Артуро Перес-Реверте - Королева Юга
Других мужчин.
Это был час, такой же мрачный, как она сама. Она, Тереса. По крайней мере, именно так она ощущала ночь и саму себя. Небо, в котором лишь ненадолго появился тоненький серп месяца, а теперь не было ни его, ни звезд — только мрак, неумолимо наступающий с востока и уже готовый поглотить последнюю искорку носового огня «Холоитскуинтле». Тереса внимательно прислушивалась к своему иссохшему сердцу, а ее абсолютно спокойная голова подсчитывала и выстраивала по порядку, одну за одной, все еще не завершенные детали, как долларовые банкноты в пачках, с которыми она имела дело много веков назад на улице Хуареса в Кульякане — вплоть до того самого дня, когда рядом с ней затормозил черный «бронко», и Блондин Давила опустил окошко, и она, сама того не зная, вступила на долгий путь, в конце концов приведший ее сюда, в море неподалеку от Гибралтарского пролива, и запутавший в петли столь абсурдного парадокса. Она перешла через реку при высокой воде, со сбившимися на сторону вьюками. Или собиралась это сделать.
— «Синалоа», сеньора!
Восклицание вырвало Тересу из размышлений, заставило вздрогнуть. Черт побери, подумала она. Синалоа — как нарочно, именно в эту ночь, именно сейчас.
Капитан указывал на огни, которые быстро приближались за стеной брызг и силуэтами телохранителей, скорчившихся на носу. Яхта шла курсом на северо-восток — светлая, белая, стройная, окруженная отражениями своих огней, пляшущих на поверхности волн. Невинная, как голубица, подумала Тереса. Капитан заставил «Валиант» описать широкий полукруг и подвел его к кормовой платформе, где уже стоял наготове один из матросов. Прежде чем телохранители, уже направлявшиеся к Тересе, чтобы помочь, успели приблизиться, она, прикинув силу качки, поставила ногу на упругую резину и, воспользовавшись моментом, когда лодку в очередной раз качнуло к яхте, перепрыгнула на платформу. Не простившись с людьми в лодке, не оглядываясь, она пошла по палубе, разминая онемевшие от холода ноги, а матрос отдал швартов, и лодка с тремя мужчинами, выполнившими свою миссию, ушла, взревев мотором, к своей базе в Эстепоне. Тереса спустилась в каюту, пресной водой смыла соль с лица, закурила и налила в стакан на три пальца текилы. Она выпила ее залпом перед зеркалом в ванной. От крепости из глаз брызнули слезы. Тереса стояла с сигаретой в одной руке и пустым стаканом в другой, глядя, как капли медленно стекают по лицу. Ей не понравилось выражение этого лица; а может, оно принадлежало не ей, а той женщине, что смотрела на нее из зеркала: темные круги под глазами, спутанные, жесткие от соли волосы. И эти слезы. Они снова встретились, и та, другая, выглядела более усталой и постаревшей. Вдруг Тереса повернулась, вошла в каюту, открыла шкаф, где лежала ее сумка, достала кожаное портмоне со своими инициалами и долго смотрела на потрепанную половинку фотографии, которую всегда хранила там; приблизив руку со снимком к лицу, смотрела, сравнивая себя с молоденькой девушкой: широко распахнутые черные глаза, плечи обнимает, словно защищая, рука Блондина Давилы в рукаве летной куртки.
В кармане джинсов зазвонил телефон. Голос Рисокарпасо кратко, без лишних подробностей и объяснений, сообщил:
— Крестный отец детей заплатил за крещение. — Тереса потребовала подтверждения, и голос ответил, что никаких сомнений нет:
— На праздник прибыла вся семья. Только что подтвердили в Кадисе.
Выключив телефон, Тереса снова сунула его в карман. Ее опять затошнило. Алкоголь не сочетается с качкой. С тем, что она только что услышала, и тем, чему предстояло случиться. Она осторожно вложила фотографию в портмоне, затушила в пепельнице сигарету, рассчитала три шага, отделявшие ее от унитаза, и, спокойно пройдя это расстояние, опустилась на колени, чтобы извергнуть из себя текилу и остатки слез.
***Еще раз умывшись и надев поверх свитера непромокаемую куртку, она вышла на палубу. Ее ждал Поте Гальвес — неподвижный черный силуэт у планшира.
— Где он? — спросила Тереса.
Киллер ответил не сразу. Как будто обдумывал свой ответ. Или хотел дать ей возможность подумать.
— Внизу, — сказал он наконец. — В каюте номер четыре.
Держась за тиковые перила, Тереса спустилась. В коридоре Поте Гальвес, пробормотав:
— Позвольте, хозяйка, — протиснулся вперед, открыл запертую на ключ дверь и, окинув каюту профессиональным взглядом, посторонился, пропуская Тересу. А сам, войдя следом, тут же запер дверь за собой.
— Недавно, — проговорила Тереса, — таможенники захватили «Лус Анхелиту».
Тео Альхарафе смотрел на нее пустым взглядом, словно издалека, словно происходящее не имело к нему никакого отношения. Суточная щетина на его подбородке отливала синевой. Он лежал на койке, одетый в мятые китайские брюки и черный свитер, в носках. Ботинки стояли рядом на полу.
— Напали на нее в трехстах милях к западу от Гибралтара, — продолжала Тереса. — Пару часов назад. Сейчас они ведут ее в Кадис… Они следили за ней от самой Картахены… Ты знаешь, о каком судне я говорю, Тео?
— Конечно, знаю.
У него было время, подумала она. Здесь, в каюте. Время, чтобы пораскинуть мозгами. Но он не знает, в какой момент ему был вынесен приговор.
— Но кое-чего ты не знаешь, — сказала Тереса. — «Лус Анхелита» идет пустая. Самое нелегальное, что они обнаружат, когда распотрошат ее, — пара бутылок контрабандного виски… Ты понимаешь, что это значит?
Тео застыл с полуоткрытым ртом, осмысливая услышанное.
— Приманка, — выговорил он наконец.
— Вот именно. А знаешь, почему я не сказала тебе раньше, что это судно всего лишь приманка?.. Мне было нужно, чтобы люди, которым ты передашь информацию, подумали то же самое, что и ты.
Он смотрел на нее точно так же, очень внимательно. Только кинул быстрый взгляд на Поте Гальвеса и снова воззрился на нее.
— Ты сегодня ночью провела другую операцию.
Он по-прежнему хорошо соображает, и я этому рада, подумала она. Я хочу, чтобы он понял, за что. Иначе, вероятно, было бы проще. Но я хочу, чтобы он понял. Черт побери. Мужчина имеет право на это. На то, чтобы ему не врали, за что. Все мои мужчины умирали, зная, за что они умирают.
— Да. Другую операцию, о которой ты не знал. Пока шакалы из таможенной службы потирали руки, беря на абордаж «Лус Анхелиту», и искали тонну кокаина, которого на ней никогда не было, наши люди делали дело в другом месте.
— Отлично спланировано… С каких пор ты знаешь?
Он мог бы отрицать, подумала она вдруг. Он мог бы все отрицать, протестовать, возмущаться, говорить, что я сошла с ума. Но он достаточно поразмыслил с тех пор, как Поте запер его здесь. Он знает меня. Он, наверное, думает: зачем терять время. Зачем.
— Давно. Этот мадридский судья… Надеюсь, ты заработал на этом. Хотя мне очень хотелось бы знать, что ты это сделал не ради денег.
Тео скривил тубы, и ей понравилось, что он настолько владеет собой. Ему почти удалось улыбнуться. Ну и выдержка у парня. Несмотря ни на что. Только он чересчур много моргает. Никогда прежде она не видела, чтобы он столько моргал.
— Я сделал это не только из-за денег.
— Тебя прижали?
Ему снова почти удалось выдавить из себя улыбку. Но это была, скорее, сардоническая гримаса. В общем-то, безнадежная.
— Представь себе.
— Понимаю.
— Ты правда понимаешь?.. — Тео, нахмурившись, мысленно проанализировал это слово, пытаясь понять, не сулит ли оно ему чего-нибудь хорошего. — Да, может быть. Либо ты, либо я.
Ты или я, повторила про себе Тереса. Но он забывает о других: о докторе Рамосе, Фариде Латакии, Альберто Рисокарпасо… Обо всех, кто верил ему и мне. О людях, за которых мы в ответе. О десятках преданных людей. И об одном Иуде.
— Ты или я, — повторила она вслух.
— Вот именно.
Поте Гальвес, казалось, слился с тенями переборок, и они с Тео спокойно смотрели в глаза друг другу. Обычный разговор. Ночью. Не хватает лишь музыки и бокалов. Такая же ночь, каких было много у них.
— Почему ты не пришел и не рассказал мне?.. Мы бы могли найти какое-нибудь решение.
Тео покачал головой. Теперь он сидел на краю койки, спустив ноги в носках на пол.
— Иногда все становится слишком сложным, — просто ответил он. — Человек запутывается, окружает себя вещами, которые становятся необходимыми. Мне дали возможность выйти, сохранив то, что я имею… Начать с чистого листа.
— Да. Думаю, это я тоже могу понять.
Это слово — понять, — казалось, снова промелькнуло в мозгу Тео предвестником надежды. Он смотрел на нее очень внимательно.
— Я могу рассказать тебе то, что ты хочешь знать, — сказал он. — Не будет нужды меня…
— Допрашивать.
— Да.
— Тебя никто не будет допрашивать, Тео.
Он все вглядывался в нее, ища признаков надежды, анализируя каждое ее слово. Потом снова заморгал.
Быстро глянул на Поте Гальвеса и вновь устремил глаза на нее.
— Весьма хитроумно… сегодняшнее, — осторожно проговорил он наконец. — Использовать меня, чтобы навести их на пустышку… Мне и в голову не приходило… Это был кокаин?
