Борис Виан - Детектив Франции. Выпуск 2
Дверь оказывается закрытой. Прямо перед нами коридор раздваивается: проходя мимо первый раз, мы этого не заметили. Но где же лысый Джеф? Что с ним сделали?
— Может, их все-таки было трое, — говорю я Майку.
— Не исключено, — бормочет он. — И собаку бесполезно просить помочь — этот тип вообще ничем не пахнет… Ну козел!
— Его наверняка где-нибудь заперли, — предполагаю я. — Давайте открывать все двери подряд!
— Слишком рискованно, — поясняет Майк. — Ну куда теперь?
Мы можем пойти направо, налево или вернуться назад, туда, где оставили лежать наших жалких тюремщиков.
— А может, отвалим куда подальше, — эта мысль не дает мне покоя, — опять так же, через подвал?
— Там дверь закрыта, — отвечает Майк.
И он смотрит на меня так, что я краснею. Идиотская привычка — краснеть. Но все-таки… как же хорошо дома…
— Да я не испугался, — оправдываюсь я, — просто хочется немножко вздремнуть.
— Эх, старина, — говорит Майк Бокански, — да я на вашем месте скорее бы мечтал о холодных компрессах и о паре костылей… Уж не знаю, из чего вас сделали, но материал оказался прочным… Ладно, чем так стоять, откройте-ка лучше эту дверь — вдруг действительно придется сматываться — будет хоть один знакомый выход.
Я подхожу к двери и разглядываю ее поближе. Крепкая дверь. Слегка пробую ее плечом. Бесполезно.
— Поберегись! — кричу я Майку и беру разбег.
Затем со всего маху леплю в эту дверь свои девяносто килограммов. Она трещит по всему периметру, и я растягиваюсь на полу среди дюжины деревянных обломков. Майк помогает мне подняться. Все это сопровождается приличным грохотом.
— Ничего не понимаю, — признается он, — тут уже полчаса стоит такой шум, а на него прибежали всего трое каких-то придурков.
— Да, странное местечко, — говорю я, потирая правую ключицу. — Оно мне уже порядком осточертело.
Майк входит в комнату и убеждается, что окошко все еще на месте. Я иду за ним и неожиданно вздрагиваю. Это Нуну вдруг коротко и глухо тявкнул. Мы резко оборачиваемся и тут же прижимаемся к стене по обе стороны искалеченной двери.
— Кажется, я начинаю понимать, — ворчу я, — эта комната служит им мышеловкой.
Звук шагов приближается. Майк подозвал собаку.
Мы ждем. Шаги замирают возле двери. Нуну с отвращением ныряет в ноги к Майку. В комнату кто-то входит.
— Ну что, — говорит он (и я узнаю голос СИ.16, или Джефа Девэй). — Пришли все-таки взглянуть на операцию в зале номер восемь?
19
Обыск
Мы стоим разинув рты.
— Они уже начали, — настаивает Джеф, — если хотите успеть, то пошли прямо сейчас. Обычно такие операции продолжаются недолго.
— Показывайте дорогу, — говорит Майк. — Где тут этот восьмой зал?
— Надо спуститься еще на два этажа, — объясняет Джеф. — Лучше на лифте. А что, это вы сломали дверь?
— Да, — отвечает Майк, — но лучше забудьте об этом, просто маленькая неувязка.
— Не надо мне таких рекомендаций, — протестует Джеф, — вы же знаете, я повторяю все, о чем меня просят забыть.
— Извините. И выньте, пожалуйста, руку из кармана.
Джеф поворачивается к двери, и мы пускаемся в путь. Но не успеваем пройти и трех метров, как Нуну замирает и, виляя хвостом, бросается назад в комнату. Мы слышим чьи-то удивленные голоса, оборачиваемся и видим Гарри Килиана и Энди Зигмана, с интересом рассматривающих изуродованную дверь.
Я рад видеть их вновь. Гарри, судя по виду, уже отошел после сегодняшних потасовок. Не стану описывать его лицо, так как в самом начале я говорил, что Гарри — красивый парень, а в настоящий момент такое определение никак не соответствует состоянию его физиономии.
Не стоит терять время на разговоры. То, что они оказались тут, уже само по себе удивительно. В двух словах Майк рассказывает, что было с нами, с тех пор как мы расстались возле высокой кирпичной стены. Потом мы знакомим своих друзей с лже-Джефом Девэй, который только рад пополнению честной компании, и снова трогаемся следом за ним по коридору. Его правая рука все время делает четкую отмашку.
Мы опять попадаем в широкий коридор, затем сразу поворачиваем направо, а через несколько шагов оказываемся возле вереницы лифтов, в каждом из которых могут спокойно разместиться целый «паккард» и двадцать два раздвинутых тромбона.
Джеф Девэй подталкивает нас к третьему лифту, нажимает на кнопку — и дверь распахивается. Мы входим, и кабина устремляется вниз.
Мы даже не почувствовали, как лифт остановился, и попадаем точно в такой же коридор, как и двумя этажами выше. Ясно, что постройка такого сооружения обошлась нашему другу Маркусу Шутцу в кругленькую сумму.
Джеф двигается вправо. Майк не спускает глаз с собаки, готовый действовать по первому же сигналу тревоги своего рыжего друга. Этот чертов Майк опять упрямо держит руки в карманах, и я все время жду, что он в любую минуту начнет разбрасывать направо и налево свои пасхальные яички… Мне становится как-то неловко. Да еще вспоминаются все оплеухи, что я успел огрести за последние два дня — ей-Богу, я бы предпочел принять стаканчик прохладительного где-нибудь с девочками, лет этак по восемнадцать, чем идти за этим сбежавшим из дурдома психом по коридору, воняющему эфиром, да еще у черта на рогах — до ближайшего города пешком не добраться.
Джеф останавливается и открывает едва заметную в стене дверь.
— Входите, — говорит он, — сначала надо приодеться.
Мы пропускаем его вперед, и Джеф входит в комнату. Это скорее безупречной чистоты кубический бокс. Вдоль стен — дверцы металлических шкафчиков, выкрашенных белой лаковой краской. Джеф открывает пять из них и жестом приглашает нас не стесняться.
— Будьте любезны облачиться в эти очаровательные наряды, — говорит он, — и тогда сможете входить куда пожелаете.
— А они стерильные? — спрашивает Гарри.
— Нет, — улыбаясь, отвечает Джеф, — но мы все пройдем сейчас через стерилизатор. Не волнуйтесь. Тут все прекрасно оборудовано. Пусть я им не удался, но это, можно сказать, не их вина. Просто невнимательность, да и опыты еще только начинались. А кстати, это очень приятно — целый день заниматься мастурбацией.
Такие выступления Джефа Девэй явно производят впечатление на Энди и Гарри — им это еще в новинку, но этому болтуну до них нет никакого дела, и он уже тащит нас к другой двери, расположенной между платяными шкафчиками. Мы опять пропускаем его вперед, идем следом и попадаем в какую-то камеру, где на одной из стен — целый ряд всяких табло и циферблатов. Вместо дверей — двойные люки с уплотнением из мягкой резины, а возле циферблатов — несколько ручек с указанием отметок и чисел.
— Пять минут — и все, — говорит Джеф.
Он подходит к приборам, поворачивает первую рукоятку, и люк, через который мы вошли, резко закрывается. Потом он нажимает еще на какие-то кнопки, и помещение заполняется теплым и пахучим паром — это, очевидно, дезинфектант. Температура постепенно поднимается, туман густеет. Но дышится по-прежнему легко. Наверное, какой-то новый способ. И видимо, у доктора Шутца в запасе еще немало сюрпризов.
Проходит чуть более пяти минут, мы слышим чистый низкий звук гонга, и Джеф возвращает все рукоятки на ноль. В результате на стене, противоположной той, через которую мы вошли, открывается еще один люк, куда мы и направляемся. Псу Майка Бокански очень понравилась дезинфекция, и прежде чем проследовать за хозяином, он раз пять или шесть радостно чихает.
Но вот мы опять упираемся в дверь.
Легкое нажатие кнопки, и она бесшумно скользит по специальным пазам. Перед нами открывается круглая стена, какие бывают в театре, и мы ступаем на нечто вроде крытой галереи, идущей по кругу между ложами, только вместо них в стене располагаются круглые иллюминаторы, закрытые толстым стеклом, через которые бьет ослепительно яркий свет, заставляющий нас попятиться.
Джеф двигается вправо по галерее, Энди Зигман — за ним. Гарри тащит меня за рукав. Шествие замыкают Майк и его боксер, слегка смущенный происходящим. Должно быть, ему непросто разобраться во всех этих запахах, царящих вокруг.
Джеф останавливается, мы тоже. Но теперь, когда наши глаза уже привыкли к свету, мы жадно приклеиваемся к иллюминаторам.
Сначала я ни черта не мог разглядеть. И вдруг вижу: в двух метрах от нас на операционном столе лежит человек, полностью закрытый белыми простынями. Между ними — лишь оперируемый участок размером сантиметров двадцать на двадцать. Над телом склонились трое, одетые так же, как и мы.
Рядом, еще на одном столе, лежит женщина. Здесь видимый участок тела значительно шире: к столу привязаны ее ступни, лодыжки и бедра, да плоская блестящая полоска стальной ленты охватывает ее на уровне живота — все остальное открыто нашему взору. Женщиной пока никто не занимается.
