Брайан Гарфилд - Кто следующий? Девятая директива
— Стул не желаете?
— Ладно, — сказал я. — Давайте ближе к делу, — и бросил на стол свои документы. Намечающаяся на двадцать девятое заваруха им всем, похоже, сдвинула мозги; не удивлюсь, если за послом и в туалет ходит охранник.
Теперь я понял, почему никто не интересовался, кто я такой. Имена ничего не значат.
Он быстро пролистал мои бумаги.
— Значит, вы базируетесь в… где точно? — На второй странице ему, очевидно, что-то не понравилось. Он смотрел на нее и как будто ничего не видел, поэтому я пояснил:
— Уайтхолл, 9. Группа взаимодействия. В распоряжении Ловетта.
— Ах да, Ловетт. Как он, кстати? Здоров? — Он подтолкнул ко мне портсигар. — Курить будете?
— Спасибо, он в порядке. — Чтобы сэкономить время, дальше я продолжал сам, не дожидаясь его вопросов: — На прошлой неделе он был в Риме, по делу Карозио; в Лондоне его сменил Билл Спенсер. Из ваших участвовали Симмз и Уэстлейк. Они…
— Да-да, все правильно, но я полагал, и вы тоже…
— В паспорте у меня стоит «Париж», разве нет?
Придвинув портсигар к себе, он закурил.
— Надолго в Бангкоке?
— Нет.
— Нет?
— Если Ломан не объявится, улетаю сегодня же ночью.
— Он будет только завтра.
— В таком случае передайте ему от меня привет и заверения в горячей любви. — Я встал и протянул руку за документами. Он посмотрел на меня, прищурившись, и улыбнулся.
— Признаться, я удивлен, что вы не останетесь.
— Зачем я нужен? Прекрасно обойдетесь без меня.
— Если не возражаете, я попрошу мисс Мэйн проводить вас.
— Я знаю дорогу.
На улице было сущее пекло, и до «Пакчонга» я взял велорикшу. О Ломане старался не думать. Тот, кто исполняет обязанности направляющего директора, ни в коем случае не имеет права втихаря смотаться, а уж тем более допустить, чтобы оператора начала проверять Безопасность.
В отеле — не прошло и двадцати минут, как я приехал — мне позвонили снизу и сказали, что ко мне пришли, но свое имя гость назвать отказывается. Пришлось спуститься. Не люблю принимать в номере личностей без имени.
В вестибюле отеля «Пакчонг», от входа и до фонтана во внутреннем дворике, сооружен красивый сводчатый проход из шпалерной решетки, какие в Бангкоке можно увидеть почти везде. Вот там-то она и стояла — вполоборота, на шею от головы падала тень — и смотрела прямо на меня. Глаза следили за мной холодно и внимательно, как раньше. Легкая одежда из «шантунга»,[35] желто-коричневые простые туфли и никаких драгоценностей.
Пока я пересекал мозаичный узор на полу, она чуть заметно поворачивала голову. В холле стояла тишина, поэтому она заговорила приглушенно.
— Могу я использовать твое имя?
— Его никто не знает.
— А псевдоним?
— Кому какое дело?
— Я пришла извиниться, Квиллер. Должна была узнать тебя в посольстве.
— Меня не часто узнают секретари атташе по культурным связям. Их тип скорее — Йехуди Менухин.
— Два года назад я была совсем близко от Рама IV.
Вблизи я заметил — у нее было что-то не так с лицом, точнее с его левой половиной. Словно бы не хватало симметрии. Кожа выглядела безупречно, но так… так, словно над ней кто-то очень хорошо поработал.
— Откуда ты? — спросил я. — Эм-Ай-6?[36]
Она не ответила. Пропустила мимо ушей.
— Но не Безопасность, — сказал я.
— Нет. — Сумочка, из такой же кожи, что и туфли, перешла из одной руки в другую. — Я хочу всего лишь принести наши извинения. Тебе наверняка непривычны подобные унизительные проверки.
Я рассмеялся почти натурально.
— Ты изумишься, если узнаешь, к каким унижениям я приучен. — Наряду с Дьюхерстом и Комингсом мое кодовое личное дело помечено особым значком — «девяткой»: пытки переносит стойко.
— Выпьешь со мной?
— Нет. Задерживаться не могу. Говорят, ты сегодня вечером нас покидаешь?
— Да.
— Счастливого пути.
Я смотрел, как она шла по мозаике. Немногие женщины способны идти такой походкой, зная, что за ними наблюдает мужчина. Впрочем, на такую походку вообще способны немногие.
Поднявшись к себе, я сложил вещи. Принести извинения? Эта идея вряд ли родилась бы в ее головке. Зачем-то они хотели убедиться в моем действительном физическом присутствии в отеле «Пакчонг». Но это можно было осуществить иными, куда лучшими способами. Интересно.
Да наплевать на них. Номер моего рейса — 204.
В тот день еще было только одно событие — позвонил Пангсапа и попросил к нему заехать.
Час был поздний, стемнело, но большинство магазинов и не думали закрывать на ночь. Витрины уже начали украшать разноцветными флажками и оправленными в золотистые рамки портретами Важной Персоны.
Остановив велорикшу в нескольких сотнях метров от дома на Клонг-Чула-роуд, я прошелся пешком вдоль реки по спадающей вечерней жаре. Пангсапа вышел ко мне сразу же.
— Имеющаяся для вас информация, — сказал он, — стоит примерно пятьдесят тысяч батов.
Я подумал, что слишком поздно, но промолчал. Забавно было бы сейчас выдоить эту сумму с расходного счета Ломана. И пусть бы потом в Лондоне они его поджаривали.
— Пятьдесят тысяч, — повторил я. — О'кей.
— Можете гарантировать оплату?
— Устно — да.
— Вашего слова мне достаточно.
И тут я понял — приходить не стоило. Сумма оговаривалась немалая, значит, и информация будет соответствующая, а я не хотел ее, не хотел ввязываться.
Тихо и спокойно Пангсапа сказал:
— Три дня тому назад один из профессионалов пересек Меконг и проник в Таиланд со стороны Лаоса. Сегодня вечером он прибыл в Бангкок.
— Кто из них?
— Куо. Монгол.
Все. Больше я с этим ничего не мог поделать.
Глава 4
СПЕЦИАЛИСТЫ
«Профессионалы» — это специалисты, и каждый из них использует свой собственный метод. Сорби душит, но никогда — руками; почти всегда это нейлоновый чулок, реже — шнур. Он развратен и, как правило, находит себе работу в ночных клубах европейских столиц. Называет себя «частным оператором»: половина его жертв — женщины, заказы он получает от людей состоятельных или занимающих высокое положение. Как те, так и другие одинаково не желают разоблачения. Именно Сорби стоял за нашумевшим и попавшим в июне 64-го на страницы всех парижских газет «Делом голубой комнаты» (мадам Латрелль-Вуазэн) и за «Делом автострады ангелов» в 65-м в Милане, повлекшим за собой отставку трех членов итальянского правительства (разумеется, клиент Сорби вышел из воды сухим). Таким образом, Сорби вступил в контакт с политиками и сейчас, по разговорам, берется и за политические дела, ибо гонорары в этой сфере изрядно повысились.
Живчик, грек, использует нож. Он совершил до сих пор только два убийства. Оба имели политический характер и были настолько важны и так чисто выполнены, что в одном случае (лидер «промежуточного» боливийского кабинета) официальной версией так и осталось самоубийство. Грек не падок на деньги, его привлекают дела, громкие, подолгу не сходящие с передовиц. Говорят, что где-то в Аргентине и в Венесуэле он владеет пятнадцатью тысячами акров земли в ключевых для развития этих стран районах, но доживет ли он до той поры, когда сможет насладиться своими земельными угодьями, — большой вопрос, потому что, как сказал мне Пангсапа, Живчик капитально сидит на игле.
Винцент в работе необуздан и непредсказуем, ему никто не доверяет. Зато он отличается исключительным упорством и настойчивостью. Если ему названо имя, можете не сомневаясь считать этого человека покойником. Он использует все, что попадется, окажись то пистолет, нож, яд, бомба или, в крайнем случае, голые руки. И недорого берет, а по некоторым слухам — не требует оплаты вовсе (стоял за государственным переворотом в Египте, когда подполковник Ибрагим был найден в своем «кадиллаке» на дне Нила — на машину наткнулся ковш землечерпалки).
Хидео, японец, знает дело в совершенстве. Работает эффективно на сто процентов. Предпочитает аэрозоль цианида — возможно, на него повлиял «клинический» успех кэгэбэшника Богдана Сташинского, признавшегося в, 61-м в убийствах Ребета и Бандеры (лидеров украинских эмигрантов), осуществленных в Мюнхене четырьмя годами ранее. На счету Хидео три политических убийства высшего уровня, включая уничтожение турецкого посла в Объединенном Королевстве, известное под названием «Дело золотого карандаша». Золотой карандаш, принадлежащий жертве, нашли на тротуаре Керзон-стрит, и это привело к обнаружению тела в покинутом водителем такси на Уоллас-Мьюс. Хидео питает слабость к технике, во всей Японии ни у кого нет более сложной и искусно выполненной модели железной дороги.
Зотта. Он — сын одного из членов мафиозной группы, первоначально называвшейся «Компания «Смерть»». Его конек — это миниатюрные взрывные устройства. Как он утверждает, его оружие действует настолько «личностно направленно», что, если оно установлено верно, в строго определенном месте, то убийство происходит абсолютно чисто, без какого-либо вреда для окружающих. Большая доля правды в этом безусловно есть — когда Шерман Уиллз, президент крупнейшего акционерного банка «Чартер энд Эквити Бэнк», снял в комнате заседаний совета колпачок с авторучки (1963, Нью-Йорк), заседание так и не состоялось и никто, кроме него, не пострадал. А год спустя, когда единокровный брат короля Риада Али, отплыв от Дамаска на королевской яхте, решил побриться и включил электробритву, все прошло столь гладко, что в его отдельной каюте не вылетело ни одно стекло. Зотта, как и Хидео, очень хорошо мыслит технически, но гораздо менее стабилен. Когда он умрет, много женских слез не прольется.
