Росс Макдональд - Дело Фергюсона
Фергюсон бережно поставил фотографию на место, словно икону, точное положение которой на рояле могло решить судьбу его жены. Я посмотрел внимательнее и вспомнил, что видел это лицо на киноафишах и в газетах.
Стандартно безупречное в канонах киноремесла, оно в то же время сохраняло индивидуальность. Это лицо знавало разные беды и улыбалось им. Улыбка казалась чуть-чуть слишком дерзкой для душевного спокойствия, глаза — чуть-чуть слишком знающими. Холли Мэй могла увлекать, но жизнь с ней не обещала быть легкой.
— Хорошая фотография, — сказал Падилья у меня за плечом. — Вы ее когда-нибудь видели?
— Не во плоти.
— Черт! Хорошо, если она жива и здорова. Так я и думал, что с ней что-то случилось, я же говорил вам. Но даже в голову не пришло, что ее увезли насильно.
Фергюсон встал между нами и фотографией. Может быть, он ревновал к нашим взглядам. Почему его грызла ревность к Гейнсу, я мог понять. Он был почти вдвое старше своей жены и внешностью никак ей не пара. Странный брак, каким бы богатым ни был — или ни считался — полковник.
— Я хочу, чтобы вы оба держали язык за зубами. Это абсолютно необходимо. Если дойдет до полиции, ее жизнь окажется в опасности.
— Сволочи, — проворчал Падилья. — Они так и сказали?
— Да. Он сказал, что у них есть возможность следить за любыми действиями полиции. Если я обращусь к властям, они убьют мою жену.
— Но это не слишком надежный способ спасти ее, полковник, — сказал я. — У вас был тяжелый день, и вы несколько утратили ясность мысли. В подобной ситуации вам необходима вся помощь, какой вы только можете заручиться. Доверьтесь местной полиции. Уиллс, начальник уголовного отдела, мой хороший знакомый. Он мог бы связать вас с ФБР...
— Об этом речи быть не может! — перебил меня Фергюсон. — Дайте мне честное слово, что не сообщите в полицию и вообще никому!
— А все-таки вы бы его послушали, — вмешался Падилья. — Он верно сказал, вы порядком нагрузились. Ну и совет-другой вам не помешает.
— Я знаю, что мне делать. И сотня советов фактов не изменит. Я должен сдержать обещание и сделать то, чего они требуют.
— Ну, будем надеяться, Фергюсон, что и они свое сдержат. По-моему, вы совершаете большую ошибку. Но она — ваша жена.
— Вот и не забывайте этого. Вы оба. Не сообщайте в полицию и не ставьте жизнь Холли под угрозу. Ведь у преступников, видимо, есть там сообщник...
— В этом я сомневаюсь.
— Я кое-что знаю про американскую полицию. Вот в КККП[2] я за помощью обратился бы с радостью.
При других обстоятельствах его наивность была бы забавна. Я попытался в последний раз:
— Послушайте меня, Фергюсон! Обсудите это дело с кем-нибудь. Есть у вас адвокат, которому вы доверяете?
— В Калгари есть. Если вы воображаете, будто я вас найму слушать ваши советы, так я не желаю и не намерен...
— Я вовсе не хочу, чтобы вы меня наняли.
— Вот и хорошо, потому что я вас, американских законников, знаю. Имел дело с вашим племенем, когда Холли попробовала порвать со своей поганой студией... — Он умолк и смерил меня хитрым взглядом. — Ну, конечно, если небольшой аванс заткнет вам рот, то пару сотен можете получить.
— Оставьте их себе.
Он угрюмо улыбнулся, словно в атмосфере взаимной злости ему легче дышалось.
— Значит, мы пришли к согласию. Могу я рассчитывать, что вы не злоупотребите доверием, которое я вам оказал?
— Естественно! — Секундой позже я понял, что меня умело провели и поставили в двусмысленное положение.
— А ты, Падилья?
— Можете на меня положиться, полковник.
8
— Сердце у старика твердое, — сказал Падилья в машине.
— Да. Жаль только, что лоб еще тверже. Пожалуй, я свяжусь с полицией, что бы он там ни говорил.
— Ни в коем случае.
— Но почему? Вы же не думаете всерьез, что полиция в сговоре с похитителями?
— Нет, но так нечестно. Дайте ему возможность решать по-своему. Он ведь не дурак. Пусть говорит и ведет себя по-дурацки, но голова у него на плечах есть. Без головы на плечах вы таких денег не гребете.
— Я таких денег не гребу, и точка. А откуда у него деньги?
— Из земли, так он мне сказал. Начал в Альберте, на ранчо, где нашли нефть. На полученные деньги купил другие нефтеносные участки, ну и дальше так. Вроде бы в Канаде ему больше покупать нечего, вот он и перебрался в Калифорнию.
— И купил Холли Мэй?
— По-моему, все было по-другому. Хотите знать мое мнение, так она товаром никогда не была.
— Но стала.
— Да. Жаль, что я ничем помочь не могу.
Подъездная дорога между живыми изгородями уткнулась в шоссе. Падилья свирепо рванул баранку и выехал на него.
— Куда вас отвезти?
— В город, если позволяет время.
— Времени у меня полно. В клуб я уже не вернусь. Пусть Фрэнки моет бокалы и рюмки. Может, я потом вернусь поглядеть, как полковник. Его не стоит на всю ночь бросать одного. А в городе куда?
— Пелли-стрит.
— Что вам там понадобилось? Вас могут и ограбить.
— Уж как-нибудь... А вы эту улицу хорошо знаете?
— Как свои пять пальцев. — И он оглядел эти пальцы в свете приборной доски. — Еще и четырех лет не прошло, как я забрал оттуда мать. Когда отец умер. Четыре года будет двадцать третьего ноября.
— Вы знаете Гэса Донато?
— Знаю. Фрэнки сказал, будто по радио передавали, что Гэса разыскивают по подозрению в убийстве. Старика Бродмена. Вы тоже слышали?
— Это не слух. А вы его хорошо знаете, Тони?
— Не больше, чем хотелось бы. Здороваемся на улице. Его брата Мануэля я знаю лучше. Он у них в семье работник. Мы с Мануэлем год учились в одном классе в школе Святого Сердца, но он пошел работать. Гэс всегда был камнем у него на шее. Он еще в шестнадцать лет угодил в Престон.
— За что?
— Угон автомобилей и разное другое. Он угонял машины, еще когда лбом до баранки не доставал. В Престоне, думается, его обучили штукам похитрее. Он всю жизнь только и делал, что попадал за решетку. Ну а теперь угробил себя по-настоящему.
Падилья говорил с подчеркнутым безразличием и вновь ритуальным жестом опустил стекло, чтобы сплюнуть.
— Вечером я видел его брата и жену. Она утверждает, что он не виновен.
— Жена Гэса?
— Секундина. Так ее называл деверь. Вы ведь ее знаете?
— Знаю. Когда работаешь в разных барах, узнаешь множество людей. Я их наблюдаю, как вы — мух на стенах. Но давайте уточним одно, мистер Гуннарсон, — это не те люди, с какими я поддерживаю знакомство. — Тон его стал официальным. Такой оборот разговора внес в наши отношения скрытую напряженность.
— Я знаю, Тони.
— Так почему вы меня о них расспрашиваете?
— Потому что вы знакомы с Холли Мэй и хотите ей помочь. Между тем, что случилось с ней, и убийством Бродмена, видимо, есть какая-то связь. И, очень возможно, ключ к разгадке у Гэса Донато. А из разговора с его родственниками я вынес впечатление, что он, пожалуй, думает о том, чтобы добровольно явиться в полицию. Если осторожно связаться с ним через брата или жену...
— Не люблю наступать полиции на ноги.
— Я тоже. Но у меня как адвоката есть право попытаться отыскать Донато и уговорить, его сдаться.
— Только прежде нас могут и пришить. На это есть право у всякого. — И все же Падилья был готов помочь мне. — Я знаю, где живет Мануэль.
Береговое шоссе возносилось над магистральным по путепроводу и, изгибаясь влево, выводило на него в северном направлении. Над городом низко нависали подсвеченные неоном тучи, клубясь, точно красный дым.
Магистраль наискось пересекала лабиринт железнодорожных запасных путей, мастерских и складов, сменявшихся жилыми кварталами окраины, где густонаселенные дома и дворы были втиснуты, как живая губка, между шоссе и железной дорогой. Падилья свернул на развязке и проехал под шоссе между бетонными столбами, от которых веяло такой же древностью и заброшенностью, как от арок Колизея. Где-то впереди зверем в джунглях взвыла сирена. Вой перешел в животный стон и замер.
— Черт, до чего же я ненавижу их! — сказал Падилья. — Двадцать лет чуть не каждую ночь — сирена, сирена, сирена. Собственно, я постарался выбраться отсюда в первую очередь из-за них.
Но Мануэль Донато не выбрался и жил в белом дощатом домике, который выделялся среди окружающих. Прямоугольник газона за штакетником был зеленым, ухоженным, и его обрамляла живая изгородь из олеандров, усыпанных белыми цветами. Крыльцо освещал фонарь. Падилья постучал в дверь.
В соседнем дворе припозднившиеся мальчики и девочки еще похихикивали, играя в свои игры за темной Стеной олеандров. Один из мальчиков крикнул:
— Донато дома нету.
— Он еще в городе? — спросил Падилья.
— Вроде бы. — Мальчик подошел к штакетнику. Облаченный во флюоресцирующую рубашку торс, казалось, чудесным образом висел в воздухе сам по себе, но тут я увидел белки его глаз, отражавшие свет. — А вы полиция?
— Мы друзья Мануэля Донато, — ответил Падилья.
— Может, он в участке. Недавно явился легавый, и Мануэль уехал с ним. "Попался на чем-то?
