Ричард Пратер - Трое под одним саваном (сборник)
— Я не сделал ничего плохого доктору Форесту. Он находится в соседнем кабинете, где ему и положено быть. Где положено быть и вам. Где, наверное, уже положено быть и мне.
Женщина рассмеялась:
— Выходит, я не туда попала.
— Наконец-то вы это поняли, — сухо заметил я.
Она оценивающим взглядом посмотрела на меня, а потом с едва уловимым оттенком презрения произнесла:
— Ну, такую ошибку мог сделать любой. Тем более увидев, как из вашей двери выходит такая замухрышка. Именно этот факт и убедил меня... что это кабинет психолога. Женщина с такой внешностью могла выйти только из кабинета психолога. А кстати, что у вас за контора?
— Я — частный детектив, — с некоторым вызовом заявил я.
— Очаровательно. И что же женщине с такой внешностью нужно от детектива? — удивилась она.
— Она хочет, чтобы я, помимо всего прочего, нашел ее мужа.
— Мужа?! — Незнакомка была в шоке. — Мужа? Я... Господи, кто бы мог подумать, что у такой замухрышки есть муж!
— Сударыня, — сухо одернул ее я. — Ваш разговор необычайно развлек меня, но не пора ли остановиться? Мне надо работать.
— Вы, наверное, полагаете, что я ужасно взбалмошная. Но все это произошло лишь потому, что я очень торопилась на прием к доктору Форесту и ужасно волновалась. Мне пришлось призвать на помощь всю свою храбрость, если вы понимаете, о чем я говорю.
— Думаю, что да.
— Я ведь совсем не такая легкомысленная и капризная. Обычно я совершенно нормальная. Но... впрочем, прошу меня простить. Если мне понадобится детектив, чтобы провести какое-нибудь расследование, я обращусь к вам, мистер Скотт. Хорошо?
Я улыбнулся.
— Вы можете обращаться ко мне, даже если вам не нужно будет проводить никакого расследования, мисс. Простите, не знаю вашего имени.
Она улыбнулась. Улыбка делала ее необыкновенно интересной, я бы даже сказал, интригующе интересной женщиной.
— Меня зовут мисс Кэрол Остин, — представилась она. — Отель «Плаза», комната тридцать седьмая, мистер Скотт.
— Я запомню. Зовите меня просто Шелл.
— До свидания. — Кэрол подошла к двери и, оглянувшись на меня, добавила: — Шелл.
Улыбаясь, женщина покинула мой кабинет.
Я сел за стол и тоже улыбнулся. Но тут мне на глаза попалась бутылка с молоком. Ах да, Илона. Надо заняться работой.
Глава 3
Только после обеда мне удалось узнать что-то существенное. К этому времени я получил данные экспертизы молока — в нем было столько цианистого калия, что можно было бы отравить человек десять, не меньше. Еще я узнал адрес Джонни Кэбота. Вернее, тот адрес, по которому он проживал до женитьбы на Илоне.
Во Дворце правосудия я раздобыл копию заявления о регистрации брака, поданного десять дней назад Джонни Кэботом и Илоной Грин. В нем Джонни указал настоящую фамилию своих родителей и их адрес. Мистер и миссис Энтони Кэбиточчи жили в Помоне, штат Калифорния. Когда я позвонил им, то выяснилось, что они ничего не знали о женитьбе своего сына, но дали мне адрес, по которому они ему писали. Это был номер 12 в отеле «Франклин» на бульваре Сансет, расположенном между Лос-Анджелесом и Голливудом. Я добрался туда к пяти часам вечера и обратился за помощью к администратору отеля. Ознакомившись с моими документами и выслушав мои объяснения, почему я хочу осмотреть комнату Кэбота, администратор открыл мне дверь двенадцатого номера и прошел туда вслед за мной.
Комната выглядела так, как будто хозяин появлялся в ней очень редко. Я спросил администратора, живет ли здесь Кэбот или, может быть, уже съехал.
— Насколько я знаю, — ответил он, — Кэбот заплатил за эту комнату за месяц вперед.
В ящике стола я обнаружил пачку фотографий. Их было штук двадцать — все это были снимки разных женщин. Илоны среди них не было. В том же самом ящике я нашел две вырезки из газет. В одной из них, пожелтевшей от времени, вкратце упоминалось дело об установлении отцовства, которое слушалось здесь, в суде Лос-Анджелеса. Женщина по имени Мэри Лэссен, 18 лет, требовала, чтобы мужчина по имени Уильям Грант, 26 лет, был признан отцом ее ребенка. Однако иск ее не был удовлетворен. В другой вырезке говорилось, что Уильям Грант скончался после продолжительной болезни и что похороны «знаменитого на всю округу миллионера-холостяка» состоятся в следующий четверг.
Дело об установлении отцовства. Интересно, откуда суд может знать, кто на самом деле был отцом ребенка? Не менее интересно было бы знать, зачем Джонни Кэбот хранит эти вырезки. Но в эту минуту я наткнулся на расписку о получении зарплаты, из которой явствовало, что Джонни Кэбот работает в театре «Вестландер».
Я никогда не был в «Вестландере», но хорошо знал, что это за заведение и где оно находится. Наконец-то у меня появился повод посетить этот театр. Руководство «Вестландера» утверждало, что здесь даются эстрадные представления с элементами фарса. Однако к эстраде это заведение имело такое же отношение, как Спайк Джонс к классической музыке или как женские шаровары к арабским ночам. На работу в «Вестландер» устраивались желающие приобщиться к театральному миру, но, как правило, их карьера заканчивалась еще до того, как на сцене этого крошечного театрика на улице Лос-Анджелес начиналось представление.
Выйдя из отеля «Франклин», я направился на улицу Лос-Анджелес...
В программе «Вестландера» значилось два фильма — «Наркотический кошмар садистов-нудистов» и «Я пошел по кривой дорожке». Фильм о человеке, который отрицал существующий мир. Перед входом в маленький театр стояли стенды, на которых были расклеены афиши с кадрами из фильмов и фотографии почти в натуральную величину эстрадных див, участвующих в представлениях. Я купил билет у девушки, сидевшей в специальной будке, и, повернувшись, сделал уже шаг к входным дверям, но тут же замер на месте, не веря своим глазам.
Напротив кассы висела огромная фотография актрисы, игравшей в «Вестландере». Она была молода и обладала роскошной фигурой, чего нельзя было сказать об остальных актрисах, чьи фотографии висели тут же. У нее были длинные пышные белокурые волосы, какими, наверное, будет блистать победительница конкурса красоты будущего года. Но я остолбенел совсем не поэтому.
Меня поразило имя актрисы, напечатанное внизу афиши: «Илона Венгерский Ураган».
Илона?
Всего несколько часов назад я разговаривал с другой Илоной, своей клиенткой, женой Джонни Кэбота, которая была первой женщиной по имени Илона, которую я встретил за последние месяцы. А может быть, и годы. Я внимательно изучил фотографию актрисы: но нет, это была совсем другая Илона. Я вошел в театр.
Через пару минут я отыскал администратора, который сидел у себя в кабинете. Это был бледный человек по имени Дент, жевавший свою сигару, Я представился и сказал, что ищу Джонни Кэбота. Поинтересовался, работает ли этот человек в его кинотеатре.
Администратор кивнул и произнес, не вынимая изо рта своей длинной сигары:
— Да. И знаете, это становится смешным.
— Что именно? — не понял я.
— То, что вы пришли сюда. Ведь вы уже второй частный детектив, посетивший наше скромное заведение за последние две недели.
— Что вы говорите? И кто же был первым? И что ему здесь было надо? — удивился я.
— Его звали... Уэлс, что ли... а, нет, Уэлч. Да-да, Уэлч. Он хотел поговорить с Илоной. Она у нас новичок, только начала выступать. Так вот, он поговорил с ней, а потом ушел с Джонни.
— С Джонни Кэботом?
Дент кивнул.
— А что ему нужно было от Джонни? — поинтересовался я.
— Понятия не имею. Я просто видел, как они вместе выходили из театра.
— И когда это было?
Администратор сверился с записями у себя на столе.
— Должно быть, пятнадцатого, — ответил он. — Джонни в субботу, семнадцатого, попросил дать ему десять дней отпуска, а этот детектив заходил за пару дней до этого. Джонни вернулся на работу лишь сегодня.
— Вернулся? Вы хотите сказать, что он сейчас здесь? — еще больше удивился я.
— А где же ему еще быть? Конечно же здесь.
— Я... а Кэбот объяснил вам, почему он берет отпуск?
— Он сказал, что ему нужно провернуть одно очень важное дело, — пожал плечами Дент.
Я вспомнил, что Кэбот и Илона Грин познакомились в субботу, семнадцатого.
— Вы не возражаете, если я переговорю с Кэботом? — спросил я.
— Разумеется, нет. Но вам придется немного подождать. Он сейчас будет петь.
Дент провел меня в ложу сбоку от сцены, коротко объяснил, что мне предстоит увидеть, и ушел. В это время на сцену выходил кордебалет, состоявший из двадцати девиц, вернее сказать, особ женского пола. Они задирали ноги то вбок, то вперед, то назад и прыгали по сцене совершенно независимо от мелодии, которую играл оркестр. Словом, танцовщицы они были совершенно никудышные, и это еще мягко сказано.
Потом девицы разбились на две группы и ушли друг за другом за кулисы. В эту минуту к краю сцены вялой походкой подошла высокая, тощая, я бы сказал, костлявая девица со смазливым личиком и, вымученно улыбаясь, принялась раздеваться. Она была похожа на женщину, которая собирается лечь спать одна в нетопленой комнате, зная, что в доме есть только одно тонкое одеяло. От этого зрелища я испытал лишь острое чувство неловкости, не почувствовав ни радости, ни возбуждения.
