Бич - Чернов Александр Викторович

— Подожди минутку, — вновь раздался из ямы голос. — Стартер сейчас сниму. Здесь болт заклинило.

Жорик вышел из гаража и стал ждать. Пять минут спустя из ямы вылез чумазый, улыбающийся Васька.

В детстве у Широчкина была такая же кучерявая шевелюра, как у Володи Ульянова на октябрятском значке. С годами он так же, как Владимир Ильич, облысел, но на него совсем не был похож, скорее смахивал на Тараса Бульбу — нос картошкой, щеки — пряники, и на голом черепе — оселедец. Человеком Васька слыл общительным, нрав имел веселый, неунывающий, за что и нравился Привольнову, да и не только ему, а многим собратьям по бутылке.

— Но красавец, красавец! — раскинул Шира руки. — Ишь, вырядился! Я издалека тебя и не узнал. Принял за налогового инспектора. Сижу в яме тихо, боюсь нос высунуть. Чего хотел-то?

Привольнов взял Широчкина под локоть и повел к противоположной нитке гаражей, подальше от ушей Сереги Позднякова.

— Помнишь, как несколько дней назад в «гадючнике» в компании с Худей и Вячеславом сидели? — спросил он, останавливаясь в тени дерева.

В отличие от Худинского Шира был трезв как стеклышко и не страдал забывчивостью.

— Это когда Валька-шалава нахрюкалась и сожителю своему по харе настучала? — с ходу заявил он. — Прекрасно помню. А что?

— Да так, с Вячеславом этим встретиться хочу. Не знаешь, где его найти?

У Васьки из кармана рабочих штанов торчала тряпка. Он выдернул ее и стал вытирать масленые руки.

— Не знаю, Жорик. Я этого Вячеслава первый раз в жизни видел. Он ведь с Тимофеевым Генкой пришел да за столик ко мне подсел. Тимоха посидел немного да отчалил, а Славик остался. Потом Худя подгреб, а после ты. Странный этот Славик какой-то, — словоохотливо говорил Широчкин. — Поил всех задарма. И чего хотел?

«Дурака выискивал, на которого автомат и трупы навесить можно было», — хотел сказать Жорик, однако сдержался.

— Работу предлагал выгодную, — вслух заявил Привольнов. — Работа вроде не пыльная, а я в тот день по глупости отказался. Теперь вот жалею. Ладно, Васька, паши давай, а я Тимоху пойду поищу, хотя вряд ли его найдешь. На работе он сейчас, скорее всего.

— Да нет, — Шира снова засунул тряпку в карман. — Он в отпуску с сегодняшнего дня. Так что ищи его на районе.

— Попробую! — Жорик дружески похлопал Широчкина по плечу. — Бывай, Васек!

Привольнов направился к выходу из гаражей.

Легко сказать — ищи его. Тимофеев Генка в отличие от Худи и того же Широчкина, условно говоря, не занимался индивидуальной трудовой деятельностью, а работал на производстве. Если быть точным, то слесарил на заводе. Расслабляться с пивом, водкой или бормотухой Тимоха мог позволить себе только после смены или в выходные дни. А раз с сегодняшнего дня Генка в отпуске, то наверняка с утра уже отмечает столь радостное событие. Только вот где мог осесть Тимоха с корешами, даже бог не ведает.

Проходя мимо подстанции, Жорик не удержался и снова осторожно заглянул за забор. Женщины во дворе уже не было. Вместо нее какой-то старичок подметал площадку перед зданием метлой. Разочарованный Жорик соскочил с забора.

На всякий случай Привольнов сходил к Тимохе домой, но, как и предполагал, того в родных пенатах не оказалось.

— Как утром ушел, так с тех пор не появлялся! — рявкнула выглянувшая в подъезд мужеподобная, с пушком на верхней губе, жена Тимофеева. — Если где увидишь, скажи, пусть пьяным домой не заявляется. Башку оторву! — и Тимохина благоверная шваркнула дверью.

Жорик спустился на первый этаж, вышел из подъезда. О чем не ведает бог, знает черт и братство алкоголиков. Привольнов пошатался по массиву, заглядывая в злачные места, за детские садики, гаражи да магазины, выспрашивая у забулдыг, не видал ли кто Тимофеева Генку, и выяснил-таки, что тот забурился на хату к Игорю Суслову. Вот к нему домой, соблюдая осторожность, Привольнов и направил свои стопы.

Игорь Суслик родился в приличной семье научных сотрудников. Тривиальная история. Отец стал пить, как говорят, по-черному. Глядя на него, приобщился к бутылке и подросший сынок. Стали пить горькую вместе. Мать боролась с пьяницами в доме, боролась, да в конце концов плюнула на них и сбежала в другой город, не прихватив из дому даже чашки. Ох и оторвались мужики без женщины в доме, ох и оторвались!.. Потом отрываться стало не на что, сели на мель и некоторое время вели почти что трезвый образ жизни. Но у Игорька батя башковитый мужик был. Он что-то там изобрел, за что ему из самой Америки десять штук баксов прислали. Пропивали бабки долго. В итоге Игорь угодил в психушку, его отец после инсульта — на кладбище. Три месяца пролежал Игорь в желтом доме, психоз у него прошел, его признали социально неопасным и с миром отпустили. Вернулся Суслик в родное разоренное гнездо. С тех пор живет в нем один, перебиваясь с хлеба на воду, с водки на пиво да бормотуху.

Двери открыл сам Суслик. Хотя Игорю тридцать лет, он кажется мальчиком. Такое впечатление создается из-за непропорционально большой, как у ребенка, головы. Круглое же лицо с нездоровым румянцем и вовсе делало Игоря похожим на розовощекого бутуза, хотя толстяком и даже упитанным человеком он не был. Суслик был уже навеселе.

— Здравствуй, Жора, — удивленный визитом Привольнова, с которым он никогда в особо близких отношениях не был, сказал Суслик. — Заходи, гостем будешь.

Игорь широко открыл дверь, однако Привольнов остался стоять на месте.

— Мне Тимоха нужен. Он у тебя?

Из квартиры доносился невнятный разговор.

— Да, — склонил голову Суслик. — У меня торчит.

Жорик переступил порог:

— Позови, поговорить с ним хочу.

— Чего в коридоре будешь с ним разговаривать? — Суслик повернулся и, шлепая рваными тапками, направился в комнату. — Проходи в гостиную, там и поговоришь.

Привольнов двинулся следом.

Квартира у Игоря была в ужасном состоянии — потолок в желтых разводах; на выгоревших, местами отклеившихся обоях потеки; двери обшарпаны, забрызганы то ли вином, то ли соком, кругом грязь непролазная. В гостиной стоял круглый ободранный стол непонятно какого цвета, три табурета с торчавшей из сидений ватой, протертый до дыр диван и… все. Мебель Суслик не пропил по одной причине — ее никто не покупал. Короче, убожество. Впрочем, у самого Жорика квартира ничуть не лучше, да и обстановка не богаче.

За столом, сервированным пустыми гранеными стаканами, пустой бутылкой из-под вина, тарелкой с огрызками огурцов да половиной обглоданной вяленой рыбы на газете, сидели трое — Тимоха, Женька и Костя. Все под мухой. Алкаши, алкаши, алкаши, они и есть привычное окружение Жорика. Впрочем, все они неплохие люди, когда не пьют, разумеется.

— Здорово, дядя Жора, — протягивая руку первым, приветствовал Привольнова Костя, сморщенный паренек с шелушащейся кожей. Надо сказать, бичи Жорика уважали и побаивались — бывший спецназовец как-никак. Те, что помоложе, вроде Кости, даже дядей называли.

Пожимая присутствующим по очереди руки, Привольнов сказал Тимофееву:

— Я к тебе, Генка.

Тимоха — сорокалетний, некогда красивый и умный мужик, а нынче ущербная, спившаяся личность с обвисшей кожей на физиономии, без каких-либо эмоций сказал:

— Вот и хорошо. Садись. Деньги есть? А то пузырь вот раздавили, и ни в голове, ни в заднице.

Пьяница пьяницу всегда поймет. Если есть деньги, поможет. Потому что завтра в трудный похмельный час тебе самому помощь потребоваться может. Хотя Привольнов твердо решил покончить с пьянством, кодекс братства алкоголиков он чтил свято. Жорик достал из кармана купюру, положил на стол и сел на краешек дивана.

Солидного достоинства купюра произвела потрясающий эффект. Мужики преобразились. Из унылых и медлительных они превратились в жизнерадостных и энергичных. В лицах появилась некая одухотворенность, в глазах блеск. Чудеса! Больше всех радовался Тимоха. Он будто даже светился изнутри, словно лампочку проглотил.

— Вот это да! Ну выручил ты нас, Жорка, ну выручил! — загудел он со счастливой улыбкой на губах. — Понимаешь, в отпуске я с сегодняшнего дня, а отпускные еще не дали. Сидим вот и ломаем голову, где алтушки взять. Тебя нам сам бог послал! — Тимофеев придвинул деньги к Косте: — Давай-ка, Костян, ты как самый молодой, сгоняй за винишком.