сказать. Потом говорил только он. Сначала пересказал все замусоленные сплетни о жителях, затем поговорил о том, как бы он управлял городом, будь он мэром, после чего коснулся национальной политики, перескочил на первую мировую войну, потом перешел ко второй и, оказывается, даже знал все про третью.
Если бы я слушал его, то, может быть, заметил бы, что он потерял нить своих рассуждений, когда сосредоточился на выбривании кожи вокруг моих ушей, но я обращал слишком большое внимание на ритм, в котором старый негр наводил лоск на мои новые штиблеты. Мастер сдернул полотенце и кивнул мне в зеркале. Я подумал, что у него смешное лицо. На нем появилась улыбка фарфоровой куклы, когда он взял доллар, и что-то в горле заставило подпрыгнуть его галстук.
Я надевал пиджак, когда посыльный, который обещал достать все, что угодно, просунул голову в дверь и улыбнулся мне.
— Мне показалось, что вы вошли сюда. Там вам звонят. Он говорит, что это важно, и я попросил подождать, пока разыщу вас.
— Спасибо, — поблагодарил я и дал ему четверть доллара.
Мы вышли в вестибюль, он указал на ряд кабинок.
— Номер четыре.
Я закрыл дверь, взял трубку.
Мне казалось, что я чересчур популярен для человека, который никогда не был в Линкастле.
— Хелло, — голос осекся. — Джони?
Я ответил:
— Да.
И стал ждать, что будет дальше.
— Что же ты молчишь, мальчик? Боже мой, ты так быстро сбежал от меня вчера. Я всю ночь искал такси, которое увезло тебя в город.
Он как будто полагал, что я знаю, с кем говорю. Скорее всего, это был старикан с вокзала. В его голосе звучали интонации, с какими обычно объявляют об опоздании поезда.
— Извини, папаша, — сказал я, — долго добирался и устал с дороги.
Слова хлынули из него, как вода, прорвавшая плотину.
— Джони, мальчик, в своем ли ты уме? Что за причуда вернуться обратно?! Сейчас же уезжай из этого отеля. Приходи ко мне. Я всю ночь не сомкнул глаз, все думал. Лежал и думал. Тебя схватят, и ты знаешь, что они сделают. Не мне рассказывать тебе об этом городе. Ты же знаешь, что случится, как только ты выйдешь за дверь. Сейчас же вызывай такси и жми сюда, слышишь? Через тридцать минут на Запад уходит автобус, билет у меня.
Я поглядел в окно кабинки и увидел, как они вошли. Двое. Тот, что вчера вечером околачивался на вокзале, наверное, когда-то был борцом или боксером. Второй чуть поменьше, коренастый и полный. У него было лицо совершенно счастливого человека, который только что раздавил змею. Боковой карман оттопыривался, как и у первого. Два пузатых кармана. Два револьвера.
Я сказал в трубку:
— Слишком поздно, папаша. Они уже здесь.
— О, Боже мой, Джони!
— Увидимся позже, папаша.
Я повесил трубку и открыл дверь кабинки. Борец-боксер смотрел на лифт и не видел, как я вышел. Другой полицейский разговаривал с администратором и заставил парня рыться в регистрационных карточках, когда я подошел и остановился около него.
Скорее всего он не ожидал ничего подобного. Он смотрел на карточку, на верхней строчке которой было написано «Джони Макбрайд», и беззвучно ругался, когда я сказал:
— Меня нетрудно найти, приятель.
Казалось, его пальцы проползли под рубашкой до шеи и стянули кожу с лица. Он выронил карточку, и его руки медленно потянулись ко мне, чтобы разорвать на части прямо здесь, прямо сейчас. Я несколько секунд смотрел на него сверху вниз, а потом спокойно сказал:
— Как только твои лапы коснутся меня, я врежу прямо по твоим ослиным ушам.
Его руки замерли на полпути к моей шее, а глаза стали вылезать из орбит и не выпали на пол только благодаря какому-то чуду природы. Борец-боксер, с дубинкой наизготовку, уже спешил ему на подмогу. Он посмотрел на меня, потом на своего напарника и хмуро спросил:
— Этот?
Поймав чуть заметный кивок, он снова повернулся ко мне.
— Ладно, — сказал он.
Я улыбнулся им обоим.
— Надеюсь, ваши головы не такие тупые, как ваши лица. Попробуйте только тронуть меня, и держу пари, отсюда вынесут троих.
Я улыбнулся еще шире и задержал взгляд на дубинке.
Полицейский с дубинкой выдавил довольно сносную улыбку.
— Ты кажешься крутым парнем и, наверное, сделаешь то, что говоришь. — Но дубинку он все же убрал.
Другой пялился на меня в совершенном изумлении.
В его глазах застыли смерть и ненависть. Потом он чуть сощурился, и лицо его исказила страшная гримаса.
— Двигай, Джони. Топай вперед, а я буду молить дьявола, чтобы ты побежал. Я буду молить его, чтобы ты попытался сделать это, и я мог бы всадить тебе пулю в спину.
Меня нелегко напугать. Сказать по правде, меня вообще невозможно напугать. Все, что когда-то могло меня напугать, уже случилось, и теперь не осталось ничего, чего бы я испугался. Я посмотрел на них так, чтобы они это поняли, и они это поняли. Потом я развернулся и пошел впереди них к полицейской машине, сел на заднее сиденье, и они стиснули меня с обеих сторон. Борец пробормотал себе под нос пару фраз, и по голосу было ясно, что он доволен собой. Другой сидел молча. Когда он не косился на меня, он смотрел прямо перед собой.
