Сергей Устинов - Стеклянный дом, или Ключи от смерти
Мысль о том, что этот паренек здесь не один, лишь придала мне прыти, и всю оставшуюся до машины дистанцию я прошел, не снижая темпа. Почти всю. Потому что на самом финише под лестницей главного входа мне попалась на глаза еще одна знакомая фигура, и я решил, что лучшего случая получить ответы на кое-какие вопросы мне не выпадет. Напомаженный доктор, уже не в белом халате, а в элегантном твидовом костюме, как раз элегантно открывал дверцу элегантного «форда-эскорт» серебристо-металлического цвета, когда я, подобравшись сзади, легонько взял его под локоток. Вздрогнув от неожиданности, он обернул ко мне свое красивое холеное лицо, недоуменное выражение на котором так стремительно сменилось возмущенным, что пришлось этот локоток прижать посильнее, а когда эскулап попытался вырваться, даже немного, грешным делом, вывернуть ему руку — несильно, только чтоб почувствовал, кто здесь главнее.
— Что вам надо? — прошипел он, кривя губы.
— С вашего позволения, короткое интервью, — улыбнулся я и сделал губы трубочкой. — Вы зачем послали за мной этого милого юношу, такого светленького, с симпатичными ушками?
— Какого еще юношу? — возвысил он голос, явно рассчитывая привлечь внимание прохожих. — Я никого не...
Но тут голос его сорвался, наверное, потому, что я еще чуть-чуть надавил ему на руку. Вероятно, это же усилие прочистило ему память, ибо он произнес, но уже тоном ниже:
— Я никого не посылал. Меня попросили информировать обо всех, кто будет интересоваться Арефьевым. Я проинформировал.
— Кто попросил?
Он глядел на меня злобно, но молчал. Потом процедил:
— Почему я должен отвечать на ваши вопросы? Я вас не знаю!
— И слава Богу, — кивнул я. — Важно, что я вас знаю. Где вы работаете, на какой машине ездите. Понятно? Так что давайте не будем ссориться.
— Отпустите руку! — потребовал он, и я тут же с удовольствием это требование выполнил: на нас уже начали коситься проходящие мимо люди.
— Так кто попросил? — повторил я.
— Откуда мне знать? — раздраженно буркнул он, потирая запястье. — Сказали, что из охранного агентства. Что им поручено охранять этого самого Арефьева.
— При первой встрече мне показалось, что вы не слишком-то доверчивы к незнакомцам, — заметил я. — Они случайно не упоминали названия своего агентства? Не показывали удостоверений? Ну, хотя бы визитных карточек?
— Нет, — проворчал он. — Только назвали фамилии родственников, всех перечислили, объяснили, что по их поручению...
Фраза получилась интонационно незаконченной, и я подхватил:
— Дали вам немножко денег, да?
Он молчал. И я рискнул продолжить:
— Не с вашей ли подачи справочная получила указание не сообщать, где находится больной Арефьев?
— Это официальная форма! — запротестовал он. — Любой наш пациент, если хочет, может обратиться к администрации с просьбой...
— И что же, — перебил я его с любопытством, — Глеб Саввич лично обратился? Интересно, до того, как впал в кому, или уже после? Собственно, это не так сложно проверить...
Он снова угрюмо промолчал.
— Ясно, — подытожил я. — Продолжим интервью. Они появились до того, как Арефьев попал в реанимацию или после?
— В тот же день.
— Когда это было?
— Позавчера утром.
— Что еще их интересовало?
— Просили сразу сообщить, если больной придет в сознание.
— Не приходил?
Он пожал плечами:
— У него тяжелое коматозное состояние... Вы понимаете, что такое кома? Его держат на аппаратах.
— Сколько ему осталось?
На этот раз он снова решил взбрыкнуть:
— Это врачебная тайна! Я не имею права!
Заглянув доктору в красивое лицо, я положил ладонь на гладкую теплую крышу «форда» и задушевно произнес:
— Тогда не смею настаивать. Клятва Гиппократа и все такое, да? Но если узнаю, что им вы сказали, а мне нет...
— Счет идет на дни, — пробурчал он, опуская глаза. — Неделя — это максимум.
— А есть все-таки шанс, что сознание вернется?
— Никакого, — покачал он головой. — Это агония.
Мы расстались практически друзьями, поклявшись друг другу, что все сказанное останется между нами. Он — никому, и я — никому. Причем лично я клялся с абсолютно легким сердцем, ибо мне пока что откровенничать было просто не с кем.
Обратная дорога к дому из-за вечерних пробок и заторов оказалась долгой, и у меня было время подумать. Посчитать, так сказать, потери и убытки. Я ехал в больницу в надежде поговорить с Глебом Саввичем и получить, что называется, информацию из первых рук. А если совсем уж честно, то не только получить информацию, но и поделиться своей. Я хотел рассказать Арефьеву о своих соображениях, касающихся смерти его племянницы и ее мужа. И посмотреть на его реакцию. Это, конечно, выглядело бы не слишком гуманно по отношению к тяжко больному человеку, но, по моему разумению, было менее жестоко, чем убийство двух ни в чем не повинных людей. Мне хотелось, по сути, кинуть камушек в это болотце, растормошить его, поднять со дна скопившуюся муть. И посмотреть, что получится. Мне хотелось...
Мне много чего еще хотелось. Но преуспел я только в одном: узнал, что все свои замки строил на песке. Я исходил из того, что если наследодатель мертв, то убивать наследника бессмысленно, потому что фактически он уже получил наследство и у него ничего не отнимешь. А если, как верно подметил скотина, но отнюдь не дурак Харин, наследодатель жив, он, в случае чего, может переписать завещание. Реальность же оказалась куда хитрее меня. Наследодатель Арефьев находится в коме: юридически еще жив, но ничего уже не может изменить, ибо практически мертв.
И, пожалуй, самое главное. Собственно говоря, вытекающее из всего сказанного. Котик, видимо, был прав, утверждая, что есть люди, которым выгодна гибель его жены. По закону в случае смерти одного из наследников его доля автоматически делится между всеми остальными указанными в завещании.
Тридцать миллионов долларов разделить на шесть — уже пять миллионов на нос. А пять миллионов на пятерых оставшихся дают еще по миллиону долларов. Голова кружится.
Глеб Саввич впал в коматозное состояние позавчера утром. И в тот же день, всего несколько часов спустя, зарезали Женьку.
6. Сундук мертвеца
— Вам письмо, — почтальонским голосом сообщил Прокопчик, протягивая мне листок с факсом.
«Последнее предложение — 5000$ (пять тысяч долларов)». Подпись неразборчива.
— Интересно все-таки, чего он так убивается из-за этой пленки? — спросил я, с порога отправляя новое послание туда же, куда и предыдущее.
— А что, — заметил Тима, — мне этот парень д-даже нравится. За такие бабки, думаю, ему уже можно разрешить хотя бы п-послушать. Одним ушком.
В спокойной домашней обстановке мой застенчивый помощник заикается гораздо меньше, чем на людях. Впрочем, мне случалось видеть, как он нарочно начинает спотыкаться на каждом слове, используя свой, по его собственному выражению, «д-д-дефакт речи» себе на пользу.
— Как твои успехи? — поинтересовался я, устало опускаясь в кресло за своим столом.
— Мало-мало, — отозвался Прокопчик. — Навестил этих твоих... д-дочевладельцев. Поставил вместе с ними «жучки»: на телефонный аппарат и в д-детской. Хотя ребенок довольно взрослый — ч-четвертый номер б-бюста.
— Ты ее уже видел?
— В разных ракурсах. П-пленочки сохнут в лаборатории, отчет я уже д-дописываю. А у тебя как?
Хотя успехов у меня имелось гораздо меньше, мой рассказ занял значительно больше времени, а выводы были подвергнуты нелицеприятной критической оценке.
— Если там завещание, то значит, все упирается в него. И т-только в него. П-при чем же здесь тогда эта стальная открывалка? Тебе твой Шурпин что сказал? У меня, сказал, скоро б-будет много денег, так? А найдем убийцу, еще больше, т-точно? Это что же, в завещании все наперед расписано: если племянницу убьют, ее деньги мужу, а ежели найдется убийца, его денежки т-туда же, так что ли?
— Вот сразу видно, Тима, что тебя выперли со второго курса школы милиции... — сказал я с сожалением.
— Я п-подпольный милиционер, — с гордым видом ввернул он.
— ...и в законах ты не силен. Во-первых, в завещаниях довольно часто указывают альтернативного наследника, а во-вторых, по закону убийца не может наследовать за убитым, ясно?
— Ты меня п-параграфами н-не дави, — как всегда, горячась, Прокопчик начал заикаться больше обычного. — Ты мне ответь: п-при чем тогда эта ж-железяка? И все эти разговоры т-твоего Котика про сейфы с к-ключами?
Точных ответов на эти вопросы у меня не было, зато предположений — хоть отбавляй, и я совсем было собрался закидать ими оппонента, когда раздался звонок в дверь и экран видеофона заполонили пышные бакенбарды Гарахова.
— Нашел, — слегка запыхавшись, сообщил он с порога.
— Нашел список жильцов.
Это были несколько отпечатанных на машинке ветхих желтушного вида страничек, где счастливые пайщики только что образованного жилищного кооператива «Луч» располагались согласно доставшимся им по жеребьевке номерам квартир. На мое счастье, Марлен Фридрихович, уже тогда оказавшийся участником какой-то комиссии, сохранил в своем архиве то, что не смог сохранить в памяти. Но надо честно признаться, поближе ознакомившись с генеалогическим древом рода, основанного купцом первой гильдии Саввой Арефьевым, я прилива оптимизма не ощутил.
