Избранные детективы и триллеры. Компиляция. Книги 1-22 (СИ) - Дашкова Полина Викторовна

— Я же говорила, что не пью, и вообще, должна заметить, Анатолий Григорьевич, что для дипломата вы ведете себя несколько странно. Бар, между прочим, платный. Коньяк очень дорогой.

— А, вы об этом? Не волнуйтесь, я оплачу ваш счет за пользование баром. Так что же будем пить? Нам с вами непременно надо выпить за удачу. За счастливую звезду, под которой вы родились. Я не сказал вам вчера, когда мы сидели в кондитерской, что квартал красных фонарей не только самое неприличное, но и самое криминальное место в этом городе. Просто не хотел вас пугать, вы и так слишком перенервничали. Между прочим, не зря. Вас могли запросто ограбить, отнять сумку, вырвать из ушей ваши чудесные сережки. Если бы я случайно не оказался рядом, все могло бы кончиться очень печально. И вот, вместо того чтобы поблагодарить, вы меня обижаете, шарахаетесь от меня, как от чумы.

— Простите, Анатолий Григорьевич. Я чрезвычайно вам благодарна и вовсе не хотела вас обидеть. — Лизе стало неловко. Она подумала, что он прав, она ведет себя как-то нехорошо, невежливо. — Вы выпейте, что вам больше нравится. А я мысленно к вами присоединюсь.

— Ну конечно! — Он рассмеялся. — В одиночестве я могу выпить и у себя в номере. Раньше так благодарили водопроводчиков и электриков из ЖСК. Наливали стакан спиртного. Вы еще мне денег предложите за то, что я вытащил вас из опасной ситуации, это будет совсем красиво! Я имею право хотя бы чокнуться с вами? Давайте выпьем белого сухого вина. Оно слабое, как виноградный сок.

Он открыл бутылку, разлил вино по большим хрустальным бокалам.

— За вас, Елизавета Павловна, за вашу красоту, за вашу счастливую звезду! — произнес он торжественным шепотом.

Лиза пригубила вино и тут же поставила бокал.

— Ой, подождите, у вас сейчас ресничка в глаз попадет. — Красавченко протянул руку, притронулся к ее лицу.

— Не надо, я сама, — она резко встала и вышла в ванную. Свет там был очень ярким, но, как ни вглядывалась Лиза в зеркало, никакой выпавшей ресницы не заметила. Поправила волосы, вернулась в комнату.

— Значит, к драгоценностям вы равнодушны? — улыбнулся Красавченко, когда она опять уселась в кресло напротив него. — Ну что ж, за это тоже стоит выпить.

— Почему?

— А просто так, — он поднял бокал, ей пришлось сделать то же самое. — Нет, все-таки удивительный камень, голубой топаз. Вы так и не ответили, вы купили комплект в антикварном магазине или он достался вам по наследству?

— Анатолий Григорьевич, почему вас это так интересует? Вы серьезно увлекаетесь астрологией и ювелирным делом?

— Нет. Я увлекся вами, Елизавета Павловна, и пытаюсь нащупать тему, которая была бы вам интересна, стараюсь растянуть разговор. Я понимаю, что веду себя глупо и даже не совсем вежливо. Но когда я вижу вас, со мной что-то происходит. Я теряю голову. С вами такого не случалось?

— Анатолий Григорьевич, идите к себе.

В нашем с вами возрасте уже не интересны эти игры.

— Лиза, это не игра. Я совершенно серьезно спрашиваю, вы никогда не теряли голову? Не влюблялись так, что обо всем забывали, о приличиях, о здравом смысле? Я знаю, у вас кристальная репутация, двадцать лет замужем, вы образец нравственности, но так не бывает, чтобы красивая, яркая, сильная женщина ни разу в жизни не теряла голову. Впрочем, вероятно, правы были древние ассирийцы, когда утверждали, что человек, украшающий себя топазом, сохраняет честность и порядочность на всю жизнь. Или нет?

— Анатолий Григорьевич, вы, часом, не пьяны? — осторожно поинтересовалась Лиза.

— Я трезв, как стеклышко. Я прозрачен и чист, как эти чудесные топазы. А вот с вами что происходит? Щеки пылают, глаза блестят. Тайный роман, сильное позднее чувство. Я угадал? Можете не отвечать, вижу по глазам, что угадал. Но беда в том, что роман этот вас совсем не радует. Вам, неуютно, стыдно. Вы боитесь, что рано или поздно узнают коллеги, семья. Вы не относитесь к тому распространенному типу женщин, которые с удовольствием делятся всеми деталями своей личной жизни и болтают о своих победах при каждом удобном случае, пытаясь таким образом повысить себе цену в глазах окружающих. Вам самоутверждаться не надо. Цена и так высока. Вы влюблены всерьез, мучительно стыдитесь этого, боитесь огласки, но ничего поделать с собой не можете, получается полнейшая чушь. Вместо счастья и удовольствия постоянная внутренняя борьба муки совести, воспаленные нервы.

— Нет, вы явно не в себе, Анатолий Григорьевич, — громко и неестественно рассмеялась Лиза, — что за бред вы несете?

— Ну вот, — он печально вздохнул и развел руками, — так и знал, что вы станете мне возражать. Между тем ваша тайная любовная история написана у вас на лбу. Вас лицо выдает, глаза. Кстати, вам очень идет состояние влюбленности. Вы удивительно похорошели.

— Спасибо на добром слове. Возражать я вам не собираюсь, — отчеканила Лиза, стараясь сохранить спокойствие, — просто это не ваше дело. Я не хочу обсуждать с вами свою личную жизнь.

— Ага, значит, есть, что обсуждать? — Красавченко хитро прищурился. — Я ведь просто спровоцировал вас на откровенность. Клянусь, я ничего не знал о вашем романе. Вы сами только что признались. Из этого следует, что между нами уже установились теплые доверительные отношения. Давайте за это выпьем.

Лиза машинально чокнулась с ним, сделала несколько больших глотков вина. У нее сильно пересохло во рту.

— За нашу нежную дружбу, — улыбнулся Красавченко, — на правах друга я подскажу вам отличное средство от томительной, ненужной любви. Не надо относиться к этому так серьезно. Именно серьезность вам мешает. Сбавьте тон, будьте легкомысленней.

— Простите, я не совсем поняла…

— Бросьте. Все вы отлично поняли. В конце концов, живем один раз, живем мало и очень сложно. Боремся за выживание. Все эти дутые романтические страсти делают человека слабым, рассеянным, беззащитным. Проще надо быть, естественней, ближе к матушке-природе.

— Все это, конечно, очень интересно. Но давайте перенесем философскую дискуссию на другой раз.

— Давайте, — кивнул Красавченко, — мы можем вообще обойтись без дискуссий. Знаете, что вам надо сделать? Переспать со мной. И сразу станет легче.

— С вами? — Лиза критически оглядела его и произнесла со спокойной улыбкой:

— В общем, идея не так плоха, как кажется. Я подумаю об этом.

— Об этом не думают. Это делают, — он медленно поднялся с кресла и снял пиджак, — сразу пройдут все ваши комплексы, проблемы решатся сами собой.

— Есть одна, которую вряд ли удастся решить. Дело в том, что вы мне не нравитесь, Анатолий Григорьевич. Вы хам и пошляк. Боюсь, ничего не получится. А теперь будьте добры, выйдите вон.

Красавченко кашлянул, провел ладонью по волосам.

— Ну что ж, очень жаль. Спокойной ночи. Спасибо за вино. О счете можете не беспокоиться. Я оплачу завтра утром, он подошел к двери, взялся за ручку.

— Вы пиджак забыли, Анатолий Григорьевич.

— Ах, да, спасибо, — он вернулся, взял пиджак, но надевать не стал, вытащил из внутреннего кармана небольшой конверт и тихо произнес:

— Я ведь еще кое-что забыл. Вот, взгляните.

По журнальному столу веером рассыпались цветные фотографии. Лиза увидела себя рядом с проституткой мужского пола, на фоне светящейся вывески «Незабываемые радости орального секса». И соответствующая картинка, которая делала английскую надпись понятной без перевода.

— Читатели желтой прессы с удовольствием поверят комментариям, в которых будет сказано, что вы договариваетесь о цене, — со вздохом сообщил Красавченко. — А вот прелести лесбийской страсти. Посмотрите, как нежно вас держит за руку эта пышная светловолосая негритянка. А здесь уличный мужской стриптиз, возможно с последующей групповухой. Вот так честнейшая Елизавета Павловна Беляева развлекается за границей. Вот они, нынешние нравы. Добропорядочная женщина, мать семейства, уважаемый всей страной политический обозреватель, скрылась за этой дверью с заманчивой надписью «Вавилонские ночи. Экзотические удовольствия. Сегодня скидка двадцать процентов!». Самое печальное, что никакая экспертиза не сумеет доказать, подделку, обнаружить фотомонтаж. Ведь мы с вами знаем, снимки совершенно подлинные. Любопытно, что на вашем лице нельзя прочитать ни испуга, ни смущения. Вы выглядите здесь весьма возбужденной, что вполне естественно в такой обстановке. У вас просто глаза разбегаются. Читатели желтой прессы получат огромное удовольствие, об этом будет говорить вся Москва. Тираж двух-трех поганых газетенок взлетит, номера с фотографиями пойдут нарасхват. Кто-нибудь обязательно притащит эту гадость в школу, где учатся ваши дети.