Джеймс Чейз - Ты найдешь – я расправлюсь
— Попридержи язык! — прорычал он Джун голосом, вибрирующим от ярости. Затем, когда она отвернулась к окну, спросил у Карлотти: — Это то, что сказал врач?
— У меня есть копия акта о вскрытии, — ответил Карлотти. — Вы можете с ним ознакомиться, если желаете.
— Беременна? Хелен?
Он отодвинул назад кресло и поднялся на ноги. Он все еще выглядел грубым и сильным, но почему-то я перестал чувствовать себя пигмеем, что-то в ауре, создаваемой им, улетучилось.
Он начал медленно ходить по комнате, пока Карлотти, Гранди и я смотрели себе под ноги, а Джун глядела в окно.
— Она бы никогда не пошла на самоубийство, — вдруг произнес он. — Для этого у нее был слишком сильный характер.
Никто на это ничего не сказал.
Чалмерс продолжал ходить по комнате, держа руки в карманах. Прошло несколько томительных минут, потом он вдруг остановился и задал старый как мир вопрос:
— Кто он?
— Мы не знаем, — сказал Карлотти. — Ваша дочь могла с какой-то целью ввести в заблуждение агента по недвижимости и служанку, сказав им, что это был американец. В Италии нет американцев с таким именем.
Чалмерс перестал ходить и снова сел.
— Может, он пользовался не своим именем? — спросил он.
— Возможно, — согласился Карлотти. — Мы навели справки в Сорренто. Один американец приезжал накануне на поезде в три тридцать из Неаполя.
Мне стало трудно дышать.
— Он оставлял чемодан на станции, — продолжал Карлотти. — К сожалению, его описания сильно разнятся. Никто особенно не обращал на него внимания. Проезжающий мотоциклист видел его идущим по дороге Сорренто — Амальфи. Все сходятся лишь на том, что он был одет в светло-серый костюм. Станционный служащий сказал, что он был высок. Мотоциклист полагает, что он был среднего роста. Мальчик из соседней деревни вспоминает, что он был невысокий и полноватый. Точного его описания нет. Около десяти часов вечера он забрал свой чемодан и взял такси до Неаполя. Он очень спешил. Он пообещал водителю пять тысяч лир чаевых, если тот успеет доставить его до поезда, отходящего в одиннадцать пятнадцать в Рим.
Чалмерс подался вперед, и его лицо напряглось. В этот момент он напоминал мне хищного зверя перед прыжком.
— Дорога на Амальфи — это и дорога к вилле?
— Да. Там есть ответвление.
— Моя дочь погибла в восемь пятнадцать?
— Да.
— А этот человек поспешно взял такси в десять часов?
— Да.
— Сколько времени нужно, чтобы добраться от виллы до Сорренто?
— На машине — полчаса, а пешком — больше чем полтора.
Чалмерс на мгновение задумался. Мне казалось, что после этих вопросов он выйдет из себя, но этого не произошло. Он пожал плечами и сказал:
— Она не могла покончить с собой. Я это знаю. Так что можете оставить эту версию при себе, лейтенант. Ясно, что она упала со скалы, когда пользовалась кинокамерой.
Карлотти промолчал. Гранди поерзал и стал внимательно рассматривать свои ногти.
— Я хочу услышать выводы, — произнес Чалмерс жестким голосом.
— Моей обязанностью является, — сказал Карлотти, — доложить факты судье. Он сделает заключение.
Чалмерс пристально посмотрел на него.
— Да. Кто судья?
— Синьор Джузеппе Малетти.
Чалмерс кивнул.
— Где тело моей дочери?
— В морге Сорренто.
— Я хочу ее увидеть.
— Конечно. Для этого нет никаких препятствий. Я вас туда отвезу.
— Нет. Я поеду сам и возьму с собой Доусона.
— Как вам будет угодно, синьор.
— Только предупредите того, кто за это отвечает, чтобы я мог ее увидеть. — Чалмерс достал новую сигару и начал снимать обертку. В первый раз после того, как я вошел в комнату, он посмотрел на меня. — Итальянские газетчики уже знают об этом деле?
— Пока нет, — ответил я.
Он кивнул и повернулся к Карлотти:
— Благодарю за факты, лейтенант. Если я захочу еще что-то узнать о ходе следствия, я с вами свяжусь.
Карлотти и Гранди поднялись.
— К вашим услугам, — сказал Карлотти.
— Проклятые итальяшки, — свирепо промолвил Чалмерс, когда они вышли.
Я решил, что настал момент, чтобы достать шкатулку с драгоценностями, которую Карлотти дал мне на хранение. Я положил шкатулку на стол перед Чалмерсом.
— Это принадлежит вашей дочери, — сказал я. — Они нашли это на вилле.
Он нахмурился, подался вперед, открыл шкатулку и вперил глаза в ее содержимое. Потом он перевернул шкатулку вверх дном и высыпал драгоценности на стол.
Джун поднялась на ноги, подошла и заглянула ему через плечо.
— Ты ведь не давал ей этого, а, Шервин? — спросила она.
— Конечно нет! — воскликнул он, перебирая бриллиантовое ожерелье пальцами. — Я бы никогда не дал ей таких вещичек.
Она перегнулась через его плечо и попыталась взять бриллиантовое ожерелье, но он отбросил ее руку.
— Оставь их! — Рык его голоса заставил меня вздрогнуть. — Иди и сядь!
Слегка поведя плечами, она вернулась к окну и села.
Чалмерс сложил бриллианты обратно в коробку и закрыл крышку. Он обращался со шкатулкой так, как будто она была сделана из яичной скорлупы.
Некоторое время он просидел недвижно, смотря на шкатулку. Я наблюдал за ним, размышляя, что он предпримет в следующий момент. Его всеподавляющая аура снова к нему вернулась.
— Дозвонись до этого Джузеппе, или как его там, — сказал Чалмерс, не глядя на меня. — До этого судьи.
Я нашел фамилию Малетти в телефонной книге и набрал номер. Пока я ждал соединения, Чалмерс продолжил:
— Сообщи прессе — но никаких деталей. Скажи им, что Хелен, находясь на каникулах, сорвалась со скалы и погибла.
— Да, — ответил я.
— Будь завтра здесь в девять утра с машиной. Я хочу поехать в морг.
Я попросил секретаря соединить меня с Малетти. Когда тот взял трубку, я сказал Чалмерсу:
— Судья.
Он поднялся и подошел ко мне.
— О'кей, давай действуй, Доусон, — произнес он, беря у меня трубку. — Но помни — никаких деталей.
Выходя из номера, я услышал его слова:
— Это говорит Шервин Чалмерс…
Почему-то то, как он произносил свое имя, звучало более впечатляюще, чем какое-либо другое имя в мире.
Глава 5
1
На следующий день в девять часов утра я, как мне и было велено, подъехал к отелю «Везувий» на взятом напрокат «роллс-ройсе».
В итальянской прессе появились сообщения о смерти Хелен. Во всех газетах публиковались ее фотографии: на этих изображениях она была такой, какой я ее увидел в первый раз, — в роговых очках, с завязанными узлом на голове волосами и серьезным выражением лица.
Накануне вечером, покинув Чалмерсов, я позвонил Максвеллу. Он получил от меня инструкции, что делать дальше и как освещать эту историю.
— Дай сообщения в прессу, — сказал я. — Подай это как банальный несчастный случай. Дело было так: она находилась на каникулах в Сорренто, занималась киносъемкой и так увлеклась, что сорвалась со скалы.
— Ты думаешь, кто-то поверит этой ерунде? — ответил он взволнованным голосом. — Они захотят узнать, что она там делала одна и почему жила на такой большой вилле.
— Я знаю, — возразил я, — но ты должен настаивать, что все было именно так. Если хочешь сохранить свое место, делай как тебе говорят. — И я повесил трубку, прежде чем он успел что-то сказать.
Примерно в десять минут десятого Чалмерс вышел из отеля и сел на заднее сиденье «роллс-ройса». У него в руке была пачка газет, а в зубах зажата сигара. Мне он даже не сказал «доброе утро».
Я немного удивился, что с нами не было Джун Чалмерс. С того места, где я сидел, мне в водительское зеркало был хорошо виден читающий газеты Чалмерс. Он быстро их просматривал и бросал одну за другой на пол машины, прочитав то, что ему было нужно.
К тому времени, когда мы прибыли в Сорренто, все газеты были просмотрены. Он сидел, куря сигару и смотря в окно, беседуя только с одним богом, который ему был известен, — с самим собой.
Я сказал водителю, чтобы он ехал к моргу. Когда «роллс-ройс» остановился у этого небольшого домика, Чалмерс вышел и, махнув мне, чтобы я оставался в машине, зашел внутрь.
Я закурил сигарету и попытался представить, что происходит в морге, но передо мной неотвязно стояло изуродованное припудренное лицо Хелен, которое я видел во сне предыдущей ночью.
Чалмерс пробыл в морге двадцать минут.
Он вышел оттуда так же резво, как и вошел. Его сигара, теперь уменьшившаяся на полтора дюйма, все еще была зажата между зубами. Я решил, что, смотря на свою мертвую дочь с сигарой во рту, он пошел до конца, играя роль железного человека.
Он сел на заднее сиденье «роллс-ройса» до того, как я успел выйти из машины и придержать для него заднюю дверцу.
— О'кей, Доусон, теперь поехали на эту виллу. По пути к вилле никто ничего не говорил.
