Лео Мале - Солнце встает из-за Лувра
– Вот здорово! Милый, это потрясающе! Я только что влетела, и сразу ты. Ну, ты угадал! Откуда ты звонишь? Из Пуэнт-Фром? В какое это захолустье тебя занесло?
– Гм… Извините меня, мадам, но я не ваш милый и, поверьте мне, искренне об этом сожалею.
Голос женщины изменился, стал более хриплым и явно неприятным.
– Что-что? Это розыгрыш?
– Не знаю. Моя фамилия Бюрма.
– Бюрма… Фабрикант фальшивых жемчужин? Еще раз спрашиваю, это розыгрыш или что?
– Моя фамилия Бюрма, имя Нестор.
– Дальше что? Чего вы хотите?
– Вожирар 15-15?
– Это здесь. Дальше?
– Я хотел бы поговорить с месье Реймондом Блотье.
– Его здесь нет.
– А когда он будет?
– Не знаю.
– Он уехал?
– Может быть. Позвоните в другой день.
– Простите, одну минуту. У него недавно не была украдена машина?
– Что?!
Можно было подумать, что я наступил ей на мозоль.
– Украли автомобиль,– повторил я, зеленая ДС номер 1234 АВ 75.
– Наверняка нет.
Сказала, как отрезала, с вульгарным смехом. Я спросил:
– А чего здесь смешного?
– Пошел ты, милый, знаешь куда? – ответила она и повесила трубку.
Вызывать ее снова у меня не было охоты. Во-первых, старый морской волк, наверное, стал терять терпение, если вообще уже не отчалил, а, во-вторых, эти звонки и диалог двух сумасшедших не обещали каких-либо весомых результатов. Я тут немного суетился, как муха, попавшая в стеклянную банку. Может быть… Но все же… Я действовал инстинктивно, а мой инстинкт редко меня обманывал. Нестор, ты не ошибся, но сейчас дай твоим мозгам немного отдохнуть!
Я заплатил надлежащую сумму телефонистке и возвратился в порт.
Мой старый морской волк был все еще здесь. И по-прежнему наедине со своей трубкой. Ни он сам, ни две туземные тети, которых он ждал, видимо, не привыкли торопиться, но только я хотел завязать беседу, как появились наши пассажирки.
Морской волк завел мотор, и мы поплыли к острову под непрерывную трескотню двух кумушек, которые изъяснялись между собой наполовину по-французски, наполовину, уже не знаю на каком, бретонском диалекте.
Перекрикивая все присутствующие шумы, я спросил у морского волка, знает ли он мадам Шамбо, хозяйку виллы «Кактусы», которая…
Ухватившись за этот сюжет, вся компания стала петь дифирамбы покойной.
– А ее племянник? – спросил я.
– Я видел его сегодня утром в порту,– сказал морской волк.
– Это вы привезли его в Мен-Бар?
– Нет, наверное, он прибыл с катером.
Нет, с катером он не прибыл, но я не стал возражать, а вместо этого кинул имя Софи Кардон, пропавшей служанки. Мои собеседники, будучи в курсе всех дел, осудили ее поведение и согласились в том, что она скорее всего бродит по сосновому лесу, изображая друидессу, как это однажды уже имело место.
Было похоже, что это исчезновение их абсолютно не беспокоило, что же касается меня, то я с самого начала находил его странным, а теперь решил: хватит откладывать дело в долгий ящик, надо сходить в этот знаменитый сосновый лесок.
Но, высадившись на берег, я не сразу отправился в экспедицию, а зашел в гостиницу на тот случай, если Софи уже вернулась. Нет, о ней не было никаких вестей. На вилле «Кактусы», которую я посетил следом, экономка священника сообщила мне то же самое. Похоже, что она здесь одна с усопшей. Вся остальная публика, включая племянника, отсутствовала.
Я попросил экономку еще раз показать мне дорогу к сосновому лесу (кончится тем, что я буду знать все тропинки, которые туда ведут), а затем пустился в путь.
* * *
С трубкой в зубах я шел по тропинке, петляющей среди высокой травы. В зависимости от рельефа море то пропадало, то вновь появлялось, но шум его был слышен постоянно. С вершины одного довольно высокого холма мне открылась широкая панорама. Чайки с криком проносились над моей головой и скрывались в сторону маяка. Кроме этого полезного строения, я увидел недалеко от пресловутого леса симпатичное здание, примерно вдвое больше здешних вилл и окруженное высокой оградой.
Ближе ко мне, прилепившись к высокой скале на берегу моря, стояла явно заброшенная полуразрушенная двухэтажная развалюха.
Я также увидел – или мне показалось, что увидел – человека, двигавшегося по направлению к этому зданию и старавшегося использовать кустарник, чтобы как можно меньше выдавать свое присутствие. Возможно, это был какой-нибудь браконьер.
Я продолжил свой путь. Сейчас тропинка круто спускалась вниз, потом опять пошла в гору, и вскоре я оказался невдалеке от развалюхи. Одна ее стена рухнула, в черепичной крыше зияли две дыры, на втором этаже в одном окне выбиты стекла, ставня другого висела на одной петле. Единственное окно первого этажа забито досками, дверь открыта настежь. Везде, даже между камнями здания, росла трава. С другой стороны развалюхи было море, и я слышал яростный шум волн, бившихся о прибрежные скалы.
Я сделал еще пару шагов, как вдруг сквозняк, свободно гулявший внутри строения, с силой захлопнул дверь, которая тут же опять открылась и стала биться о косяк, скрипя ржавыми петлями, как бы пытаясь сказать мне что-то.
А сказать было что.
На искореженной двери я различил нарисованное мелом сердце, пробитое стрелой, и несколько каракуль, составивших имя: Софи. Заинтригованный, я зашел внутрь и подал голос, который остался без ответа. Это меня не особенно удивило, и я продолжил путь, переходя из комнаты в комнату.
Цементный пол потрескался, в помещении, которое было кухней, плитка уступила место утрамбованной земле. Естественно, никакой мебели. Полное запустение.
Какое-то животное: кошка, кролик или крыса, ростом со среднюю собаку, выскочило у меня из-под ног.
Полное запустение? А может, и не совсем. Одно из помещений указывало на то, что время от времени тут кто-то живет. В одном углу стояло нечто похожее на ложе, в другом – полуразбитая железная печка на трех ногах вместо четырех. Было еще два ящика – один пустой, другой с дровами и кухонными принадлежностями, которыми побрезговал бы даже потерпевший кораблекрушение.
Тут я вдруг подумал о том, что рассказала мне Жаннетон в гостинице. Она говорила сб «оригинале», живущем в разрушенном домике в Гуфр-Булин, нечто вроде Тарзана, красовавшегося крупным планом в «Объективе». По-видимому, я находился в его владениях.
Другая мысль возникла в моем уме. И довольно неприятная. Если тот отшельник был несколько сдвинутый (а в этом я не сомневался) и имел склонность к Софи, имя которой он писал на дверях, может, не придется долго искать, и я обнаружу ее в таком же плачевном состоянии, как европейку из Леопольдвиля после контакта с оравой развеселых конголезцев, молодых и независимых.
Я прошел весь дом насквозь, как говорит дуэлянт, и меня встретило море со своим шумом, ветром, своим запахом, гораздо более чувствительным здесь, чем в каком-либо ином месте, где все заросло мхом и морскими водорослями.
Построивший этот дом человек, наверное, очень любил чистый морской воздух и не боялся головокружения. В десяти метрах от фасада дома скала круто обрывалась. Справа и слева в море уходили розовые утесы, но внизу была пропасть. Там кипело, словно в кастрюле у колдуньи.
Я инстинктивно отступил назад и вернулся в дом, где мне только что послышался легкий шум. Если Тарзан-отшельник вернулся, я расспрошу его о Софи.
– О-ля! Есть кто-нибудь?
Никто не ответил.
– Привет,– сказал я.
Слабое эхо… и все.
Я прошел по коридору, который вел к двери и, дойдя до нее, с удивлением констатировал, что после моего появления здесь она закрылась и погрузила эту часть комнаты в относительный мрак. Ее также заклинило, что казалось еще менее забавным. Открыть ее не представлялось возможным. И когда я сообразил, что нахожусь в этом коридоре не один, а кто-то стоит позади меня, было уже поздно.
Я услышал выстрел – далекий или близкий, тогда об этом думать не пришлось – разноголосые крики чаек, море, снова море, и это было все.
Я погас, как свеча.
Глава восьмая
ПОЯВЛЕНИЕ БЕЛОКУРОЙ ДАМЫ
Шумы возвращались, моя глухота уменьшалась.
Мне чудился грохот, подобный тому, который производит несущийся по рельсам на всех парах поезд. У меня было такое впечатление, что меня протащили, словно сверток грязного белья, и уложили поперек железнодорожного пути, точно как Пирл Уайт, которую я недавно видел в старом фильме в кинотеатре. Меня это ничуть бы не удивило. Я чувствовал, что башка у меня такая тяжелая, что тут и думать нечего: мне пришлось бы оставить ее лежать на том же месте – даже если мне удастся спрятать свое туловище.
Я открыл один глаз и быстро закрыл его, не в силах выдержать ослепительный блеск неба, который больно вонзился в мой череп.
Какое-то время я лежал неподвижно, затем пошевелил рукой. Очень хорошо. Связан я не был. Отлично. Открыл глаза, прикрыв их рукой от света.
