Александр Звягинцев - Сармат. Все романы о легендарном майоре спецназа
Хриплый голос певца и трагические слова его песни показались Сарматову очень знакомыми. Где и когда он их слышал?.. Но, сколько он ни напрягал память, вспомнить так и не смог.
– В Россию топает, во Владивосток, – кивнул вслед удаляющемуся сухогрузу серб.
– Что такое Владивосток? – с непонятным ему самому волнением спросил Сарматов.
– Город на русском Дальнем Востоке. Красивый, на сопках весь…
– Кажется, – сморщил от напряжения лоб Сарматов, – что-то я слышал об этом городе… И песню эту где-то слышал…
– Коли кажется, перекрестись, – ухмыльнулся серб. – А песня эта – известного русского шансонье. Он очень популярен и у нас в Сербии.
«Капитан Чирсков» послал кому-то три простуженных гудка и, как мифический «Летучий голландец», растворился в тумане. А Сарматов еще долго ощущал дрожь в груди и непонятную грусть, как после ухода самого близкого человека.
Через несколько часов хода туман рассеялся, и усилилась болтанка. Ни силуэта корабля на горизонте, ни косого паруса джонки. Только волны, волны… Волны да черные альбатросы, длинными узкими крыльями прорезающие растрепанные облака. Сарматов, стоя с крысой на плече у борта, провожал птиц тоскливым взглядом. У его ног, под дырявым брезентовым навесом, спали вповалку принявшие очередную дозу громилы. К нему подсел китаец Ли Фан.
– Через минуту боя с тобой, Джон, я понял, что у тебя был очень хороший сенсей. Сколько лет ты учился у него? – спросил он, отмахнувшись от арабов-охранников, требующих, чтобы он вернулся на место.
– С чего это ты взял?
– Ли Фан с детства учился искусству боя в синтоистском монастыре «Трех монахов» на Формозе, но не постиг и половины того, чем владеешь ты.
– Возможно, и я с детства учился искусству боя, но я совсем не помню детства, Фан.
– Не помнишь? – вытаращился китаец. – Тот, кто не помнит детства, не становится человеком, говорили мои родители…
– Наверное, они правы, Фан.
– По закону волчьей стаи, – кивнул тот на храпящих громил, – ты должен был убить борова, немца и меня, но ты оставил нас жить. Фан не понимает: почему?
– Я не признаю законов волчьей стаи.
Китаец скептически хмыкнул.
– Я два года лечился у сенсея Осиры-сан не для того, чтобы убивать, можешь ты это понять? – рассердился Сарматов.
– О-о-о!.. – с удивлением отстранился тот. – Старый бродячий самурай Осира-сан, последний хранитель секретов классического карате! Но, прости мое любопытство, от какой болезни он лечил тебя?
– Я потерял память.
– Понимаю… Автокатастрофа?
– Нет. Говорят, что был ранен на какой-то войне.
– Амнезия в результате контузии, – догадался китаец. – На войне такое случается, я знаю. Фан тоже воевал в Камбодже…
– Мы уже двое суток в море, – оглядел горизонт Сарматов. – Не знаешь, куда нас везут арабы?
– Работать в джунглях на какой-то фабрике. Говорят, будут много платить, но, возможно, и обманут.
– Тебе нужны деньги?
– С деньгами и в аду не пропадешь, – усмехнулся Фан и кивнул на спящих: – Этим свиньям деньги нужны на наркотики, а мне – чтобы снова стать свободным.
– Ты не свободен?
Китаец проводил взглядом пролетевшего над суденышком альбатроса и вздохнул:
– Я профессиональный боец карате… Триада Гонконга поставила на мои бои в стиле «дзесинмон» несколько миллионов долларов, но в самый последний момент они приказали мне драться не по правилам. Я подумал: «Тигр бережет свою шкуру, человек – имя». Я отказался драться не по правилам. Боссы триады потребовали от меня всю затраченную ими сумму. Я не смог выплатить ее, и они продали меня в рабство к арабам.
– Почему бы тебе не послать в задницу и арабов, и триаду?..
Ли Фан покачал головой:
– Они убьют на Формозе мою семью – жену и двух моих крошек-дочерей… От них нигде не спрячешься. К тому же они повесили на меня убийство нескольких полицейских, к которому я не имею никакого отношения, но никогда не смогу доказать этого.
– Их тоже продали арабам? – кивнул Сарматов на спящих громил.
– Эти задолжали триаде за наркотики и вовремя не расплатились.
– Что вам надо было от меня в бункере? – скосил на него глаза Сарматов.
– Подчинить тебя, – удивился наивности его вопроса китаец. – Но ты оказался сильнее, и теперь мы подчиняемся тебе.
– Почему мне?..
– Если уж укрываться от дождя, то под большим деревом, – меланхолически пожал плечами китаец. – Любому стаду нужен пастух…
– Но из меня не получится вожак волчьей стаи.
– Пляши, когда все пляшут, – покачал головой китаец. – Сильный всегда помыкает слабым. Разве не этому учил тебя бродячий самурай Осира?..
– Плохо ты Осиру и меня знаешь!..
– У тебя нет памяти, значит, и ты себя не знаешь…
– Возможно, так, – согласился Сарматов.
На какое-то время облака над штормовым простором рассеялись, и слева по курсу возник островок, поросший высокими тропическими деревьями.
– Как называется этот остров? – спросил Сарматов.
– Думаю, что это один из островов архипелага Спратли. Его никак не могут поделить между собой вьетнамцы и континентальные китайцы.
– Почему?..
– Говорят, что русские геологи нашли на островах нефть. А там, где нефть, там и кровь.
Зайдя к островку с подветренной стороны, старик-рулевой застопорил двигатель и что-то крикнул арабам. Те мгновенно бросились к бортам джонки и стали вглядываться в глубину.
Дежурный офицер в резиденции ЦРУ в Гонконге с изумлением глядел на карту, потом схватился за телефон.
– Сэр! – закричал он в трубку. – Я отказываюсь верить, сэр… Сигнал от Джона получен из архипелага Спратли. Архипелаг контролируется вьетконговцами и красными китайцами… Нет, я ничего не перепутал, сэр… Нет, сэр, наши радары не засекают в этом районе каких-либо иных целей… Слушаюсь, сэр…
В гостиничном номере Метлоу опустил на рычаг трубку и повернулся к склонившемуся над стаканом с виски Корвиллу.
– Рич, сигнал от Джона поступил из архипелага Спратли.
– Говорю тебе, вьетконговцы замешаны в деле с сатанинской фабрикой, – отозвался тот. – От косоглазых любой пакости можно ждать…
– У тебя застарелый вьетнамский синдром, мистер Корвилл, – остудил его Метлоу. – От Спратли до берегов Вьетнама и континентального Китая – открытое штормовое море. Пересечь его можно лишь на корабле, но спутники не засекают в том районе больших целей. Можно на самолете, но наша радиоразведка отслеживала его движение по морю на каком-то быстроходном плавсредстве.
– Хоть режь меня, но без участия вьетконговцев здесь не обошлось! – нехотя согласился Корвилл.
Арабы на корме джонки возбужденно затараторили – морская пучина за бортом внезапно вскипела бурунами, и из них, как невиданное морское чудовище, появилась черная рубка подводной лодки. Дизельная субмарина, со спаренными крупнокалиберными пулеметами на носу и без знаков государственной принадлежности, всплыла в нескольких десятках метров от джонки. Не успела с палубы субмарины скатиться вода, как из ее чрева появились одетые в бурнусы вооруженные люди.
– Арабы! – со злостью сплюнул серб. – От шелудивых псов всегда лишь одно дерьмо! Из глаз мед с молоком, а за пазухой кривой ятаган по твои яйца.
По команде с субмарины джонка подошла вплотную к ее покатому, покрытому толстым слоем резины борту.
На джонку полетели какие-то упакованные в пластик пакеты. После того как все было перегружено, арабы стали прикладами и пинками перегонять на субмарину перепуганных громил. Но те ни в какую не хотели покидать борт джонки. Даже очередь из пулемета над их головами не прибавила им решимости. Положение спас Сарматов. Прижав к груди крысу, он первым прыгнул на палубу субмарины. Подчиняясь закону стаи, громилы прыгнули за вожаком. Как только последний из них оказался на палубе субмарины, джонка сразу отвалила от ее борта. Арабы стали подталкивать громил к люку, ведущему во чрево подводной лодки, но те шарахались от него как черти от ладана.
По кивку Сарматова первым полез в люк Ли Фан. За ним, с видом обреченных на заклание, потянулись и остальные громилы. Хуже всего пришлось «борову» – его брюхо никак не втискивалось в узкий люк. Здоровенный араб, под смех соплеменников, прыгнул ему на плечи, и «боров» с диким ревом провалился в чрево субмарины. Когда очередь дошла до Сарматова, тот же араб попытался сбить с его плеча крысу, но, получив удар ногой в промежность, сполз по борту в набегающие волны. Вскипев от ярости, остальные арабы направили на Сарматова короткоствольные «АКСу». Однако в это время из рубки показалась голова доктора Юсуфа. Он что-то крикнул арабам, и те, опустив оружие, расступились перед Сарматовым. Так, с крысой на плече, он и спустился в чрево субмарины.
Задраив люки, черная подводная лодка сразу же погрузилась в пучину. В сгущающихся сумерках уже через несколько минут ничто не напоминало о ней.
