Ли Чайлд - Нечего терять
— В формальном смысле латиноамериканцев можно считать белыми. Как и арабов и некоторых азиатов. Я сужу только по его волосам. Он не был черным, тут у меня нет сомнений. А в остальном — он мог приехать сюда из любой точки на карте.
— Он был смуглый или бледный?
— Я ничего не видел.
— Тебе следовало захватить фонарик.
— По зрелом размышлении я рад, что этого не сделал.
— А какой на ощупь была кожа?
— Самой обычной.
— И все же ты должен был сделать какие-то выводы. Оливковая кожа на ощупь воспринимается иначе, чем бледная. Она производит впечатление немного более гладкой и плотной.
— В самом деле?
— Мне так кажется. А что думаешь ты?
Указательным пальцем правой руки Ричер коснулся внутренней части своего левого запястья, дотронулся до щеки, провел под глазом.
— Трудно сказать, — задумчиво проговорил он.
Воэн протянула ему через стол свою руку.
— Сравни.
Он деликатно коснулся внутренней части ее запястья.
— Теперь лицо, — велела она.
— Ты серьезно?
— Исключительно в исследовательских целях.
Немного помедлив, он коснулся ее щеки подушечкой большого пальца. Потом убрал руку и сказал:
— Кожа у него была более плотной, чем у нас, а гладкость посередине между нами.
— Хорошо, — ответила Воэн. Она дотронулась до своего запястья в том месте, где к нему прикасался Ричер, и провела ладонью по щеке. — А теперь дай мне пощупать твое запястье.
Он протянул руку над столом. Воэн приложила два пальца к его запястью, словно собиралась измерить пульс, и слегка потерла кожу, а потом наклонилась вперед и другой рукой коснулась его щеки. Кончики пальцев у нее были холодными после стакана с водой, от этого прикосновения Ричер вздрогнул и ощутил, как между ними проскочил легкий электрический разряд.
— Значит, он вовсе не обязательно был белым, но определенно он был моложе тебя. Не таким морщинистым и иссеченным дождем и ветром. Короче, не таким ужасным, как ты.
— Благодарю.
— Тебе бы не помешало воспользоваться хорошими увлажнителями кожи.
— Я запомню твой совет.
— И лосьоном от загара.
— Аналогично.
— Ты куришь?
— Раньше курил.
— Это тоже плохо действует на кожу.
— Возможно, он был азиатом: у него росла тощая бородка.
— А скулы?
— Резко выраженные. Впрочем, он был худым.
— Истощенным.
— Да, и весьма заметно. Но скорее всего, он с самого начала был жилистым.
— Сколько времени нужно, чтобы жилистый человек стал истощенным?
— Я точно не знаю. Наверное, пять-шесть дней на больничной койке или в тюремной камере, если ты болен или объявил голодовку. И гораздо меньше, если ты находишься под открытым небом и вынужден двигаться, чтобы сжигать энергию и сохранять тепло. Дня два-три.
Воэн немного помолчала.
— То есть он бродил довольно долго, — наконец сказала она. — Нам нужно узнать, почему добрые люди из Диспейра два или три дня старались удерживать его там.
Ричер потряс головой.
— Возможно, будет полезнее выяснить, почему он так сильно пытался там остаться. Для этого у него должна была быть чертовски важная причина.
Глава
20
Воэн допила воду, а Ричер покончил с чашкой кофе и спросил:
— Могу я взять твою машину?
— Когда?
— Сейчас. Пока ты будешь спать.
— Нет, — ответила Воэн.
— Почему?
— Ты воспользуешься ею, чтобы добраться до Диспейра, там тебя арестуют, и я буду замешана в эту историю.
— А если я не поеду в Диспейр?
— А куда еще ты можешь направиться?
— Я хочу выяснить, что находится на западе. Возможно, мертвец появился оттуда. Полагаю, он не проходил через Хоуп. Иначе ты бы его заметила и запомнила. Как и исчезнувшего мужа той девушки.
— Хорошая мысль. Но к западу от Диспейра ничего нет. Совсем ничего.
— Но что-то там должно быть.
Воэн вновь задумалась. Потом сказала:
— Тебе придется сделать большую петлю. Почти до самого Канзаса.
— За бензин я заплачу, — кивнул Ричер.
— Обещай мне, что будешь держаться подальше от Диспейра.
— А где проходит граница?
— Пятью милями западнее металлического завода.
— Договорились.
Воэн вздохнула и подтолкнула по столу ключи.
— Поезжай, — сказала она. — А я пойду домой. Не хочу, чтобы ты знал, где я живу.
Ричеру не удалось отодвинуть достаточно далеко назад сиденье старого «шевроле». Полозья оказались слишком короткими, и ему пришлось вести машину с прямой спиной и разведенными в стороны коленями, словно он сидел за рулем трактора. «Шевроле» плохо слушался руля, да и тормоза были слабоваты. И все же ехать было лучше, чем идти. Намного лучше. С пешими прогулками Ричер покончил, по крайней мере на ближайшие пару дней.
Сначала он заехал в свой мотель в Хоупе. Его номер находился в самом конце ряда, а значит, комната Люси Андерсен была ближе к офису. Девушка не могла остановиться где-то еще. Другой гостиницы в городе Ричер не заметил. И едва ли она жила у друзей, потому что их не было рядом с ней в кафе вечером, когда в них возникла нужда.
Окна в комнатах мотеля выходили назад. Со стороны фасада находились двери и шезлонги, а на высоте головы имелись узкие матовые оконца, через которые в ванную комнату проникал дневной свет. Ричер начал с окон соседнего номера, он искал белые пятна нижнего белья, сохнущего над ванной. По личному опыту он знал, что поколение женщин, к которому принадлежит Люси Андерсен, огромное внимание уделяет личной гигиене.
Из двенадцати номеров два привлекли его особое внимание. В одном белое пятно было побольше. Из этого вовсе не следовало, что там больше нижнего белья. Скорее, в номере остановилась женщина старше и крупнее. Ричер выбрал другую дверь, постучал, отступил на пару шагов и стал ждать. После долгой паузы Люси Андерсен открыла дверь и остановилась на пороге, держа ладонь на ручке двери.
— Привет, Везунчик, — сказал Ричер.
— Что вам нужно?
— Я хочу знать, зачем твой муж отправился в Диспейр и как он туда добрался.
Люси была в тех же теннисных туфлях и таких же коротких носках. Выше виднелась гладкая, идеально загорелая кожа. Возможно, Люси играла в европейский футбол за Калифорнийский университет Лос-Анджелеса и была звездой команды. Выше обнаружились шорты из обрезанных джинсов. Они были обрезаны неровно, причем с внешней стороны бедер короче, чем с внутренней, то есть очень коротко, если учесть, что с внутренней стороны бедер было оставлено всего три четверти дюйма ткани.
Выше была другая футболка, синяя, без надписи.
— Я не хочу, чтобы вы искали моего мужа.
— Почему?
— Я не хочу, чтобы вы его нашли.
— Почему?
— Это очевидно.
— Но не для меня, — возразил Ричер.
— А еще я хочу, чтобы вы оставили меня в покое, — заявила Люси.
— Вчера ты о нем тревожилась. А сегодня уже нет?
Она шагнула вперед, на свет, и посмотрела вправо и влево. Парковка перед мотелем была пустой, если не считать «шевроле» Воэн, стоявшего возле номера Ричера. Футболка Люси Андерсен была того же цвета, что и глаза, в которых плескалась паника.
— Просто оставьте нас в покое, — сказала она, вернулась в свой номер и закрыла дверь.
Какое-то время Ричер сидел в машине Воэн, изучая карту, найденную в кармане на двери. Солнце уже зашло, но в кабине было тепло. Опыт подсказывал ему, что в машине всегда либо тепло, либо холодно. Как в самом примитивном календаре. Либо лето, либо зима. Солнце или проникает сквозь стекло и металл, или нет.
Карта подтвердила слова Воэн. Ему предстояло проехать по трем с половиной сторонам огромного прямоугольника: сначала на восток почти до самой границы с Канзасом, потом на север до федеральной автострады I-70, потом на запад, а потом на юг по тому же шоссе, по которому ездили грузовики с металлического завода. Почти двести миль. Около четырех часов. Плюс четыре часа и двести миль обратно, если он прислушается к пожеланию Воэн держаться подальше от дорог Диспейра.
Что он и собирался сделать.
Наверное.
Ричер выехал с парковки и направился на восток, повторяя путь, который проделал со стариком в его «гранд маркизе». Низкое утреннее солнце оставалось справа. Выхлопные газы просачивались в кабину старого «шевроле», и Ричер оставил окна приоткрытыми. Автоматическая система опускания стекол отсутствовала. Пришлось пользоваться старомодными ручками; впрочем, они ему нравились больше, из-за точности. Он опустил левое стекло меньше чем на дюйм, а правое — на полдюйма. На постоянной скорости шестьдесят миль в час в кабине свистел ветер — мелодичный высокий звук оттеняли басовое гудение рессор и усталый тенор измученного двигателя. «Шевроле» оказался приятным спутником на обычной дороге. На автостраде I-70 удовольствие стало сомнительным. Мимо с ревом проносились тяжелые грузовики. Машине не хватало стабильности. После первых десяти миль на автостраде у Ричера заболели кисти рук, столько сил ему приходилось прикладывать, чтобы контролировать старый автомобиль. Он дважды останавливался, первый раз — чтобы наполнить бак бензином, второй — чтобы выпить кофе, и встречал эти передышки с радостью.
