Картер Браун - Бархатная лисица
Катастрофа настигла меня так быстро и незаметно, словно она была кем-то талантливо инспирирована.
Первый намек на нее я получил, как только попал в кабинет и обнаружил, что в нем никого нет. Уолтерса на месте не оказалось, но поскольку дверь, как и было обещано, оставалась незапертой, я решил, что он где-то поблизости, — вдруг ему приспичило отлучиться в туалет? Прежде чем удариться в панику, стоило подождать еще несколько минут, и я, непроизвольно поежившись, закурил сигарету.
В течение следующих тридцати секунд я все еще продолжал трястись от холода, прилагая немалые усилия, чтобы справиться со своими зубами, выбивавшими такую ожесточенную дробь, словно они вознамерились раздробить себя в мелкую крошку. И тут я с горечью убедился, что царившее здесь днем райское тепло вечером превратилось в собачий холод; отопление было отключено, и теперь в кабинете хозяйничал такой же колотун, как и во всем складе. Ну и черт с ним, с этим Уолтерсом! Надо поскорей сматываться отсюда! Я уже проделал половину пути от кабинета к выходу, когда вдруг услышал резкий щелчок захлопнувшейся двери.
Входная дверь была стальной и очень прочной, и захлопнулась она намертво! Целых пять минут я колотил в нее как сумасшедший, чуть не сорвав от крика голос, пока до моего сознания не дошла простая истина: дверь захлопнулась не по чистой случайности — ее закрыли снаружи, и тот, кто это сделал, отлично знал, что я здесь. Поэтому я мог стучать и вопить хоть до посинения, все равно никто не собирался выпускать меня на волю. Да, Уолтере заманил меня в хитроумную ловушку, и я попался в нее как самый настоящий безмозглый коп. И если срочно не найти выхода из создавшегося положения, то меня вынесут отсюда в виде полуфабриката под названием «Уилер быстрозамороженный».
Замок представлял собой ту еще хитроумную автоматическую конструкцию, настолько внушительную на вид, что, для того чтобы заставить ее уступить, потребовался бы изрядный заряд гелингита . Резвой рысью я побежал вдоль стены склада; из моих ноздрей валил пар, словно я был жеребцом-двухлеткой, совершавшим ежедневную утреннюю пробежку. Наружные стены помещения были сделаны из стали, никаких тебе окон и других дверей, кроме входной. Я рванул галопом обратно в кабинет и уже в дверях вспомнил слова сторожа о том, что здесь нет телефона.
Мой костюм, когда я обратил на него внимание, почти весь покрылся толстым слоем белого инея. Жестокая дрожь, без удержу колотившая мое тело, становилась все сильней. Ноги и уши больше не чувствовали холода — до такой степени они окоченели. И если в самое ближайшее время я не придумаю, как спастись, то стану похожим на того, кто изобрел морг и сразу же стал его первым обитателем.
Стены пристройки, сложенные из кирпича и оштукатуренные, казались такими толстыми и прочными, что глупо было бы даже думать о том, чтобы проломить их, Как обычно бывает в таких помещениях, пол был бетонным. Вся мебель состояла из стального стола, кресел со стальным каркасом и такого же стального контейнера, который, по-видимому, использовали в качестве платяного шкафа для верхней одежды. Верхней одежды! А вдруг Уолтере держал здесь теплое пальто, чтобы надевать его, когда ему нужно было выйти в склад и проверить партию товара или что-нибудь в этом роде?
Одним прыжком оказавшись возле контейнера, я рванул дверь, и меня словно парализовало на месте.
С расстояния примерно в восемнадцать дюймов на меня пристально смотрели все три глаза Уолтерса, стоящего внутри шкафа. Третьим глазом, как я позже сообразил под бешеные удары сердца, на самом деле оказалась зиявшая прямо над переносицей дыра от пули крупного калибра. Мне почудилось, что Уолтере, словно соглашаясь со мной, слегка кивнул, и я, инстинктивно отступив назад, поймал плавно осевшее прямо на меня тело.
Опустив труп на пол, я, сопровождаемый укоризненным взглядом Уолтерса, забрался в контейнер, и… ничего там больше не обнаружил.
— А я-то думал, что меховщику может понадобиться теплая одежонка, когда он выходит на такой холод осматривать меха, — с досадой произнес я вслух дрожащим стаккато. — Я сказал — меха?
«Да ты просто… — ругал я сам себя, пулей вылетая из кабинета и бросаясь к рядам контейнеров. — Из тех самых недоумков, которые барахтаются в водопаде и при этом умирают от жажды!» Рывком открыв дверцу первого контейнера, я чуть не утонул в сверкающем море норковых пластин. Во втором контейнере я обнаружил несколько великолепных леопардовых шкур, а в третьем — бобровых. Меха! Великолепные теплые меха!
Пять минут спустя, когда я ввалился обратно в кабинетик, я походил на настоящего траппера , возвратившегося после необыкновенно удачного охотничьего сезона. На голову я натянул шкуру енота, плотно прикрыв ею уши, туловище утеплил парочкой леопардов, а ноги укутал в леггинсы из меха котика, подвязав их для надежности шнурками от ботинок. Обувью мне послужили бобровые шкурки, примотанные к ногам блестящими, словно масляными, норковыми пластинами.
Никогда я не стоил так дорого — ни разу в жизни, честное слово! И никогда в жизни не чувствовал себя так хорошо — я начал согреваться.
— Примите мои извинения, мистер Уолтере, — опускаясь рядом с ним на колени, искренне повинился я. — Это и в самом деле ловушка, но ее подстроили явно не вы. Кто-то другой решил, что это идеальная возможность избавиться от нас обоих единым махом!
Возможно, мне это только почудилось, но теперь, когда я принялся тщательно обыскивать карманы Уолтерса, его мертвые глаза смотрели на меня менее укоризненно. В бумажнике оказалось то, что и должно было там находиться — около сотни долларов десятками, карточка социального страхования, водительские права и тому подобное. Кроме всего прочего, я обнаружил сложенный листок из записной книжки с загадочной надписью, торопливо нацарапанной карандашом.
Она гласила: «Икс13, б.; А7, м.; А10, I». Полная бессмыслица, если это только не схема размещения гостей на ежегодном званом обеде ЦРУ.
Я уселся в кресло Уолтерса возле стола и обшарил содержимое ящиков. Ничего интересного в них не нашлось — только пачка накладных на товар, корешки квитанций и книга регистрации партий товара, которую я оставил на столе. Докурив сигарету, я принялся размышлять: сколько времени мне суждено проторчать здесь, прежде чем кто-нибудь снова отопрет складскую дверь? Это зависело от того, сколько — по их предположению — потребуется времени, чтобы я замерз насмерть или хотя бы потерял сознание. Если им нужно, чтобы я умер, то можно спокойно располагаться до утра — для пущей уверенности они не станут торопиться. Однако если им хватит того, чтобы я только потерял сознание, и тогда они без особых проблем смогли бы отделаться от меня, то часа будет более чем достаточно. А по моим расчетам, с тех пор как захлопнулась дверь, прошло не более пятнадцати минут.
Но если вы, с трупом за компанию, заживо погребены в складе-холодидьнике, то даже минута может стать черт знает какой длиннющей. А уж пять минут покажутся вам целой вечностью, и я мрачно подумал, что в лучшем случае придется ждать не менее сорока минут. Раскрыв регистрационную книгу, я лениво перевернул несколько страниц. Конечно, чтиво не слишком-то занимательное, но, по крайней мере, так можно хоть как-то убить время. Все отдельные записи и статьи велись очень аккуратно: перечислялись номера контейнеров, какие шкурки и меха в них хранились и в каком количестве, стояла дата поступления, а в некоторых случаях — и дата продажи.
Лишь пролистав несколько страниц, я понял, что во всех статьях мне попадается что-то знакомое. Особенно в одной, с записью: «А10, бобер, 6, 14.04, Ванкувер». Я снова взял листок из записной книжки с нацарапанными на нем карандашными цифрами. «А10, I»— аббревиатура точно такого же рода. Да и остальные тоже. Но что было особенного в этих контейнерах с бобрами, норковыми пластинами и леопардовыми шкурами? Чем они отличались от всех остальных? Я решил, что ничего не потеряю, если загляну в них — все какое-то занятие. Итак, Бесстрашный Эл, легендарный траппер Юкона, снова выскользнул на своих бобровых подошвах на бескрайние арктические просторы склада-рефрижератора.
В первом и во втором оказалось именно то, что и должно было там находиться, — бобровые шкурки и норковые пластины. Третий контейнер был пуст, и я не сразу сообразил, что хранившиеся в нем леопардовые шкуры теперь согревали мое тело. В общем, ничего мне это не дало, и я вернулся в кабинет. Ведь записи по поводу этих определенных партий товара Уолтере мог сделать по миллиону самых различных причин. Может, он собирался вскорости продать эти меха?., уже продал?., подготовил к продаже? Кто может сказать наверняка? Особенно теперь, когда Уолтере мертв, — кому есть до этого дело? Я тяжело плюхнулся в кресло и тут же завопил благим матом от боли, поскольку сел на что-то жесткое и угловатое.
