Рик Риордан - Кроваво-красная текила
Среди бумаг, мечущихся в потоках воздуха от работающего под потолком вентилятора, я увидел черный блокнот на спирали. Еженедельник Лилиан. Я перешел в тень туалетной комнаты и стал читать.
На июльской странице имелась одна запись, отмечавшая день, когда я должен был приехать в город. Лилиан обвела ее звездочками и кругами. Вечером в воскресенье, когда я видел ее в последний раз, она написала: «Ужин, 8». Меня не удивило, что я не нашел упоминания о поездке в Ларедо в понедельник утром. На самом деле там вообще больше ничего не было.
Я перелистал назад на несколько месяцев и обнаружил в марте и апреле множество записей под заголовком «Дэн», особенно в районе «Недели Фиесты».[39] Потом они прекратились. Последнее свидание Лилиан с Дэном — по крайней мере, последнее, о котором она оставила запись, — состоялось на набережной Сан-Антонио в конце апреля. Несколькими строчками ниже стоял мой телефонный номер в Сан-Франциско. Может быть, мне стоило почувствовать себя польщенным, но что-то в выборе времени меня беспокоило.
Я перелистнул еще несколько страниц вперед. Лилиан записала какие-то телефоны и заметки в прошлом году, и больше ничего. Ничто не показалось мне интересным, но я все равно вырвал страницу.
Вернувшись в мастерскую, я принялся рыться в испорченных снимках. Кто-то разворотил, чтобы открыть запертый шкаф, служивший хранилищем, и разбросал содержимое по комнате. Пожалуй, единственным предметом, заинтересовавшим меня, было портфолио в холщовом переплете, размером три на три, с инициалами «Б.К.». Ламинированные листы были согнуты и порваны. На одном остался довольно большой отпечаток ботинка с длинным носом и без бороздок на подошве.
Портфолио представляло собой довольно грустную картину. На первой странице статьи «Арт-Ньюс» и «Даллас геральд», вышедшие в 1968 году, сообщали о появлении Бо в мире фотографии: «Новое видение запада», «Свежий взгляд на древние пейзажи», «Уроженец Далласа следует за мечтой». В последней статье делался упор на идею «из-нищеты-к-богатству»: трагическая смерть отца Бо, детство с матерью алкоголичкой, чьи благие намерения тонули в спиртном, твердое желание закончить общественный колледж в Форт-Уэрт, покупка пленки для занятий в фотостудии вместо еды, если возникала необходимость. Журналист, который интервьюировал Бо, похоже, считал очень милым тот факт, что Бо сидел на пособии. В середине статьи я обнаружил фотографию Бо — молодого, одетого в черное, с «Никоном» на плече и первыми намеками самодовольства на лице.
Я пролистал еще несколько страниц с его фотографиями — пустующие дома на ранчо, молодые бычки, роса на колючей проволоке. Сообщения о новых выставках и хвалебные обзоры попадались все реже, промежутки между ними становились все больше. Последние две статьи, вырезанные Бо, были из «Остин америкэн-стейтсмен» и вышли в 1976 году. Первая — довольно равнодушный обзор выставки — безрадостно сообщала, что «живительная энергия и наивная красота ранних работ Карнау практически исчезла». Во второй приводилось письмо Бо редактору газеты, в котором он сообщал, куда именно журналистка должна засунуть свое мнение.
Более свежие фотографии Бо, относящиеся к периоду, когда он работал старшим преподавателем в университете «Эй энд Эм» и до настоящего времени, выглядели так, будто их сделал Энсел Адамс,[40] который сначала выпил достаточное количество текилы, а потом раз двести уронил свою камеру. Снова заброшенные ранчо и дома, снова молодые бычки и роса на колючей проволоке. Наконец, на последней странице я обнаружил гламурного вида афишу, возвещавшую: «Настоящий ковбой: ретроспектива работ Б. Карнау». С афиши на меня пялился потрепанный ковбой и пытался казаться настоящим.
Открытие выставки было назначено на тридцать первое августа в «Голубой Звезде», иными словами, в эту субботу. Список поручителей показывал, как сильно Бо полагался на общественные связи Лилиан: «Крокетт», банк ее отца, Строительная компания Шеффа, полдюжины других солидных компаний и фондов. Я сложил афишку и убрал в карман.
Я уже собрался отложить портфолио, когда почувствовал под пальцами, что первая обложка немного толще последней, и под холщовым переплетом имеется небольшое уплотнение. Я нашел на полу канцелярский нож, произвел кесарево сечение и извлек две фотографии восемь на десять, спрятанные между листами картона.
Они были одинаковыми, сделанными ночью на улице. Три человека стояли по колено в траве около старого грузовичка «Форд» с открытыми дверями и включенными фарами. Один мужчина, высокий и худой, отвернулся от камеры. Его светлые, гладко прилизанные волосы и белая рубашка почти испускали собственное сияние в свете фар. Двоих других, кем бы они ни были, кто-то аккуратно вырезал при помощи бритвы. От них ничего не осталось, кроме дыр, имеющих смутные очертания человеческих тел, остановившихся рядом, чуть в стороне от блондина.
Судя по углу, под которым был сделан снимок, и огромной смазанной ветке дерева, фотограф стоял на вершине холма, над сценой, которую снимал, причем достаточно далеко, так что ему пришлось воспользоваться телеобъективом.
Фотография показалась мне вполне приличного качества, но бумага — какой-то неправильной. Приглядевшись внимательнее, я понял, что снимки отпечатаны на лазерном принтере. На оборотной стороне кто-то черной ручкой написал: 7/31.
Я уже сворачивал их, чтобы убрать в карман, когда услышал, как в замке поворачивается ключ.
Я подошел к двери мастерской и прислушался. Два шага, мгновение потрясенной тишины, и голос Бо, который тихонько выругался. Он пнул что-то ногой, и я услышал звон. Керамический череп в розовом сомбреро подкатился к моим ногам и остановился, ухмыляясь.
Выйдя из тени, я увидел, что Бо стоит, поставив ногу в сапоге из кожи ящерицы на перевернутую подставку, и изучает причиненный ущерб. Его красно-желтого цвета лоб с залысинами, отлично гармонировал с рубашкой.
Я откашлялся, и Бо отскочил назад примерно фута на три.
— Ах! — выдохнул он и, движимый каким-то диковинным инстинктом, схватился за свой хвостик и попытался оторвать его от головы.
Когда он меня узнал, он не то чтобы расслабился, но на его лице священный страх сменился раздражением. На мгновение мне показалось, что он сейчас на меня набросится.
— Какого черта… — начал он.
— Ты ожидал увидеть здесь прекрасную деву? — поинтересовался я. — Похоже, у тебя выдалось беспокойное утро.
— Какого черта ты здесь делаешь? — выговорил Бо, на сей раз громче.
— Ты думал, я кто — минуту назад, Бо? Ты чуть в штаны не наделал.
У него дернулся уголок глаза.
— А ты сам как считаешь, мистер Умник? Я возвращаюсь с ленча и вижу, что ты разгромил мою галерею. Как я, по-твоему, должен себя вести?
— Так, будто ты все прекрасно понимаешь, — ответил я. — И готов мне рассказать, какое это имеет отношение к Лилиан.
Бо принялся меня поносить, а потом совершил ошибку — подошел ко мне и толкнул в грудь.
— Где, черт тебя подери, ты…
Прежде чем закончить предложение, он уже сидел на полу, и по слезам у него на глазах я понял, что его яйца довольно чувствительно ударились о каменные плитки. Я поставил ногу на его левое колено и надавил, достаточно сильно, чтобы помешать встать.
— Ох-м-м, — произнес он.
— Лилиан пропала, — сообщил ему я. — Теперь же кто-то разгромил ее студию.
— Мою студию, — поправил меня Бо, вложив в два слова невероятное количество ненависти.
Я немного сильнее надавил на его колено.
— Господи! — вскричал он. — Ты вломился в мою галерею, напал на меня и обвиняешь в том, что принцессочка от тебя слиняла… оставь меня в покое!
— Лилиан не доехала до Ларедо, — сказал я ему. — Не думаю, что она вообще туда собиралась. И сейчас я пытаюсь понять, действительно ли она оставила тебе сообщение в понедельник утром, или ты мне соврал. Я хочу знать, Бо.
Следует отдать ему должное, напугать его оказалось не так просто. Впрочем, возможно, он просто не боялся меня. Вены у него на шее стали такого пурпурного цвета, что, по моим представлениям, должны были вот-вот лопнуть, но голос прозвучал ровно.
— Чему хочешь, тому и верь, — заявил он.
— Что они искали, Бо? — Я показал на валявшиеся повсюду разбитые и сломанные предметы из их экспозиции.
— Не имею ни малейшего понятия, — ответил Бо. — Ничего не искали.
Я достал одну из найденных мной фотографий и бросил ему на грудь.
— Ничего?
Я увидел в его глазах, что он обо мне думает, — иными словами, ничего нового.
— И что такого? Фотография с вырезанными фигурами, и все. Ты надеялся, что она меня возбудит? — сказал он. — Твоя подружка занимается коллажами.
Он произнес это немного слишком поспешно, как будто такой ответ множество раз репетировал перед зеркалом на случай, если он вдруг когда-нибудь пригодится.
