Измученные смутой времени - Егоров Виталий

Виталий Егоров

Измученные смутой времени

Глава 1

Часть первая

Танковое сватовство. Афган

Валерия Седова можно считать коренным якутянином. Родился он в Приморье, но, когда мальчику исполнилось три года, родители переехали в Якутск, где он окончил среднюю школу и был призван в ряды Советской армии.

Шел восемьдесят четвертый год. Новобранец Седов попал в дивизион противовоздушной обороны, дислоцированный под Челябинском, где начались его армейские будни. Здесь он впервые познакомился с легендарной зенитно-самоходной установкой «Шилка», и через год службы солдат овладел ею если не в совершенстве, то на очень приличном уровне, за что от командования получил благодарственное письмо и с нетерпением ожидал приказа о предоставлении ему краткосрочного отпуска домой.

Казарма дивизиона располагалась в четырехэтажном каменном доме, самый верхний этаж которого занимали танкисты, где нес службу земляк Седова Вахрушев Дмитрий, с кем он ушел в армию с одного призывного пункта. Тогда в Челябинске вновь призванных разделили по разным частям и, как было сказано выше, Седов попал в подразделение противовоздушной обороны, а Вахрушев — механиком-водителем не менее легендарного танка Т-62.

Парки военной техники, где располагались танки и «Шилки», находились по соседству, да и столовая была одна и та же, так что друзья часто встречались, чтобы перекинуться парой слов, помечтать о предстоящей демобилизации, делиться планами в гражданской жизни.

Однажды перед вечерней прогулкой Вахрушев нашел Седова в курилке и предложил:

— Валера, составь компанию, чтобы съездить к моей девушке.

Седов слышал, что во время увольнения друг познакомился с местной девушкой, был от нее без ума и мечтал взять ее к себе на родину.

— Так у меня скоро отпуск, — неуверенно проговорил Седов, — в увольнение вряд ли отпустят, надо отработать…

— Да не переживай, — прервал его друг, — уйдем в самоволку, никто и не заметит.

— Как бы не загреметь на «губу»,* (гауптвахта — место, где содержатся задержанные солдаты) — упорствовал Седов, — так можно и вовсе лишиться отпуска.

— Я же говорю, что никто не заметит, — продолжал наседать Вахрушев. — Уйдем после отбоя, вернемся до подъема.

— Ладно, уговорил, — наконец сдался Седов. — Когда и куда?

— Послезавтра во время моего суточного наряда по парку. А поедем в деревеньку под Троицком, там живет моя Варя.

— Под Троицком?! — ужаснулся невольный соучастник будущего побега из части. — Это же, по-моему, километров за двести! На чем собираешься туда рвануть, на командирском уазике?!

— Не двести, а около ста, — мечтательно улыбнулся влюбленный солдат, мысленно уносясь к местам проживания своей милочки, где ему еще ни разу не приходилось бывать. — А поедем туда на моем танке.

— Ты что, офонарел?! — округлил глаза собеседник. — На танке двести километров туда и обратно?!

— А что тут такого? — пожал плечами Вахрушев. — Три часа туда, полчасика пообщаюсь с Варей, а потом три часа обратно. Аккурат перед подъемом будем на месте, никто даже не прочухает.

Седов, прищурив глаза, задумчиво покачал головой и поинтересовался со знанием дела:

— Каков запас хода танка?

— Четыреста километров. Баки полные, так что за глаза хватит.

— Не заблудимся?

— Я стырил у комвзвода карту местности — очень подробная, не заплутаем.

— А как будешь покидать парк? Заметят, поднимут тревогу…

— Да я все предусмотрел. Вечером отгоню танк в ремонтную мастерскую якобы для починки гусеницы. Там будет находиться мой человек, он откроет задние ворота, так что я, минуя центральный вход, окажусь на воле. Утром таким же образом поставлю машину в ремзоне.

— А не услышит ли рев двигателя дневальный на КПП? Все-таки ближе к ночи, кругом тишина.

— Не придаст большого значения. Ремонтники часто с мастерской выезжают прямо в поле через задние ворота, чтобы проверить на ходу отремонтированный танк, и это нередко происходит даже ночью. Накануне учений у них ненормированная работа.

— Вижу, что ты подготовился основательно, — восхитился Седов своим другом. — А теперь расскажи подробно, как познакомился с Варей и что собираешься с ней делать дальше.

— Познакомился я с ней месяц назад, — стал рассказывать Вахрушев все с той же мечтательной улыбкой. — Работает она продавщицей в местном магазине. Во время увольнения зашел в магазин за пряником со сгущенкой и вижу — за прилавком стоит симпатичная девушка. Народу в магазине нет, я и стал с ней разговаривать. В конце концов договорились, что я еще раз загляну к ней на работу. А через неделю сходили в кино, а потом еще раз гуляли по поселку. Сейчас у нее отпуск, она собирается поступать в училище, поэтому уехала к себе в деревню готовиться к экзаменам.

— Она каждый день приезжала за сто километров, чтобы работать продавщицей? — недоуменно спросил Седов. — Накладно получается.

— Нет, она жила здесь у тети, только в выходные уезжала домой. А насчет того, как я собираюсь с ней поступить: мы любим друг друга и решили пожениться. Короче, едем свататься.

— А не передумаешь? — засомневался собеседник. — Скоро дембель, вокруг много красивых девушек, впереди вольная жизнь с ее прелестями…

— Нет, я люблю только Варю, — упрямо помотал головой Вахрушев и переспросил: — Так ты составишь мне компанию?

— А куда я денусь, — улыбнулся Седов, — ради друга хоть на край света.

— Тогда вот что, — облегченно выдохнул солдат, — после отбоя ты потихоньку выйди из казармы, иди на трассу и дожидайся меня возле остановки, там я тебя и подберу.

— Договорились.

Друзья крепко пожали друг другу руки и на этом расстались.

Сначала все шло по плану. В казарме туалеты давно уже не работали, поэтому все ходили в уличную уборную, причем в летнюю пору в ночное время солдатам по нужде предписывалось выходить с голым торсом, то есть по форме одежды номер два, чтобы предотвратить самовольное оставление части. За всем этим следил ночной дневальный, стоящий на тумбочке возле входной двери, который, в случае нарушения приказа, обязан был доложить об этом дежурному офицеру.

Седов заранее знал, что ночным дневальным заступает таджик по имени Шарипов Алишер, с которым у него были хорошие отношения, да к тому же выданная авансом пачка сигарет «Родопи» в качестве откупных решила свое дело — солдат мог покинуть казарму полностью одетым и спокойно отлучиться до утреннего построения. Алишер этот был добрейшей души человек, никогда и ни при каких обстоятельствах не унывал, его лицо всегда сияло счастьем одухотворенного блаженного. Улыбчивый, он всегда напевал под нос свои таджикские песни, почему-то постоянно скатываясь на индийский манер, обладал недюжинной силой, лучше него капониры для «Шилок» не мог откопать никто. Плохо говорил по-русски, докладывал командиру о текущем моменте как умел, чем вызывал гомерический смех у окружающих и, наверно, многие армейские байки и анекдоты, наподобие: «…сам дежурный, сам дневальный, рядовой Самед Мамедов!» — были придуманы благодаря таким солдатам. Тем более было удивительно, как он попал в части противовоздушной обороны, где необходимо было изучать техническую литературу на русском языке, ведь если ты механик-водитель, то тебя никто не освобождал от освоения смежных боевых профессий. Но, тем не менее, представитель солнечной республики служил довольно успешно и не вызывал больших нареканий со стороны командования.