Федор Московцев - M&D
– Теперь можно смело говорить, что провели ночь с проститутками, – произнёс Андрей с печальной иронией.
– Причем бесплатно! – добавил Игорь Викторович с обычной своей ухмылкой.
Глава 91
Белый Мерседес неторопливо катился по окаймленному пальмами приморскому бульвару. Сидящий за рулём Наум Малленкродт, прервав рассказ о рыбалке, сказал:
– Сказать, что рад твоему приезду – ничего не сказать. Помнишь, как мы в детстве раскурили сигару у тебя на даче и чуть не сдохли? А сейчас мы с тобой, два старпера, выпьем как следует, покурим, пожрём. Закатом полюбуемся, покалякаем.
Иосиф Григорьевич ответил не сразу. До этого он лишь однажды побывал за границей – в Болгарии, и это было ещё в советские времена. Долгие годы он не выезжал даже на черноморское побережье – боялся оставить без присмотра свою епархию хотя бы на один день. И сравнивал себя с графом Дракулой, который, перемещаясь по свету, брал с собой ящики с родной землёй. Точно так же Иосиф Григорьевич мог чувствовать себя спокойно лишь находясь в родном Волгограде. Но неожиданно для самого себя и для своих близких откликнулся на приглашение Наума, отношения с которым донельзя осложнились за последние три года. И приехал к нему на другой конец света, в Калифорнию. Друг детства вдруг почувствовал острую необходимость «разрулить все непонятки», и это вдруг нашло отклик в душе Иосифа Григорьевича. Настолько это выглядело нелепо – бросить всё и уехать за бугор на целый месяц – что он тотчас не раздумывая принял приглашение.
– Нельзя было затягиваться, сигары так не курят, – ответил он. – Ужас какой-то – как вспомню, как мы валялись на траве. Голова кружилась – казалось, что это земля кружится под тобой.
– А что самое интересное, Йоська, земля на самом деле кружится.
Они расхохотались.
Машина въехала в порт. Наум припарковался на автостоянке у волнолома. Свежий бриз нёс с собой крупинки песка и швырял клубы водяной пыли на бетонный волнолом. С его подветренной стороны были пришвартованы около сотни яхт самых разнообразных классов – от прыгающих на волнах лёгких «скифов» до семидесятифутовых крейсерских яхт с мачтами размером с телеграфный столб.
Наум обвёл взглядом сверкающую на солнце бухту.
– Думаю, раскачаю тебя и ты переберешься ко мне по соседству. Лагуна Хиллз – то самое место, где не чувствуешь осени – здесь лето круглый год.
Море сверкало и переливалось, как ртуть. Иосиф Григорьевич надел тёмные очки.
– Не понимаю, как можно взять всё и бросить.
Закрыв машину, Наум повёл старинного друга к своему плавсредству.
– Ничего я не бросал – я создал себе новую реальность.
Одним из элементов этой новой реальности была 16-метровая яхта Regal Commodore, покачивающаяся на волнах в ожидании хозяина и его гостя. Рэнди, помощник Наума, поджидавший их на яхте, отдал швартовы, когда они взошли на борт, затем, пройдя на кокпит, устроился за штурвалом. Волны достигали высоты одного метра, солнце заливало необозримую водную гладь ярким блеском.
Рэнди повёл яхту в открытое море.
Наум показал гостю свой корабль – салон, кокпит, камбуз, две каюты для гостей. Не бог весть какая яхта, есть гораздо роскошнее, но практичного Наума это вполне устраивало. К транспортному вопросу он относился довольно спокойно. Неравнодушен он был к другому вопросу – жилищному, и всеми силами стремился превратить своё домовладение в восьмое чудо света.
Сразу по выходу из бухты их качнуло баллов под пять, это было своеобразное дружеское приветствие Иосифу Григорьевичу, впервые оказавшемуся в открытом океане. Ветер срывал гребешки волн и плескал ими в лицо. Яхту бешено несло и бешено швыряло. Наум приказал Рэнди держаться ближе к берегу.
Находясь внутри, Иосиф Григорьевич переживал необычные, новые для себя ощущения – чувствовал приближение волн всем телом, его ноги сами начинали подгибаться и выпрямляться, следуя движениям палубы. «Ничего, нормально, зачем к берегу, можно ещё», – ответил он на беспокойные взгляды Наума. Но тот не рискнул – сам-то привык к морским шалостям, но неизвестно, каково будет новичку.
Когда пошли недалеко от берега, Наум с Иосифом Григорьевичем смогли без опаски расположиться на корме.
– Мы всегда дружили, но в какой-то момент я понял, что завидую тебе, – сказал Наум. – Ты сильнее, не стесняешься высказывать своё мнение, и можешь одержать верх в открытом бою, а мне приходится украшать свою вывеску и пользоваться запрещенными приемами. Зависть – нехорошее чувство. Хочу покаяться: это я увёл из-под твоего носа нефтебазу в Красноармейском районе. А также двух жирных телят – помнишь тех коммерсантов из района, что занимались спиртом. Они сказали тебе, что под «офисом», и кто-то из «офисных» это подтвердил. Это моя работа. Я накрыл «ВХК» и ущемил интересы Шарифуллина, за которого ты гарантом, и в этом тоже моя провинность. Но тут, я думаю, ты не внакладе. Орлову я занёс доляшку, а он там между вами всеми раскидал. Что касается Шарифуллина – он и так богатый. И еще…
Глубоко вдохнув и шумно выдохнув, Наум выложил последнее признание:
– …еще Ракитский. Ты копал под него, а я помог ему выкрутиться и пролезть в УВД, вывел из-под тебя.
Иосиф Григорьевич молча кивал, глядя на расходящиеся волны за бортом. У Наума Маленкродта была дилерская фирма на «ВХК», и в один прекрасный день, когда сальдо в пользу завода округлилось до $10 млн, волгоградский климат стал тяготить его, и он решил перебраться в солнечную Калифорнию. Всё, что был должен поставщикам – а это еще около $8 миллионов – простил, и это прощение облегчило акклиматизацию на калифорнийской земле. Орлову, замначальнику УВД, оказали уважение – 10 % от суммы задолжености (тут правда Наум немного смухлевал и не озвучил реальные цифры), и поисками его никто не занимался. Нашли лопухов (таких как хозяева «Технокомплекса»), на которых перевели все стрелы, и которые возместили убытки тем, с кем руководство УВД не может не считаться. Остальных ударили об шляпу. Иосиф Григорьевич хорошо знал эту историю, поскольку держал на личном контроле несколько уголовных дел, которые искусно заволокитили, и разьяренные кредиторы в итоге стали по-философски относиться к своим потерям: жизнь волнообразна, это череда взлетов и падений.
– … но одного я тебе оставил, – донесся голос Наума как будто из морских глубин, – но ты берегись этого пидора гнойного, очень нехороший человек.
– Что за пиндос? – встрепенулся Иосиф Григорьевич.
И Наум рассказал про Николая Моничева, вышедшего на него через Шмерко и пытавшегося заручиться его поддержкой. Моничев рассказал жалостливую историю о том, что у начальника ОБЭП Иосифа Григорьевича Давиденко неуемный аппетит и дань, выплачиваемая ему, растет от месяца к месяцу, и стала просто невыносимой. Тяжелые поборы подрывают бизнес, не дают развиваться. Поэтому Моничев ищет нового покровителя – более разумного, заинтересованного в долгосрочном сотрудничестве, а не в сиюминутных сверхдоходах. Наум поддержал разговор, чтобы побольше выпытать. Моничев предлагал инсценировать банкротство и таким образом избавиться от назойливой опеки начальника ОБЭП, а затем через подставных лиц учредить новые предприятия – уже подконтрольные Науму Малленкродту, который имел достаточное влияние и сам по себе был «крышей».
Наума мучили угрызения совести – он и так поразбойничал в угодьях своего друга – поэтому отвелся, сказав, что Давиденко уже застолбил за собой эти темы, всем в городе это отлично известно, конкретная личность Моничева уже не принимается в расчет, и если его фирмы разорятся, то им тут же найдут замену. И эта замена опять же будет подконтрольна Иосифу Григорьевичу Давиденко.
Моничеву было ужасно обидно, что так глупо высунулся, и он принялся уговаривать Наума и, потеряв контроль, зашёл так далеко, что предложил сумму ежемесячного платежа, превышающую ту, что платил Иосифу Григорьевичу. Из чего Наум сделал вывод, что дело тут не в деньгах, а в какой-то личной неприязни. Тем более нужно отказаться от такого клиента, который сегодня предает одного, а завтра предаст тебя. В своих уговорах и посулах Моничев вошёл в раж, и Науму пришлось чуть ли не силой выставлять его из кабинета.
Греясь на калифорнийском солнышке, Наум не знал, что Моничев не инсценировал, а реально обанкротил свои фирмы, опрокинул многих серьезных людей, ни с кем не поделился, поэтому ищут его реально, а не понарошку, и его уголовные дела никто не думает волокитить.
Иосиф Григорьевич не стал указывать на эту неинформированность – рассказывая о своих неудачах, расписываясь в собственном бессилии (подняли все связи, задействовали столько служб, а Моничева никак не найти), неизбежно привлекаешь к себе бэд-карму. Потянутся новые проблемы, а это совершенно ни к чему.
Но Иосиф Григорьевич еще не избавился от своего гнева, на душе было так паршиво, что он выругался – но не по Моничеву, а по Шмерко, которого, как еремеевскую креатуру, стоило опустить в 97 году, а его, наоборот, приподняли, а сейчас он даже выбился в вице-губернаторы. И вот теперь, за всё, что ему сделали, этот пиндос плетёт интриги.
