Дэшилл Хэммет - Сотрудник агентства "Континенталь"
В Трастовой компании «Голдэн Гейт» пришлось долго объяснять и уговаривать, но в конце концов они сообщили мне что я просил: двадцать пятого, в субботу, перед отъездом из города, Рэтбоун снял все деньги со своего счета, чуть больше пяти тысяч долларов.
Из банка я направился в транспортную контору и должен был всех угощать сигаретами, пока мне не позволили посмотреть квитанции за двадцать восьмое число. И все ради поиска партии из трех чемоданов в Нью-Йорк.
Я сообщил по телеграфу номера сохранных квитанций и описание Рэтбоуна в Нью-Йоркское отделение агентства, и просил найти багаж, а через него и самого Рэтбоуна.
В конторе Пульмановской компании мне сказали, что восьмой вагон сейчас в рейсе, и что через пару часов мне смогут сказать, занял ли Рэтбоун свое место направляясь в Нью-Йорк.
По пути к дому 1100 по Буш-стрит, я зашел к фотографу и распорядился сделать десяток копий фотографий.
Я нашел квартиру Евы Дати после пятиминутного розыска в справочнике в вестибюле, и поднял ее из постели. Она оказалась белокурой и очень маленькой девушкой, между девятнадцатью и двадцатью девятью годами, в зависимости от того, судить по глазам или по остальным деталям лица.
– Я не виделась и не разговаривала с мистером Рэтбоуном с прошлого месяца, – сказала она. – На следующий вечер у меня устроена вечеринка, я позвонила ему в отель, хотела чтоб он пришел, но мне сказали что его нет в городе, и он не вернется в течении недели или двух.
На другой вопрос она ответила:
– Да, мы были довольно хорошими друзьями, но не очень близкими. Вы понимаете, что я имею в виду: мы хорошо проводили время вместе, но не более того.
Миссис Эрншо не была такой искренней. Дело в том, что у нее был муж и в этом было отличие. Она была высокой, стройной, смуглой, как цыганка, с надменным взглядом. В нервном тике все время кусала свою нижнюю губу.
Мы сидели в комнате, полной неудобной мебели и в течение пятнадцати минут мне пришлось ходить вокруг да около, пока не пошел напрямик.
– Дело обстоит так, миссис Эрншо, – сказал я. Мистер Рэтбоун исчез, давайте его найдем. Это поможет и мне и вам. Я пришел для того, чтобы вы сказали мне то, что знаете. Я мог бы пойти к вашим знакомым и задать им массу вопросов; и если Вы не скажете мне того, что я хочу знать, мне только это и останется сделать. И, хотя я буду само благоразумие, все равно это возбудит любопытство, возникнут необоснованные догадки и слухи. Я даю вам возможность это предотвратить. Все зависит от вас.
– Вы полагаете, – сказала она холодно, – мне есть что скрывать?
– Я ничего не полагаю. Я ищу информацию о Дэниэле Рэтбоуне.
Она на мгновение прикусила губу, а потом мало-помалу рассказала свою историю, часть она умолчала, часть исказила, но в целом история была похожа на правду. Вот что осталось от ее повествования после просеивания сквозь мелкое сито:
Она и Рэтбоун планировали сбежать вместе. Она выехала из Сан-Франциско двадцать шестого числа, и сразу направилась в Нью-Орлеан. Он должен был покинуть город на следующий день, якобы в Нью-Йорк, но на Среднем Западе пересесть на другой поезд и встретиться с ней в Нью-Орлеане. Оттуда на судне они бы отправились в Центральную Америку.
Она сказала, что ничего не знала об облигациях. Скорее всего это было правдой. Так или иначе она осуществила свою часть плана, но Рэтбоун в Нью-Орлеане не появился. Она не позаботилась замести свои следы, и частные детективы, нанятые ее мужем отыскали ее немедленно. Ее муж приехал в Нью-Орлеан, и, видимо, не подозревая, что в деле замешан еще кто-то, убедил ее вернуться домой. Она не была той женщиной, которая заставила бы себя ждать Рэтбоуна из спортивного интереса, так что она больше не пыталась связаться с ним или выяснить, почему он не присоединился к ней.
Ее история звучала достаточно правдивый, но, чтобы окончательно убедится, я немного порасспрашивал в квартале, и то что узнал, кажется, совпадало, с тем что она наговорила мне. Я узнал, что кое-кто из соседей сделал предположения, которые не сильно отличались от реальности.
Потом я поговорил по телефону с Пульмановской компанией, и они сказали мне, что место четыре в вагоне восемь дневного поезда на Нью-Йорк, от 28-ого числа, не было занято.
Зумвальт одевался к обеду, когда я вошел в номер в отеле, где он проживал.
Я рассказал ему всё, что узнал за этот день, и к каким выводам пришел.
– Всё имеет смысл до того, как двадцать седьмого числа Рэтбоун покинул хранилище Трастовой компании «Голдэн Гейт», а после этого ничего! Он планировал присвоить облигации и сбежать с этой миссис Эрншо, и он забрал все свои деньги в банке. Это ясно. Но зачем вернулся в офис? Ради чего провел ночь в городе? Что за неотложные дела задержали его здесь? Почему бросил миссис Эрншо? Почему не воспользовался своими средствами, чтоб выполнить хоть одну часть своего плана? Может это и ложный след, но очень плохой! Ничего не остается, мистер Зумвальт, кроме как оповестить полицию и газеты, и посмотреть, что выйдет из того шума, что поднимется по всей стране.
– Но это означает, что Дэн сядет в тюрьму! И без всякого шанса по-тихому уладить дело, - запротестовал он.
– Это так, но вы не можете поступить иначе. Помните, что вы должны подумать и о себе. Вы его партнер, и даже если не несете юридическую ответственность за его деяния, вы несете финансовую ответственность. Вам следует избегать каких-либо подозрений.
Он неохотно кивнул и поднял трубку.
Я два часа потратил на то, чтоб передать в полицию все что мы знали и в газеты, ту ее часть информации, которую хотели опубликовать.
Я отправил три телеграммы. Одну в Нью-Йорк, с просьбой открыть багаж Рэтбоуна сразу, как только будет получено разрешение суда. (Если он не приезжал в Нью-Йорк, багаж должен был быть еще на складе транспортной компании.) Другую отправил в Чикаго, с просьбой допросить брата Рэтбоуна и последить за ним несколько дней. Третью в Нью-Орлеан, пусть там тоже его поищут. Затем я пошел домой и лег спать.
Новостей было мало, поэтому Рэтбоун на следующий день занял все первые страницы в газетах, с фотографиями (в редакциях нашлись фотографии Рэтбоуна, когда он выступал соответчиком в каком-то деле о разводе год назад) и описаниями, и с массой диких предположений и слухов, которые успели расплодиться за то короткое время, что прошло между нашими звонками в редакции и отправкой материала на ротатор.
Я провел утро за подготовкой записей и планов, которые охватывали всю страну, и добиваясь разрешения просмотреть списки пассажиров пароходов.
Незадолго до полудня пришла телеграмма из Нью-Йорка, в которой было перечислено, что нашли в багаже Рэтбоуна. Содержимое двух больших чемоданов особого интереса не представляло. Там были вещи, которыми Рэтбоун, возможно, собирался пользоваться, а мог положить, чтоб ввести всех в заблуждение. Но то, что обнаружили в дорожном саквояже, вызывало недоумение. Вот список:
Две шелковые пижамы, четыре шелковые рубашки, восемь льняных подворотничков, четыре комплекта нижнего белья, шесть галстуков, шесть пар носков, восемнадцати платков, пара щеток, расческа, механическая бритва, тюбик крема для бритья, помазок, зубная щетка, тюбик зубной пасты, банка талька, бутылка краски для волос, портсигар с двенадцатью сигарами, револьвер Кольт тридцать второго калибра, карта Гондураса, испанско-английский словарь, два альбома с марками, пинта шотландского виски и футляр с маникюрным набором.
Зумвальт, бухгалтер и стенографистка наблюдали, как двое сотрудников центрального полицейского управления описывали вещи в кабинете Рэтбоуна. Прочитав телеграммы, детективы вернулись к работе.
– Что означает этот список? - спросил Зумвальт.
– Означает, что всё сейчас не имеет ни малейшего смысла, – сказал я. – Этот кожаный саквояж предназначался в качестве ручной клади. Не было смысла регистрировать его, он был даже не заперт. Никто не сдает в багаж сумки с вещами, которыми обычно пользуются в дороге, это глупость а не ложный след! Скорее всего что-то случилось позже, что-то заставило избавиться от нее, когда он понял, что не сможет воспользоваться этими вещами. Но почему это стало вдруг ненужным? Не забывайте, что это по всей видимости тот саквояж, с которым он ходил в Трастовую компанию «Голдэн Гейт», в поисках облигаций. Проклятие, если я что-либо понимаю!
– Здесь нашлась еще одна вещь, чтобы ты окончательно свихнулся, – сказал один из детективов центрального управления, оторвавшись от обыска конторы и протягивая мне лист бумаги. Я это нашел за одним из ящиков, оно туда завалилось.
Это было письмо, написанное синими чернилами, почерком твердым, угловатым и несомненно женским, на плотной бумаге.
Дорогой Дэннибой.
