Ричард Старк - Похищение черного льда
Моросило, шел холодный мартовский дождик, воздух был пропитан влагой. Рядом с таксистом лежал клубок ветоши, и он через каждые несколько кварталов протирал им запотевшее ветровое стекло. Медленно двигались “дворники”. Остановились у входа в музей, понимая, что за ними, скорее всего, следят из окон верхнего этажа. Но что Каземпы смогут увидеть? Что может быть подозрительного в том, что Гонор в середине дня показывает музей какому-то американскому ученому?
Гонор отпер переднюю дверь и пропустил Паркера вперед. Внутри пахло так, как пахнет обычно в зданиях, которые давно уже никем не посещаются; было сухо, прохладно и пыльно. На стенах фойе висели щиты; через дверной проем Паркер мог видеть следующий зал, по обеим стенам которого под стеклом были выставлены экспонаты. Деревянные, тщательно отполированные полы блестели, ковров на них не лежало.
Гонор повел гостя дальше, через длинную узкую галерею, по левую сторону которой располагались стеклянные ящики с экспонатами, по правую — установленные на пьедесталах деревянные статуэтки. Пройдя ее, они попали в небольшую, почти квадратную комнату, на боковых стенах которой висели картины. Лифт был напротив.
Кабина стояла на первом этаже. Они зашли в нее и, пока лифт поднимался к третьему этажу, Паркер изучал вентиляционное отверстие на потолке кабины. Чтобы открыть его, надо было всего лишь повернуть ручку. Паркер оставил ее в положении “открыто”.
На третьем этаже первые десять минут они занимались осмотром экспозиции. Вдруг кто-нибудь из братьев Каземпа подслушивает, поэтому они иногда перекидывались фразами, по которым можно было сделать вывод, что Паркер является профессором, который приехал сюда с научными целями.
Вернувшись на первый этаж, они продолжали играть в ту же игру. Но за проведенные внизу полчаса сумели упрятать бомбы с замедленным действием в такие места, где их не так-то просто было обнаружить. Взрывы должны были произойти с интервалом в две минуты.
Наконец Паркер сказал:
— Благодарю вас, мистер Гонор. Пребывание в музее было для меня очень полезным.
— Спасибо, — ответил Гонор. — Рад это слышать. — Его голос звучал как у человека, пытающегося скрыть от собеседника одолевающую его скуку.
Они вместе вышли из здания; Гонор тщательно запер дверь. На Парк-авеню он, махнув рукой, произнес:
— Вот такси.
— Я сяду на следующее, — ответил Паркер.
Гонор удивленно взглянул на него:
— Разве вы не поедете вместе со мной?
— В этом нет необходимости.
— Мы думали... — У Гонора был недоумевающий вид. — Мы думали, что вы вернетесь вместе с нами.
— Я все рассказал, — сказал Паркер. — Они знают, что надо делать, и знают, как надо делать.
Такси стояло рядом, ожидая Гонора.
— Это так неожиданно, — произнес он.
— Наши общие дела закончились. Запомните только, что вы не должны выходить из грузовика. Если что-нибудь не получится и вам придется начинать все сначала, найдите меня через Генди Мак-Кея.
— Хорошо, — сказал Гонор. — Что ж, большое спасибо.
— Все в порядке, — ответил Паркер. Увидев проезжающее мимо такси, он махнул рукой: — Счастливо.
— Спасибо. — Гонор резко вытянул руку вперед, словно неожиданно решился нарушить данное самому себе слово. — Был рад познакомиться.
Паркер пожал ее.
— Надеюсь, все получится. Они сели в разные такси.
— Отель “Уинчестер”, Западная Сорок четвертая улица, — сказал Паркер водителю. Он сел назад и стал смотреть в окно, тотчас выбросив из головы и Гонора, и бриллианты, и музей.
Он думал о Клер. Какое там имя она выбрала? Миссис Керол Боуэн. “Херридж-Хаус”. Бостон. Последние несколько дней, занятый разработкой плана, он совсем, не вспоминал о ней, теперь же ни о чем другом не мог и думать.
Он мог бы полететь на самолете, тогда уже через два часа он мог бы быть с ней.
В отеле он попросил счет. Поднявшись в свой номер, увидел, что у окна стоит, глядя на моросящий снаружи дождь, уже знакомый ему первый экс-колонист. Тот самый, который в самом начале всей этой истории проверял содержимое его чемодана.
Двух его друзей видно не было. Их ему заменял, очевидно, кольт, который он небрежно держал в правой руке, словно демонстрируя, что, хотя хорошо знает, как им владеть, уверен, что он не понадобится.
— Что на этот раз? — в нетерпении спросил Паркер.
— Мне кажется, нам следовало бы потолковать, — ответил человек.
Паркер вспомнил три имени в записной книжке Хоскинса.
— Кто вы? Дааск? Человек удивился:
— Вы знаете наши имена? А, от Хоскинса конечно же. Нет, я Мартен, Аарон Мартен.
— Хорошо, Мартен. О чем вы хотите поговорить?
— Мы можем поговорить о Гоноре, — ответил Мартен. — Когда будет совершено ограбление? Где сейчас спрятаны бриллианты? Куда он хочет отправить их после ограбления?
Паркер покачал головой:
— Вам лучше знать.
Мартен сохранял невозмутимость:
— Не хотите говорить об этом? Хорошо. Может быть, поговорим тогда о миссис Керол Боуэн? Или вы думаете, что она все еще в “Херридж-Хаус” в Бостоне, штат Массачусетс?
Часть третья
Глава 1
Клер проснулась от дикой боли в голове; сильно стучало в висках. Первой мыслью было: “Должно быть, я вчера сильно напилась”. Но постепенно, сквозь боль, к ней возвращалась память, и она подумала: “Но я же вчера ничего не пила”. Эта мысль заставила ее открыть глаза, и она увидела, что находится в совершенно незнакомом ей месте.
Сначала это был не испуг, только замешательство. Продолжая лежать на боку — голова утоплена в подушку, покрывало натянуто по шею, — она смотрела на ту часть комнаты, что предстала ее взору, — серую стену, коричневый кухонный стул и закрытую, старого образца дверь, задавая себе вопрос: “Где это я?”
Внезапно она поняла, что одета. Она лежала на кровати под покрывалом совершенно одетая! Только туфель не было.
Клер резко села и стала осматриваться — она находилась в комнате, в которой никогда не была раньше, и лежала в большой, старомодной, с медными шишечками двуспальной кровати; здесь еще стояли два шкафа, туалетный столик, ночные столики и три коричневых кухонных стула. Рядом с кроватью — лампы с гофрированными розовыми абажурами. На окнах — белые занавеси и наполовину спущенные темно-зеленые шторы. Через нижнюю часть окон в комнату проникал серый дневной свет. Окна, а их было два, располагались как раз напротив кровати.
В комнате больше ни души. Клер прислушалась, но всюду стояла полная тишина.
Где же она? Как сюда попала?
Боль в голове мешала думать. Чуть наклонив ее, она начала массировать виски, это немного помогло. Продолжая массаж, она старалась хоть что-то вспомнить.
Где она была прошлой ночью? Вообще, где она провела весь вчерашний день?
Она вспомнила, что после полудня поехала в Нижний город, в косметический кабинет на Франклин-стрит. Затем хотела где-нибудь купить вуаль, но не нашла такую, которая подошла бы к цвету ее волос. Вернулась в отель, надеясь, что вдруг приехал Паркер — ведь прошло уже девять дней, как они расстались, — или хотя бы прислал письмо, но ничего не было. Ей не улыбалось обедать одной в ресторане, поэтому она заказала еду себе в номер и, пока ела, смотрела в газете, нет ли чего интересного вечером в кино или по телевизору.
Была в кино? Но она не могла вспомнить ни фильма, ни передачи по телевизору. Что же она делала после обеда? Последнее, что она помнила, — это как она обедала, сидя на стуле за письменным столом, на котором были расставлены тарелки с едой, а перед ней у стены лежала газета. И как она чувствовала себя очень уставшей. И вот сейчас она проснулась здесь.
Ей что-нибудь подмешали в еду? Может быть, именно этим объясняется головная боль и то, что вчерашние события представляются ей такими неясными? Еду приносил какой-то новый официант, но тогда она не обратила на это никакого внимания, ведь за эти девять дней их сменилось несколько.
Наверное, это так и есть. Она припоминала, как сидела за едой, во вкусе которой не было ничего необычного, и ее вдруг начал одолевать сон. Перед ней стояли тарелки с недоеденной едой, а глаза все сильнее и сильнее слипались.
Встала ли она из-за стола и растянулась на кровати? Этого она не могла вспомнить. Кажется, она сделала это или, во всяком случае, хотела это сделать, но она точно не могла сказать, действительно ли она встала со стула и легла на кровать.
Она потерла голову. Если бы только унялась эта боль. А так она не может думать, не может сосредоточиться.
Кто же мог это сделать?
Клер посмотрела на часы. Они все еще шли, показывая двадцать пять минут пятого. Пятого? Значит, скоро вечер; она, должно быть, проспала почти двадцать часов.
Сбросив покрывало, Клер осторожно спустила ноги на пол. Она чувствовала себя очень слабой. При движении боль в голове усиливалась, поэтому она старалась двигаться медленно и осмотрительно. К тому же не хотелось, чтобы ее услышали и поняли, что она проснулась. Если, конечно, здесь кто-то есть.
