Роберт Паркер - Ранняя осень
— Я сейчас на него смотрю, — сказал Генри.
Что ж, иногда лучше быть удачливым, чем вежливым.
— Дай ему трубку, — попросил я.
— Ну? — раздался голос Хоука.
— Ты знаешь Бадди Хартмана? — сразу взял я быка за рога.
— Ну, — сказал Хоук.
— Он и несколько других захватили женщину. Хотят обменять ее на мальчика, который со мной. В три двадцать пять они будут на мосту на Массачусетс-авеню со стороны Кембриджа. Я буду со стороны Бостона. Мы отпустим их одновременно. Я хочу, чтобы, когда они встретятся, ты отвлек на себя Бадди и его ребят, а я въеду на мост и заберу их обоих, женщину и ребенка.
— На пять минут работы, — сказал Хоук. — Но придется полчаса плестись туда, а потом еще обратно. Короче, с тебя две сотни.
— Договорились. Нет времени обсуждать тарифы. Я выезжаю.
— Буду на месте, — пообещал Хоук.
Пол во все глаза смотрел на меня.
— Поехали, — поторопил я его. — Надо забрать маму.
— Вы меня им отдадите?
— Нет.
— А если они попробуют застрелить меня?
— Не попробуют. Пошли. Поговорим по дороге.
— Ты слышал, — уточнил я в машине, — что я сказал Хоуку?
— А кто такой Хоук? — спросил Пол.
— Мой друг. Но не это важно. Ты слышал, что я сказал?
— Да.
— Хорошо. Не думаю, что это будет очень опасно. Но вот что от тебя требуется. Когда я тебе скажу “иди”, ступай по мосту на Массачусетс-авеню по направлению к Кембриджу.
— А где находится этот мост?
— У Массачусетского технологического института. Сам увидишь. Когда поравняешься с матерью, скажешь ей: “Ложись на асфальт, Спенсер едет”. И сам падай вместе с ней. Если она не ляжет, убеди ее. Я заеду на мост и выйду из машины. Скажешь ей, пусть сядет на место водителя. Ты сядешь с другой стороны.
— А как этот Бадди?
— Хоук о нем позаботится, пока я туда не доберусь.
— А если у него не получится?
— Ты говоришь так, — улыбнулся я, — потому что не знаешь Хоука. Не переживай, он позаботится о кембриджском конце моста. — Я записал адрес Сюзан на листке бумаги. — Пусть твоя мать отвезет тебя по этому адресу.
Мальчик волновался. Постоянно зевал. Я слышал, как он нервно сглатывал слюну. Кожа на его лице натянулась. Он сидел белый как мел.
— А что, если ее там не окажется? — предположил он.
— Не вижу причин, почему ее там не окажется, — ответил я.
— А если ваш план не сработает?
— Я позабочусь, чтобы он сработал, — доверительно сказал я. — В этом деле я большой специалист. Поверь мне.
— А что они сделают, если все-таки поймают меня?
— Отвезут к отцу. Хуже, чем сейчас, тебе все равно не будет. Расслабься. Тебе нечего беспокоиться. Отец тебя не обидит.
— Не знаю, — пожал плечами Пол. — Он меня не любит. Просто хочет рассчитаться с матерью.
— Слушай, паренек, — серьезно сказал я. — Нет смысла думать о вещах, которые ты не можешь изменить. Пора положить этому конец. Жизнь до сих пор у тебя была паршивая и, похоже, лучше не будет. Пора начинать взрослеть. Пора прекращать пустую болтовню. Начинай готовить себя. Понимаешь?
— К чему?
— Ко всему, что может произойти. Вырваться из плена твоей вшивой семейной жизни можно только одним способом: как можно раньше начать взрослеть. И ты можешь начать прямо сейчас.
— Что я должен делать?
— То, что я уже сказал. И постараться поменьше хныкать. Это будет начало.
— Но я боюсь. — В голосе Пола звучало отчаяние.
— Это нормальное состояние, — сказал я. — Но оно не должно ни на что влиять.
Он затих. Мы проехали больницу “Маунт Оберн”, пересекли реку Чарльз и свернули на дорогу к военному кладбищу. Справа виднелся Гарвардский стадион с увитыми плющом стенами. Стадион опоясывала беговая дорожка. С дороги к военному кладбищу мы свернули на другую, с длинным петлеобразным объездом, и, наконец, въехали на рампу и остановились на мосту, мигая задними огнями. Часы показывали три двадцать. У Пола урчало в животе. Он тихо икал.
— Вы их видите? — нервно спросил он.
— Нет.
Отчаянно сигналя, нас объехал “бьюик”. Водитель “бьюика” сделал мне неприличный жест пальцем. Пассажир обозвал меня сексуально-скобяным изделием. Я сосредоточился на кеймбриджском конце моста.
Ровно в три двадцать пять я сказал Полу:
— Ну хорошо. Тебе пора идти. Скажи, что ты будешь делать?
— Я дойду до середины моста и, когда поравняюсь с матерью, прикажу ей лечь ничком и сам тоже лягу.
— А если она не ляжет? — спросил я.
— Еще раз ей все повторю.
— А что будет, когда я подъеду?
— Я сяду с одной стороны. Она сядет с другой. Мы поедем по этому адресу.
— Хорошо. Ну, иди. Они выпустят ее с той стороны моста.
Он глубоко вздохнул. Еще раз икнул. Зевнул. Затем открыл дверь машины, вышел на пешеходную часть моста и медленно побрел в сторону Кеймбриджа. Пройдя метра три, он оглянулся в мою сторону. Я улыбнулся ему. Он пошел дальше. Я увидел, как на том конце моста из черного “олдсмобиля” вышла его мать и медленно двинулась к нам.
Мост на Массачусетс-авеню — открытого типа. Он покоится на сводах, которые, в свою очередь, опираются на сваи. Надстройки нет. По нему приятно гулять летним вечерком. Говорят, что однажды студенты массачусетского технологического института измерили длину моста, взяв за единицу измерения первокурсника по фамилии Смут. Его каждый раз клали на асфальт и краской отмечали длину. До сих пор на мосту сохранились отметки: один смут, два смута и т. д. Я так и не смог запомнить, сколько смутов уложилось на мосту.
Пол почти поравнялся с матерью. Вот они встретились. На той стороне моста медленно начал двигаться “олдсмобиль”. Мальчик упал на асфальт. Его мать, поколебавшись, присела около него на корточки, оправляя юбку. “Ничком, — пробормотал я, — ничком, черт тебя подери”. Я дал газу и направил машину к Полу и его матери. На той стороне “олдсмобиль” тоже начал набирать скорость. Вдруг из-за угла с Мемориал-драйв круто, с визгом шин, вывернул фургон марки “форд”. Непрерывно сигналя, он въехал на встречную полосу и сбоку врезался в “олдсмобиль”, отбросив его к обочине. Еще до того, как машины остановились, с водительского места “форда” выскочил Хоук и, выхватив пистолет размером с хоккейную клюшку, прицелился, опираясь на капот фургона. Я выехал на встречную полосу и развернул машину так, чтобы она закрыла обоих Джакоминов от “олдсмобиля”. С того края моста раздались выстрелы. Я включил сигнальные огни, поставил машину на нейтралку и выскочил наружу.
— Пэтти, быстро садитесь! Поезжайте с Полом в Смитфилд, адрес у него. Объясните, кто вы. Ждите меня там. Вперед!
В пяти смутах от меня раздался еще один пистолетный выстрел. Я выхватил свой “Смит-и-Вессон” и побежал к “олдсмобилю”. За спиной послышался визг шин срывающегося с места “МГБ”. Хоук уже перемахнул через капот фургона, прыгнул к “олдсмобилю” и левой рукой выволок кого-то из дверцы водителя. Потом стволом пистолета выбил из рук своей жертвы оружие, чуть присел, не выпуская из рук пистолета, ухватил беднягу за ширинку и швырнул через перила прямо в реку.
Я подбежал как раз в тот момент, когда из задней двери вылез здоровенный бугай в твидовой кепке. Я крутнулся на левой ноге и ударил его правой по копчику. Бугай распластался на машине, а его пистолет марки “беретта”, проскакав по мосту, булькнул в реку. Я заглянул в машину и между правым сиденьем и приборной доской увидел лежащего мешком Бадди. Хоук заглянул в другое окно. Бадди мы заметили одновременно.
— Вот гад, — процедил Хоук.
С бостонской стороны моста раздавалась полицейская сирена. Хоук быстро спрятал свою базуку во внутренний карман куртки.
— Разбегаемся, — крикнул я.
Мы рванули по Массачусетс-авеню к зданию института. Вскоре мы уже шли по запруженному студентами коридору, вдоль стен которого вплотную друг к другу стояли стеклянные ящики с моделями судов.
— Попытайся принять вид перспективного девятнадцатилетнего ученого, — посоветовал я Хоуку.
— Я и так ученый. Доктор потасовочных наук.
На Хоуке были новые джинсы в обтяжку, заправленные в черные сапоги, черная шелковая рубашка, расстегнутая почти до пояса, и белая кожаная куртка с поднятым воротником. Голова была гладко выбрита и сияла, как черный фарфор. Он был моего роста, может чуть выше. На теле не было ни капли жира: только кости и стальные пласты мышц. Черные глаза над высокими скулами глядели насмешливо и безжалостно.
Мы вышли через боковую дверь в конце коридора. Позади все еще выли сирены. Мы прошли через учебные корпуса института подальше от Массачусетс-авеню.
— Жаль твою машину, — сказал я.
— Друг мой, это не моя машина, — ответил Хоук.
— Что, спер?
— Естественно, не могу же я долбать собственные колеса?
— Само собой, — согласился я. — Интересно, этого придурка уже выловили из реки?
— Черт побери, — ухмыльнулся Хоук, — жаль, легавые понаехали. Я их всех хотел покидать в воду.