Росс Макдональд - Живая мишень
— Как чудесно! — улыбнулась Миранда. — Как бы пасмурно не было в Санта-Терезе, в долине всегда светит солнце. В сезон дождей я частенько приезжаю сюда и наслаждаюсь солнцем и теплом.
— Я тоже люблю солнце.
— В самом деле? Не думала, что вам нравятся такие простые вещи, как солнце. Ведь вы деловой человек, не так ли?
— Если вам так хочется.
Она замолчала, глядя на дорогу и голубое небо, уплывающее назад. Дорога стала прямой и ровной, она проходила через долину, похожую на шахматную доску. Кроме мексиканцев на полях, я никого не видел и прибавил скорость. Стрелка спидометра стояла на ста пятидесяти.
— От кого вы удираете, Арчер? — насмешливо спросила Миранда.
— Ни от кого. Дать вам серьезный ответ?
— Это было бы приятным разнообразием.
— Мне нравится небольшая опасность. Риск, контролируемый мною. Я ощущаю силу, когда я держу жизнь в своих руках, и, черт возьми, я не собираюсь с ней расставаться.
— А если у вас лопнет шина?
— Со мной такого не случалось.
— Скажите, именно по этой причине вы выбрали для себя такую опасную работу? Потому что любите рисковать?
— Ваши слова не лишены логики, однако это не так.
— Тогда почему?
— Эту работу я получил в наследство.
— Ваш отец?
— Нет, от самого себя, только в молодости. Я думал, что мир делится на плохих и хороших людей, что некоторых людей можно привлечь к ответственности и наказать зло. Но это были только мечты, пустые мечты.
— Продолжайте.
— Я — грязный тип. Почему я должен портить вас?
— Я уже достаточно испорчена. К тому же я не поняла, что вы хотели этим сказать.
— Могу начать сначала. Когда еще до войны я поступил на работу в полицию, я считал, что некоторые люди уже рождаются порочными. Работа сыщика, думал я, состоит в том, чтобы разыскивать этих субъектов и сажать в тюрьму. Но порок не так прост. Он есть в каждом, а выходит он наружу или нет, зависит от целого ряда вещей. Все несчастье в том, что сыщик оценивает таких людей в соответствии с определенными схемами и выносит приговор.
— Вы оцениваете людей?
— Каждого, с кем встречаюсь. Обучение в школе полиции дает приличные знания в этом деле. Большая часть моей работы заключается в наблюдении за людьми и их оценкой.
— И вы в каждом находите порок?
— Почти в каждом. Либо я стал злее, либо люди стали хуже. От войны и инфляции всегда появляется множество проходимцев, и большинство из них обитает в Калифорнии.
— Вы не рассказали о своей семье.
— Это не обязательно.
— Кстати, вы должны были бы осудить Ральфа во время войны. Он всегда был немного подлецом, во всяком случае, сколько я его знаю.
— Всю вашу жизнь?
— Всю мою жизнь.
— Я не знал, что вы к нему так относитесь.
— Я старалась его понять. Может быть, в молодости у него и были достоинства. Он ведь начинал с нуля. Его отец был фермером-арендатором, своей земли он не имел. Я могу понять, почему Ральф всю жизнь приобретает земельные участки. Но не подумайте, что он сочувствует бедным, поскольку сам вышел из бедняков. Например, рабочие на ранчо. Они получают ничтожную плату за труд и живут в ужасных условиях, но Ральфа это не волнует. Он старается уморить их голодом и таким образом покончить с забастовкой. Он не может понять, что мексиканские рабочие тоже люди.
— Это вполне обычная и удобная позиция, она помогает обирать людей, не считая их людьми. В молодости я часто задумывался над этим.
— А меня вы оценили? — спросила она после паузы.
— Не совсем. Я считаю, что у вас есть хорошие задатки, но они могут исчезнуть.
— Почему? Какой мой главный недостаток?
— Хвост на вашем воздушном замке. Не надо торопить время, надо уловить его ход и позволить ему работать на вас.
— Вы удивительный человек, — прошептала она. — Не думала, что вы способны рассуждать о таких вещах. А себя вы как оцениваете?
— Стараюсь этого не делать. Но прошлой ночью все же пришлось. Я напился.
— И каков приговор?
— Суд отложил вынесение приговора, но сделал виновному устное внушение.
— И поэтому вы так быстро мчитесь?
— Может быть, поэтому.
— Я думаю, у вас другая причина. Мне кажется, вы от чего-то удираете. Желание смерти.
— Не надо пустых слов. Вы сами-то быстро ездите?
— По этой дороге на «кадиллаке» я обычно еду на ста семидесяти.
Правила игры, в которую мы играли, еще не были ясны, но я решил отыграться.
— А какая у вас причина, чтобы так гнать машину?
— Я делаю это от скуки. Я подбадриваю себя, стараясь встретиться с чем-то новым, какой-то интересной мишенью на дороге.
Я возмутился.
— Да, вы встретите что-то новое, если будете так ездить. Разбитый череп и полное забвение.
— К черту! — воскликнула она. — Вы утверждаете, что обожаете риск, но вы такой же тюфяк, как Берт Грэйвс.
— Прошу прощения, если напугал вас.
— Напугали? Меня?
Ее короткий смешок был тонок и резок, как крик морской птицы, согнанной с гнезда.
— У вас, мужчин, еще остались высокомерные представления. Видимо, вы считаете, что место женщины дома?
— Только не у меня дома.
Дорога вновь, петляя, поднималась вверх. Я повел машину со скоростью восемьдесят. Разговаривать было не о чем.
Глава 16
Когда высота заставила меня вспомнить о дыхании, мы выехали на прямую дорогу с новым покрытием, которая была перегорожена шлагбаумом. На почтовом ящике, прибитом к столбу, белыми буквами было написано: «КЛОД». Я поднял шлагбаум, и Миранда проехала под ним.
— Еще полтора километра, — сообщила она. — Вы считаете, что я должна съездить одна?
— Нет, я тоже хочу взглянуть на окрестности. Я никогда тут прежде не был.
Местность по обеим сторонам дороги выглядела так, точно здесь не ступала нога человека.
По мере того как мы поднимались по спирали все выше и выше, нашему взору открывалась долина, загроможденная валунами, и зеленый склон горы. Я заметил, как вдали среди деревьев остановился и почти сразу же исчез лось. Воздух был так чист и прозрачен, что можно было услышать звуки его движения, но ворчание мотора все заглушало.
Машина ползла по краю углубления в вершине горы, которое имело форму соусника. Внизу, в центре выемки, находился «Храм», доступный взорам лишь птиц и летчиков. Это было квадратное одноэтажное здание, выкрашенное в белый цвет, с внутренним двориком. За проволочной изгородью находилось несколько пристроек. Все это походило на тюрьму. Над одной из них струйка дыма поднималась к небу.
На крыше главного здания виднелась неподвижная фигура человека. Как оказалось, это был старик, сидевший по-турецки, с поджатыми под себя ногами. Очевидно, увидев нас, он поднялся с величественной неторопливостью — высокая фигура с коричневой кожей. С косматыми седыми волосами и бородой он был похож на изображение солнца на старинных картах. Он шел, приподнимая материю, обернутую вокруг его талии. Потом, подняв руки, словно призывая нас к терпению, он стал спускаться с крыши.
Окованная железом дверь со скрипом отворилась. Старик вышел из нее и направился к незапертым воротам. Тогда я впервые увидел его глаза — молочно-голубые, мягкие и равнодушные, как у животного. Несмотря на его широкие плечи, почерневшие от солнца, и большую бороду, развевающуюся вокруг шеи, в нем было что-то женское. Его глубокий вкрадчивый голос представлял собой нечто среднее между баритоном и контральто.
— Приветствую, приветствую, друзья мои. Любой путник, который постучится в мою уединенную обитель, будет желанным гостем. Гостеприимство — одна из высших добродетелей, ее надо ценить, как свое здоровье.
— Благодарим. Можно въехать?
— Пожалуйста, оставьте автомобиль за изгородью, мой друг. Даже внешний круг не должен быть осквернен предметами механической цивилизации.
— Я думал, вы с ним знакомы, — обратился я к Миранде, когда она вышла из машины.
— Я не предполагала, что он способен быть радушным и приветливым.
Мы подошли ближе, и его голубоватые глаза уставились на Миранду. Он наклонился, и его нечесаные волосы упали вперед, закрыв плечи.
— Хэлло, Клод! — решительно проговорила Миранда.
— О, мисс Сэмпсон! Я не ожидал увидеть вас.
Его губы были мясистые и красные. Я взглянул на его ноги, чтобы определить возраст. Обутые в плетеные сандалии, они были шишковатые и отекшие — ноги шестидесятилетнего старика.
— Благодарю, — неприязненно произнесла девушка. — Я приехала повидать Ральфа, если он здесь.
— Но его тут нет, мисс Сэмпсон. Я здесь один. Своих учеников я на время удалил, — он неопределенно улыбнулся, не показывая зубов. — Я старый орел, живущий среди гор и солнца.
— Старый стервятник! — громко сказала Миранда. — Ральф появлялся здесь в последнее время?
