Избранные детективы и триллеры. Компиляция. Книги 1-22 (СИ) - Дашкова Полина Викторовна

«Значит, он все-таки вернулся из зоны, – подумал Стас. – Почему его выпустили? Почему он там не сдох?»

Набирая номер, Стас очень надеялся услышать, что его бывший сокурсник Юра Михеев умер в тюремной больнице или, на худой конец, все еще сидит, ведь очень часто добавляют срок за всякие нарушения. Михеев наверняка там нарушал дисциплину...

– Хорошо, что Юрку освободили досрочно, – произнес он, насыщая чужой фальцет теплыми сочувственными нотами, – я ужасно рад за него.

– Да всего-то на год раньше, его вроде как умирать выпустили. Для отчетности, чтобы меньше смертных случаев в зоне, – печально вздохнула женщина.

– Нет, ну все-таки. Там один год за десять. Он с вами живет?

– С ним вместе жить невозможно. У меня дети маленькие. Мы с мужем сняли для него квартиру однокомнатную в Выхино. Телефона там нет, но адрес могу дать.

– Отлично. Я записываю, – выпалил Стас уже своим обычным низким баритоном, но сам не заметил этого. Женщина на другом конце провода тоже вроде бы не заметила, продиктовала адрес, затем спросила с легким смешком:

– Петя, вы что, серьезно собираетесь навестить моего братца-алкоголика?

Стас долго откашливался, наконец настроил голосовые связки на противный фальцет давно забытого толстяка Петьки Мазо и ответил:

– Почему нет?

– Замечательно! – обрадовалась собеседница. – И когда же?

– Ну не знаю, в ближайшее время.

В трубке послышался мягкий мелодичный смех, почему-то знакомый, и Стаса слегка зазнобило.

– Я сказал что-то смешное? – спросил он, нервно передернув плечами.

– Да нет, что вы, я вовсе не смеюсь, вам показалось, я совершенно не смеюсь. – Она помолчала и вдруг заговорила очень быстро и звонко: – Понимаете, Юрка ни с кем не общается, все его забыли, может, он поэтому и запил. Вы помните, какой он был? Экзамены сдавал на пятерки, на гитаре играл, пел, всего Высоцкого наизусть знал. А как он анекдоты рассказывал, помните? Сдохнуть можно было от смеха, – она всхлипнула и шумно высморкалась. – Извините меня, Петя, я так рада, что вы позвонили, вспомнили о Юрке. Спасибо вам. Так когда же вы поедете к нему?

– Ну, возможно, прямо сегодня, – нерешительно протянул Стас, – да, наверное, сегодня. У меня как раз свободна вторая половина дня. А потом вся неделя будет забита.

– Я не знаю, Петя, мне неловко, честное слово. Дело в том, что я должна была как раз сегодня навестить его, но совершенно некогда. Вы на машине или на метро?

– На машине.

– Ничего, если я вас попрошу передать Юрке кое-какую еду и одежду? Мы бы встретились, где скажете, в любое удобное для вас время.

У Стаса неприятно сжался желудок, он потянулся за сигаретой. Отказаться было невозможно. Не мог он вот так, с ходу, придумать уважительную причину для отказа. Он закурил и попытался успокоиться, сказав себе, что она не помнит, как выглядит Петя Мазо, и тем более как выглядит он, Стас Герасимов. Ей было всего двенадцать, а им по двадцать один—двадцать два. Вот если бы она вознамерилась ехать к любимому брату вместе, тогда другое дело. А так, только вещи передать, встретиться мельком, это ничего...

– Простите, Петя, я вас не очень гружу? – виновато спросила она.

– Нет. Все нормально. Я с удовольствием, – отчеканил Стас.

– Спасибо вам огромное, вы меня так выручите, вы не представляете, до чего мне сложно к нему выбираться. У меня двое маленьких детей, муж целыми днями на работе, мама болеет, да и морально очень тяжело. Как увижу его, так потом месяц мучаюсь депрессией.

– Неужели все настолько плохо? – спросил Стас.

– Не то слово, приедете, сами увидите.

Она продиктовала адрес, толково объяснила, как доехать, и спросила, где, в котором часу они встретятся.

– Давайте в шесть, в начале Цветного бульвара, у старого цирка, – быстро проговорил Стас и готов был повесить трубку, но тут же спохватился и заорал: – Нет! Погодите! Вы помните, как я выгляжу?

– Ой, правда, совсем не помню! – растерялась она. – Столько лет прошло, я видела вас раза два, не больше. Вы, кажется, были такой полный, с длинными волосами, в очках.

– Я сбросил пятнадцать килограммов, волосы стригу коротко, вместо очков контактные линзы. А вы были маленькая, худенькая, с двумя хвостиками и большими голубыми глазами.

– Все правильно, только глаза у меня темно-карие, почти черные. Это у Юрки голубые.

– Ну да, конечно. Простите, я забыл. Честно говоря, я забыл даже ваше имя.

– Ирина.

– Очень приятно. Так вот, Ирина. Вы увидите «Тойоту» цвета какао с молоком. Машина довольно приметная. Запишите номер.

Положив трубку, Стас долго кашлял. От чужого голоса першило в горле.

– Бред, – произнес он, хлебнув минералки из горлышка, – я с самого начала понял, что это бред.

А женщина, которую действительно звали Ирина, тут же позвонила и по телефону пересказала разговор со Стасом почти дословно.

– Умница, – похвалил ее хриплый прокуренный бас, – когда встретитесь, задержи его минут на двадцать—тридцать. Как тебе показалось, он сильно нервничал?

– Я же сказала, он говорил чужим голосом, он играл другого человека, причем довольно бездарно.

– Но нервничал?

– Да фиг его знает! – рассердилась Ирина. – Я тебе что, психолог, блин?

Сергей Логинов попытался открыть глаза, но не сумел. Сквозь веки пробивался зыбкий свет. Кожа на лице саднила, стянулась и отвердела, как будто ее пропитали клеем. Он потрогал щеку и почувствовал под пальцами нечто мягкое, шершавое, похожее на ткань.

«Бинты, – догадался он, – у меня перебинтовано лицо!»

Он осторожно приподнялся на койке. Ноги не болели. На коленях никаких повязок не оказалось. Стало быть, штыри не извлекали. Очередное вранье. Ему все-таки удалось чуть-чуть разлепить веки, и первое, что он увидел сквозь щелочки, было высокое окно, за которым качались еловые ветки. Значит, он опять в этом треклятом «боксе» и все начинается сначала, но только на этот раз ему не спасали ноги. Ему зачем-то искалечили лицо.

Открылась дверь, и в палату вплыла знакомая фигура в белом халате. Он узнал медсестру Катю.

– Доброе утро, – сказала она, – не пытайся разговаривать. Тебе пока нельзя. И старайся не открывать глаза. Лучше ляг и лежи спокойно.

«Что у меня с лицом?» – хотел крикнуть он, но вместо слов получился мутный, жалобный стон. Язык не ворочался, губы были мертвыми.

– Голова кружится? Тошнит? – сочувственно улыбнулась Катя. – Ничего, это скоро пройдет. Просто наркоз еще не отошел. Давай-ка я тебя сейчас уколю, часика три поспишь, проснешься другим человеком. Тогда уж и поесть будет можно.

Сквозь пятнистый туман он увидел, как она надламывает ампулу, вскинул руку и стиснул ее запястье. Она вскрикнула, выронила ампулу.

– Совсем свихнулся? Пусти, больно!

В ответ он тихо замычал и помотал забинтованной головой.

– Ну что, мне орать, да? Охрану звать? – спросила она и попыталась выдернуть руку. Он сжал еще сильней и почувствовал под пальцами быстрое биение ее пульса.

– Ладно, – вздохнула она, немного успокоившись, – я расскажу тебе, что случилось. Только сначала отпусти, хорошо? – Он разжал пальцы. Она присела на койку рядом с ним и быстро, тихо заговорила: – Вчера Гамлет Рубенович должен был провести очередное обследование. Я ввела тебе триомбраст. Это такой специальный контрастный препарат, для рентгена. Но у тебя оказалась аллергия на него, этого никто не мог ожидать. Ты стал совершенно бешеный, у тебя случился настоящий интоксикационный психоз, я, честно говоря, никогда подобного не видела. Ты заорал, вскочил, помчался по коридору. Наверное, у тебя были галлюцинации, потому что ты с размаху врезался лицом в стальную дверь. Мы с Гамлетом Рубеновичем не успели тебя удержать. В итоге ты сломал нос и нижнюю челюсть.

Катя замолчала, и тишина показалась неприятной, сухой и шершавой, как наждак. Сергей закрыл глаза. У него заболел живот. Эта боль была совершенно новой, но в то же время знакомой, как будто пришла издалека, старушка-странница, запричитала и присосалась, ведьма, где-то внутри, в районе желудка.