Андрей Щупов - Охота на волков
— Ну? — она произнесла это тоном следователя сталинских времен. Высокая, она почти не уступала ему в росте, и Леониду не пришлось нагибаться.
— Черт возьми! — он чуть было не отпихнул ее от себя. Она целовалась, как и говорил Шурка, по-настоящему. Губы ее работали усерднее, чем положено, более того, через секунду в ход пошел язык, и Леонид крепко стиснул зубы, чтобы не допустить непрошенного гостя.
— Что, струсил? — отстранившись от него, Ольга хищно облизнулась. — А водочка твоя хороша!
Серебристые чешуйки в ее глазах засияли еще ярче, но теперь это могло означать уже что угодно: и торжество победительницы, и довольство от проведенного эксперимента. Едва переведя дух, Леонид вернулся за стол. Маленькую дуэль он безнадежно проиграл, но ему было все равно. Пусть считает, что это робость. Хотя… Если вдуматься, наверное, это и была робость.
— Теперь каждому по килечке, и трогаем вторым эшелоном! — ни мало не тушуясь, Ольга продолжала командовать. Мужики не возражали. За вторым эшелоном последовал третий, а за третьим четвертый. Кровь потеплела, все злое, недоброе оттеснилось на задний план.
— …Что поделать, Леньчик, Люди живут мифами, — толковал Александр, подперев отяжелевшую голову. — Вопросы важнее ответов, потому что за ними кипучая энергия таинств. Что есть ответы? Беленое пространство и надписи углем. Скучно, пошло и по-прежнему далеко от истины. Загадка — вот, что подстегивало человека во все века. Кому, спрашивается, нужен сбитый самолет Экзюпери? Но ведь ищут, спускают глубоководные аппараты, локаторами дно прощупывают! Глядишь, когда-нибудь и найдут. И все только для того, чтобы еще раз прикоснуться к его «Маленькому принцу», к «Планете людей»… Призрак, Леньчик, не потрогаешь, но его можно созерцать, им можно любоваться, и люди бегут, высунув языки, — каждый к своему миражу, сознавая при этом абсолютную никчемность подобного марафона, понимая, что ничего их бег не изменит, что сутки останутся сутками, а человечество — все тем же неуправляемым стадом мыслящих о мысли недостойном — попросту говоря, о преступном. Но ведь догадываться об этом страшно! Вот в чем заключается главный ужас! Не та это истина, что молодит сердце. А не догадываться вовсе, значит, оставаться слепым. Как же быть?
— Может быть, это не истина?
— Да, конечно! — пылко вскричал Александр. — Конечно, это не истина! К тому я, собственно, и вел…
— То же мне, ведун! Вечно ты ведешь куда-то не туда, — Ольга, разгуливающая с бокалом в руке, присела к мужу на колени, снисходительно потрепала его по голове. И к этой треплющей ладони Александр немедленно прижался щекой, словно кот, сторожащий малейшую ласку хозяев. Со стороны это выглядело забавным. Слишком уж крупной дамой была Ольга. Сидеть на коленях у малорослых мужчин ей явно не шло.
— Слышал, что учудил наш Костяй? — она обернулась к Леониду. Отчего-то ему подумалось, что Ольга нарочно уселась к нему спиной. Хоть сзади, хоть спереди выглядела она волнующе. В отличие от европейских стандартов у Ольги наличествовало все, чему полагалось наличествовать у породистых женщин. Возможно, она выглядела несколько тяжеловесной, но назвать ее толстухой не повернулся бы язык у самого капризного эстета. Во всяком случае Леониду невольно захотелось отсесть подальше. Сегодняшняя наэлектризованная игра супруги Александра ему совершенно не нравилась.
— …Муська-то его котятами разродилась на прошлой неделе, — так наш старичок тут же впал в детство. Топить котят наотрез отказался и дарить никому не стал. Вместо этого наделал шариков, покрасил их люминесцентной краской и подвязал каждому котенку. Теперь по вечерам выключает свет и наблюдает, как Муська мечется между ними. Да и сами котята, похоже, рады.
— Сейчас он собирается купить им заводных цыплят. Знаешь, продаются такие в «Детском мире». И наверняка купит, вот увидишь!
— В общем сбрендил наш дедуля.
— Но когда они станут гоняться за этими цыплятами, мы пойдем смотреть. Пойдешь с нами?
Леонид кивнул. Глаза его слипались. Сказывалась принятая порция водки, давала о себе знать сегодняшняя нервотрепка.
— Что, мужички, немножко покурим? — не дожидаясь их согласия, Ольга достала из пачки три сигареты, разом все три раскурила.
— Тебе, — она ткнула сигаретой в губы Шурику, — мне, — вторая сигаретка ловко переместилась в уголок ее рта. — И последняя вам, сударь.
Глядя в ее умные неподвижные глаза, Леонид спокойно сказал.
— Ты ведь знаешь, я не курю.
— Что ж, достанется другому, — Ольга порывисто потянулась к пепельнице и смяла сигарету. — Поговорим о чем-нибудь веселом? — рука ее сгребла в кулак вихры Александра. — Начинай, муженек.
Глава 3
Он лежал в душе под теплыми струями и зябко вздрагивал. Одежду с него, кажется, стащил сопровождающий. Не из желания помочь, — только для того чтобы точно исполнить приказ. «В душ, а после на ринг…»
Валентин закрыл глаза и увидел руки Виктории, скользящие по его груди. Теплые, ласковые движения, ничего не выпрашивающие, только любящие и отдающие. Морская волна, омывающая грудь. Апатия, мохнатый зверек с темпераментом ленивца и небесной пустотой вместо глаз, жевала его сердце, как жуют подростки мятный каучук. Любимые руки скользили где-то поверх зверька, и грызун косился на них, с ухмылкой сознавая свое превосходство. Валентин ничем не мог помочь этим рукам. Желания умерли, остатки воли, подточенные зубами хищника, напоминали по-весеннему черный, вконец истаявший снег.
Хотел ли он жить? Вероятно, да. Но всякий живущий обязан бороться — с болезнями, продавцами, соседями, государством. Валентин устал от борьбы. Более того — изнемог. Он опускал руки, желая чуда незаслуженного, исцеления без каких бы то ни было потуг. Раз в жизни любой человек заслуживает чуда. Обычно так оно и случается, и не вина провидения, что чаще всего неожиданного подарка не замечают. По недомыслию, по лени, по невнимательности…
Он задрожал. Может быть, от холода, а может, от того, что услышал ее голос. Звучал тот давний запавший в душу рассказ о гороскопе, о звездных взрыкивающих животных, окруживших планету со всех сторон… Значит, он бредит. От боли, от температуры, что заставляла кипеть мозг. Над ним хорошо поработали. Сержант с майором, дружки Шкирята — все они внесли сегодня посильный вклад в дело истребления его организма. Было от чего впасть в печаль. А главное — он не забывал о ринге. Бой по категории «А» означал для верную смерть. Выдумка майора удалась на славу. Валентин сник. Глупо самого себя подготавливать к крематорной печи, да он и не собирался. Последний акт борьбы заключался лишь в том, чтобы на чуток осложнить работу будущего палача. Но Валентин не хотел делать и этого. Путь до эшафота проделают не его ноги, а чужие. Пусть цепляют крючьями и тащат. Хоть в печь, хоть к свежевырытой яме. А он — не баран и никогда им не станет!
Валентин облизнул разбитые губы. Ему не было жаль себя. Совершенно. Наверное, оттого, что себя он давным-давно растерял в камерах, на этапах, в следственных кабинетах и госпитальных палатах. Мокрую тряпку можно высушить, растирая по сухим доскам, — аналогичным образом можно размыть и человека. Хотите арены? Пожалуйста! Но сначала вам придется взвалить свою жертву на плечи и донести до колизея. Бой будет скучным и быстрым. Скучным для вас, быстрым для жертвы. Разобиженный противник с руками, сунутыми в карманы галифе, станет бить Валентина каблуками и мысленно зевать. Пара-тройка зрителей разочарованно ругнутся, но на этом все и кончится.
Валентин рывком перевернулся на живот, поднявшись на колени, дотянулся до вентилей. Горячую — вон, и холодную на полный максимум! Он действовал безотчетно, повинуясь порыву. На плечи, на голову обрушился водопад арктической свежести. Минуту назад ему сложно было пошевелиться, теперь он корчился под душем, с каждым мгновением все более приходя в себя. Славянская хитрость торопила его восстанавливающиеся силы, недодушенная гордость жаждала сказать последнее «фэ». Ничем иным воинственного своего всплеска Валентин не сумел бы объяснить… На десяток секунд горячую воду — и снова в холод!…
К приходу сержанта он успел вернуться в лежачее положение. Особого актерского мастерства и не требовалось. Проще простого играть боль, когда больно. Люди униженные — лучшие из актеров. Страх и отчаяние даются им без труда. Не верить в их голоса, мимику и жесты — невозможно.
— Так и продолжаем лежать? — сержант беззлобно ткнул его ногой в бок. — А я думал, ты парень покруче.
Нагнувшись, он стал совать Валентину под нос пузырек с нашатырем. Это тоже было нелишним.
* * *Серьезность их намерений подтверждало и то, что привели его не к рингу, а к арене. Гигантский решетчатый цилиндр — из тех, что используются в цирковых атракционах с хищными зверями, пугал сам по себе. Местный колизей и местный эшафот. Валентин сидел на скамье с закрытыми глазами, злыми командами заставляя вздрагивать икроножные мышцы. Тянущиеся минуты шли ему на пользу. Голову продолжало обморочно кружить, но руки и ноги уже слушались. Сержант, отвечающий за его внешний вид, часто подносил свой чертов пузырек. Валентин изображал пробуждение. Майор, стоящий возле офицера с повязкой на рукаве, растерянно пожимал плечами.
