Сара Парецки - Смертельный удар
Сработанные из бетонных блоков заводские корпуса вытянулись в форме гигантской подковы, обращенной своей выпуклой частью к реке Кэлумет. Способ, благодаря которому там изготавливали растворители, предполагал, что отходы поступают в контейнеры, размещенные на баржах, откуда они, разумеется, сливались в реку. Конечно, в нынешние времена уже не рискуют портить русло: когда проводилась акция «Чистой воды», «Ксерксес» вынужден был построить огромный отводной резервуар в лагуне для задержки отходов, а стены его отделать цементом, гарантировавшим наличие ненадежного барьера между водами реки и токсичными веществами.
Я припарковала автомобиль во дворе, усыпанном гравием, и осторожно двинулась, обходя вязкие маслянистые колеи, ко входу. Резкий запах навевал воспоминания о темном вестибюле. Он не изменился с тех пор, как мы с отцом приезжали и ждали здесь Луизу, если она пропускала свой автобус.
Я никогда не была в цехах завода. Вместо оглушающего шума работающих котлов, стоявшего в моем воображении, я оказалась в пустом коридоре, длинном и тускло освещенном, с бетонным полом и шлакоблочными стенами во всю высоту здания, вызывавшими такое ощущение, будто находишься на дне рудника.
Следуя по одному из ответвлений, я дошла до ряда комнатенок, расположенных вдоль стены. Перегородки были сделаны из того же прочного стекла, что и двери душевых. Я могла увидеть сквозь них силуэты и движение, но была не в состоянии различить конкретные фигуры. Я постучала в среднюю дверь. Никто не ответил, и я повернула ручку.
Я вошла в обшарпанную от времени длинную узкую комнату, обстановка которой, очевидно, не менялась со времени строительства, то есть уже лет тридцать пять. Оливково-серые шкафы картотеки, прислоненные к отделанным металлом панелям, тянулись вдоль стен, начинаясь прямо у дверей. С ветхого потолка, обитого акустическими плитами, свисали лампы дневного света.
Четыре женщины среднего возраста в ярко-красных рабочих халатах сидели у столов, поставленных в ряд. Они корпели над огромными кипами бумаг и документации, делая записи, передавая накладные, орудуя устаревшими скрепочными машинками и скоросшивателями с сизифовым упорством, но ловко перебирая бланки короткими толстыми пальцами. Двое из них курили. Запах табака, смешиваясь с запахом чего-то химического, стоял в этой мрачной комнате, и воздух был едок.
— Извините, что отрываю вас… — сказала я. — Я пытаюсь найти отдел кадров.
Ближайшая к двери женщина окинула меня тяжелым равнодушным взглядом.
— Они не нанимают. — Она вернулась к своим бумагам.
— Я не ищу работу, — терпеливо пояснила я. — Просто хочу поговорить с заведующим отдела кадров.
Все четверо взглянули на меня, оценивая мой костюм, мою относительную молодость и пытаясь понять, откуда я: из Управления по технике безопасности и санитарного контроля (УТБСК) или из Инспекции штата, а может, и федеральной. Женщина, которая ответила мне, тряхнула своими выцветшими волосами, кивнув в направлении двери, через которую я вошла.
— Через здание завода, — лаконично ответила она.
— Можно пройти через внутренние помещения или надо выйти и обойти вокруг?
Одна из курильщиц нехотя погасила сигарету и поднялась.
— Я провожу ее, — хрипло пояснила она.
Остальные дружно посмотрели на старые электрические часы над головами.
— Так считать, что у тебя перерыв? — спросила унылая женщина в черном.
Моя сопровождающая пожала плечами:
— Можно и так.
Остальные, казалось, были разочарованы: она опередила их, сообразив, как урвать у системы лишние пять минут. Одна из них поправила прическу, намереваясь тоже встать, но первая из говоривших строго сказала:
— Достаточно и одной провожатой.
Моя спутница вывела меня через дальнюю дверь. За ней находился ад, который я предполагала увидеть, как только вошла на завод. Мы оказались в тускло освещенном помещении, вытянутом вдоль всего здания. По потолку и через промежуток пониже проходили трубы из нержавеющей стали, поэтому возникало ощущение, что тебя подвесили за трос в стальном лабиринте. Из верхних труб маленькими струйками со свистом вырывался пар, наполняя пространство туманом. Большие красные надписи «Не курить» вдоль стен встречались через каждые тридцать футов. Огромные котлы были соединены трубами, а через определенные интервалы располагались гигантские баки, словно спроектированные для шабаша исполинских ведьм. Облаченные в белое фигуры обслуживающего персонала вполне могли сойти за ведовское отродье.
Хотя запах здесь казался значительно приятнее, чем снаружи, многие рабочие были в респираторах. Хотела бы я знать, что чувствует большинство из них, то есть те, у кого их не было, а также мы с моей сопровождающей. Ведь нам выпало идти через весь завод, хотя и кратчайшим путем.
Среди свиста и грохота я попыталась заговорить с ней, но она, очевидно, решила, что я какая-нибудь шпионка из УТБСК или что-то в этом роде, и уклонилась от ответа. Когда из верхнего клапана с грохотом вырвалась очередная мощная струя пара, я вздрогнула. Женщина лишь едва заметно улыбнулась, но ничего не сказала.
Искусно петляя в стенах лабиринта, она провела меня через весь завод к двери, выходившей в другой узкий коридор из шлакоблоков. Мы прошли дальше и свернули налево. В конце коридора она остановилась у двери с надписью «Столовая. Только для служащих».
— К мистеру Джойнеру туда дальше. Третья дверь справа. На ней написано «Администрация».
— Хорошо, благодарю за помощь, — ответила я, но она уже исчезла в дверях столовой.
Дверь с надписью «Администрация» также была сделана из прочного стекла, но комнаты за ней показались мне менее удручающими, чем преисподняя, где я обнаружила женщин-служащих. Ковровое, а не линолеумное покрытие устилало бетонный пол. Расписной потолок и облицовка стен создавали иллюзию жилого помещения, случайно возникшего в этом тоннеле из шлакоблоков.
Женщина в обычной одежде сидела за столом, на котором стоял вполне современный телефонный аппарат и не слишком современная электрическая пишущая машинка. Как и те чиновницы, с которыми я столкнулась, она была среднего возраста. Но кожа у нее была гладкой, с чуточку излишней косметикой, и одета она была если не модно, то с претензией — в розовую накрахмаленную английскую блузку. На шее бусы из искусственного жемчуга и такие же клипсы в ушах.
— Вам что-нибудь нужно, милочка? — осведомилась она.
— Я хотела бы видеть мистера Джойнера. Я не договаривалась о встрече, но мой визит займет не более пяти минут. — Я поискала в сумочке карточку и протянула ей.
Она хохотнула:
— О, милочка, не надейтесь, что я выговорю это.
Это вам не секретариат в Лупе, где секретарши засыпают вас вопросами на манер КГБ и только потом неохотно соглашаются выяснить, сможет ли вас принять мистер Такой-то. Она подняла трубку и сообщила мистеру Джойнеру, что пришла девушка, которая его спрашивает. Она еще раз коротко хохотнула и ответила, что не знает, а затем повесила трубку.
— Он там, внутри, — бодро проговорила она, указав через плечо себе за спину. — Средняя дверь.
Три маленьких кабинета находились позади нее, каждый около восьми квадратных футов. Дверь в первый из них была открыта, и я с любопытством заглянула. Там никого не было, только множество всяких бумаг на полках и столах, а стену занимали производственные графики, свидетельствовавшие, что это рабочий кабинет. Маленькая надпись на соседней двери гласила: «Джери Джойнер. Учет, безопасность, персонал».
Я отрывисто постучала и вошла.
Джойнер оказался молодым человеком лет, возможно, тридцати, с песочными волосами, остриженными так коротко, что они почти сливались с его розовой кожей. Он сосредоточенно склонился над кипой гроссбухов, но, когда я вошла, поднял голову. Лицо у него было прыщавое. Он улыбнулся, с беспокойством глядя на меня простодушными глазами.
— Благодарю, что нашли время встретиться со мной, — бодро начала я, пожимая его руку, и объяснила, кто я такая. — Я по личному делу, ничего общего с «Ксерксесом». Я пытаюсь найти двух мужчин, которые работали здесь в начале шестидесятых.
Я достала из сумочки листок с именами Джоя Пановски и Стива Ферраро и протянула ему. Затем я поведала о том, почему хочу разыскать их, сочинив что-то невразумительное о якобы свидетелях аварии. История, которую я заготовила, не сразу слетела у меня с языка: я выждала, пока он сам спросит, зачем мне эти люди. Геббельс считал, что люди способны поверить только в грандиозную ложь, я же, напротив, полагала, что чем скучнее ложь, тем правдивее выглядит сказанное. Я надеялась, что не последует ни одного вопроса.
Джойнер изучил карточку:
— Думаю, что эти парни работают не здесь. Мы держим на службе всего сто двадцать человек, поэтому я знаю всех по именам. Правда, я здесь только два года… поэтому, если они работали в шестидесятых…
