Грегори Макдональд - Флинн при исполнении
— Это ты, пап? В доме сущий бедлам, ничего не слышно!
У Флинна не было ни малейших сомнений на тему того, кто звонит. Он знал, только его девятилетний сын Уинни способен сказать «сущий бедлам». По крайней мере, он был уверен, что Уинни — единственный на свете девятилетний мальчик, который может сказать такую вещь.
— Что случилось, Уинни?
— Ну, понимаешь, Рэнди и Тодд считают, что Дженни слишком много времени проводит в ванной.
— В доме две ванные комнаты.
— Да, но они считают, что Дженни стала слишком много о себе воображать.
— У нее есть к тому все основания, — заметил отец хорошенькой тринадцатилетней дочери.
— Да, но они уверены, что она там строит перед зеркалом разные гримасы. Кокетничает, кривляется.
— Но ведь наверняка они этого знать не могут, верно?
— Есть доказательства! Каждый раз, когда она выходит из ванной, напускает на себя такой вид… ну, словно кинозвезда перед публикой. Ну, ты меня понимаешь. Такое выражение, «смотреть — смотри, а трогать не смей!»
— Короче говоря, снисходительное.
— Да, точно. Ну и вот, Рэнди и Тодд решили, что не желают быть больше публикой. И протестуют.
— И в чем же выражается этот протест?
— Они подкатили пианино к ванной и приперли дверь.
Флинн представил себе эту картину. Как двое его сыновей, близнецы, проделывают все это. И не просто проделывают, действуют оперативно и почти бесшумно.
— Ну и?..
— Ну и Дженни теперь не может выйти.
— В ванной есть окно.
— Да, но оно совсем маленькое и высоко. И потом, из него можно запросто сверзиться вниз, на землю. Ну и Дженни начала кричать и плакать. Говорит, что теперь опаздывает из-за этого на плавание. И знаешь, она не врет.
— Дженни никогда не врет.
— Ну, и тогда за дело взялась мама.
— Хорошо.
— Ничего хорошего. Пол оказался слабый…
— О господи, только не это!
— И одна ножка пианино провалилась и застряла. И пианино заклинило. И Дженни не может выйти. Сидит в ванной и плачет. А Рэнди и Тодд ржут. А мама носится по всему дому, то вверх, то вниз, то на чердак, то в подвал, и кричит, что она, должно быть, повредила какие-то там провода или трубы.
— Послушай, Уинни, а откуда у тебя этот телефон?
— Ну как откуда… Был записан в блокноте, на телефонном столике. И я решил позвонить тебе. Чтоб ты придумал какой-нибудь выход. Должен же быть какой-то выход, па. Весь этот бедлам продолжается уже целый час.
— Неужели мальчики не могут приподнять пианино?
— Говорят, что не могут, па. Только делают вид, что стараются, а сами валяют дурака. Кряхтят, пыхтят, закатывают глаза. И ржут всю дорогу.
— Стало быть, Дженни опаздывает на урок плавания. Из-за того, что к двери ванной придвинуто пианино, верно?
— Так какой же выход, па?
— Но, Уинни, выход прост, как апельсин.
— И что надо делать, па?
— Вы втроем, ты, Рэнди и Тодд, должны приподнять передний край пианино…
— Так, понял, па, что дальше?
— А мама пусть сядет за клавиши…
— Да, пап?
— И играет что-нибудь веселенькое. До свиданья, Уинни, пока.
— Пока, пап!
Глава 16
— Приятно видеть, что вы еще не одеты к обеду, — сказал Флинн голому Венделлу Оленду.
Члены клуба «Удочка и ружье» угощались аперитивами в главной гостиной.
Оленд взглянул на Флинна с таким видом, как смотрит умудренная опытом старая рыба на муху на крючке.
Коки видно не было.
На одном из кожаных диванов сидел в одиночестве Эрнст Клиффорд и пил пиво. И лениво перелистывал журнал «Кантри джорнэл».
Флинн подсел к нему и небрежным тоном спросил:
— А Бакингем, он что, доводится вам родственником?
Клиффорд покосился на Бакингема. Тот стоял возле бара с бокалом в руке и беседовал с Уэлером.
— Доводится мне дядей.
— Вон оно что…
— Он брат моей матери.
— И вы с ним дружны?
— Конечно! Почему нет?
Пусть Флинн наблюдал за инцидентом с расстояния, из окна, и лужайка была залита неверным мерцающим светом, но удар, который нанес Бакингем Клиффорду ребром ладони по затылку всего час назад, мало походил на проявление братских или дружеских чувств. И то, как побрел потом прочь от озера Клиффорд с низко опущенной головой, тоже не походило на столь уж дружественную реакцию.
Данн Робертс принес Флинну виски с содовой.
— Для разогрева аппетита, Флинн.
— Благодарю, сенатор.
Для человека, который спозаранку отправился на рыбалку, потом пропьянствовал весь завтрак и проспал ленч, сенатор Данн Робертс выглядел на удивление свежим и бодрым.
— Нам с вами еще не удалось побеседовать, Флинн. К вашим услугам, если возникнут какие вопросы.
— Всего один и очень простой. Где вы находились вчера около одиннадцати вечера?
— В постели. Читал. Собирался встать пораньше и пойти рыбачить. Так что улегся где-то в девять тридцать, но не спалось. Вот и взял книгу. Слышал выстрел. Кто-то застрелил Хаттенбаха.
— Какую книгу?
— «Шарль де Голль» Кроузера.
— Вы тоже участвовали в решении убрать тело Хаттенбаха из дома?
Данн Робертс оглядел присутствующих:
— Да.
— А кто еще принимал участие в принятии этого решения?
Все еще оглядывая просторное помещение, Данн Робертс сказал:
— Все те, кто это утверждает.
— Понимаю…
— Еще вопросы есть?
— Нет, пока нет.
Данн Робертс взял пустое ведерко из-под льда и понес его Тейлору, который как раз собирался выйти из гостиной.
Флинн обернулся к Клиффорду:
— У вас, кажется, есть сестра?
— Семья у нас большая. И у меня две сестры.
— И одна из них была влюблена в Дуайта Хаттенбаха…
Открытый на середине «Кантри джорнэл» лежал на коленях у Клиффорда. Он посмотрел Флинну прямо в глаза:
— Догадываюсь, что это Дженни.
— Догадываетесь?
— Дженни видели с ним. Мне говорили, что они посещали вместе разные места. К тому же она вызвалась помочь ему в последней предвыборной кампании.
— Они состояли в интимной связи?
Клиффорд слегка поморщился:
— Возможно.
— Когда Хаттенбах уже был женат?
— Думаю, да.
— А ваша сестра Дженни, она замужем?
— Нет.
— Ну и как же вы относились к тому факту, что ваша сестра состояла в интимной связи с женатым мужчиной, который к тому же доводился вам другом?
— Как? Я вам скажу, как! У меня так и чесались руки разнести этому мерзавцу череп! — Щеки у Клиффорда порозовели. Он покачал головой. — А вообще-то Джен девушка уже взрослая, Флинн… И это ее личное дело.
— Вы не кривите душой?
— Ай, бросьте!
— А Хаттенбах сильно увлекался женщинами?
— Не больше, чем другие.
— Вы хотите сказать, не больше, чем вы?..
— Сейчас вообще такое время, Флинн…
— Вы женаты?
— Нет.
— Вас с Хаттенбахом связывали какие-то особо дружеские отношения?
— Обычные. Просто дружили, и все. Мне он нравился, особенно когда оставлял свою трубу дома. С этой трубой… он был просто ужасен. Но сам, конечно, считал, что играет прекрасно. Я знал его чуть ли не с детства, и Дженни — тоже. И если между ними существовала какая-то привязанность… или там симпатия… что ж, это их дело, не мое.
— А если не существовало?
— Хотите сказать, что если они поссорились? Расстались? Мне об этом ничего не известно. К тому же последние шесть месяцев я провел на Ближнем Востоке, Флинн. И не слишком в курсе того, что творилось тут с Дженни без меня… Пришлось позвонить ей вчера ночью и сообщить о смерти Дуайта.
— И как она это восприняла?
— Она заплакала. Но Дженни всегда была плаксой. Рыдала над каждой сломаной игрушкой.
Флинн понюхал напиток в бокале и отставил его в сторону.
— У меня есть дочь по имени Дженни, — сказал он. — Правда, в данный момент она под арестом.
— Прискорбно слышать.
— И никто и ничто не в силах освободить ее, кроме веселой жизнерадостной музыки.
Подошел Лодердейл с двумя бокалами мартини. Протянул один Флинну.
— Этот человек нашел мою музыкальную шкатулку!
На Лодердейле был уже другой парик, клубнично-розового оттенка, но, как и днем, одетый немного набок. Блекло-розовое платье с пятнами на груди. Похоже, он подложил спереди подушечки, которые должны были изображать бюст. С правого плеча съехала бретелька. Туфли на высоких каблуках казались огромными.
— Вижу, вы успели переодеться к обеду, — заметил Флинн. — Почти.
Он взял у Лодердейла бокал с мартини и поставил на журнальный столик рядом с виски.
— Я вновь обрел музыкальную шкатулку! — воскликнул Лодердейл. — Благодаря вам. Теперь смогу заводить ее за обедом, чтоб все слушали и радовались. Как вы думаете, кто спрятал ее в кладовой?
— Насколько мне известно, среди членов вашего клуба имеется некий знаменитый композитор или дирижер, верно?
