Ольга Лаврова - Несчастный случай
Филиппов (прерывая). Поезжайте, Пал Палыч, неловко... Завтра продолжим...
Сцена двадцать восьмая
Комната в квартире Знаменского. Немного старомодная, недорогая обстановка. Журналист и мать Знаменского — моложавая, подтянутая женщина.
Журналист. Значит, Пал Палыч у вас за старшего... А давно вы овдовели?
Знаменская. Четыре года.
Журналист. Грустно... грустно... Кем он был по профессии?
Знаменская. Палеоботаник. Флора доисторических эпох.
Журналист. Гм... А вы? Извините, просто неистребимое любопытство к людям.
Знаменская. Пожалуйста, — никаких секретов нет. Я врач-психиатр.
Журналист. Еще одна неожиданность! Психиатр, ботаник и юрист в одной семье. Целый букет. А кем будет Леня?
Знаменская (смеется). Ленька был, есть и будет шалопаем. Но вообще он увлекается всякой техникой.
Журналист. А Пал Палыч?
Знаменская (улыбаясь). Он расскажет о себе сам все, что найдет нужным.
Слышно, как хлопает дверь, входит Знаменский.
Знаменский. Добрый вечер. Извините, что заставил ждать.
Журналист. Это даже удачно. Мы интересно побеседовали, я проникся, так сказать, атмосферой семьи, кое-что узнал о вас...
Знаменский укоризненно смотрит на мать, та делает отрицательный жест. Журналист догадывается о смысле их переглядки.
Журналист. Нет, Маргарита Николаевна не выдала никаких ваших тайн, хотя я допрашивал с пристрастием. (Знаменская выходит.) И Леня тоже держался стойким мужчиной. Ни за что не догадаетесь, о чем мы спорили!
Знаменский. О машинах разных марок или о футболе.
Журналист. Нет. Об Онегине и Печорине!
Знаменский. Кто бы мог подумать! Полминуты — вымою руки.
Знаменский выходит ненадолго, журналист проглядывает ряды книг в шкафу. Знаменский возвращается.
Знаменский (шутливо). Можно, сначала я вам учиню маленький допрос. Почему ваш выбор пал на меня? И помните об ответственности за дачу ложных показаний.
Журналист. Есть тема, которой я увлечен. Вас рекомендовали как человека, который может дать конкретный материал. С другой стороны, давно собирался написать портрет человека вашей профессии. Хотелось заполучить молодого, обаятельного. Так все сошлось на Пал Палыче Знаменском.
Знаменский. Насчет обаяния вас надули, я нудный тип. А какая же тема вас увлекла?
Журналист. Происшествия на транспорте. Но в более широком плане, если хотите, социально-философском...
Входит Знаменская, песет на подносе ужин. Знаменский помогает ей. Знаменская приглашает всех за стол.
Журналист. Неужели домашние пельмени? Сто лет не ел!
Знаменский. Мамин коронный номер. А где Ленька?
Знаменская. Оставь его, Паша. К нему пришла девочка. Они занимаются.
Знаменский (шутливо). А не рано ему заниматься с девочками?
Знаменская. Ой, вспомни, кого только ты не катал на велосипеде и не водил в кино!
Знаменский. Ну-у, мне тогда было уже... хотя нет, мне тоже было пятнадцать.
Все смеются, усаживаются за стол и принимаются за пельмени.
Журналист (улыбается). Так рано начинали, Пал Палыч, а до сих пор не женаты.
Знаменский. Вот честное знаменское, никто за меня не идет.
Журналист. Пельмени божественные, Маргарита Николаевна! Да, так насчет происшествий на транспорте. Расскажите-ка мне о деле, которое сейчас ведется.
Знаменский. Станислав Никодимыч, по закону материалы предварительного следствия считаются секретными.
Журналист (подхватывая). За исключением того, что сочтет возможным рассказать следователь!
Знаменский. Следователь предпочел бы сначала послушать, о чем будет статья.
Журналист (после короткой паузы). Понимаете, современный город... Напряженный ритм, усложнение городского быта, спешка. В этих условиях резко возрастает личная ответственность каждого. Согласны?
Знаменский. Согласен. Но почему именно дело Каталина?
Журналист. Потому, что во многих областях происходит сращение человека с потенциально опасной техникой. Особенно на транспорте. (Знаменский.) Представьте себе — зеленый парнишка, притом нервный, никогда не жил в большом городе. Нет, потянуло в Москву на заработки. И вот он уже за рулем. И гонит. Каков результат? Машину заносит на тротуар, и гибнет прекрасный человек, отец двух детей!
Знаменский хмурится.
Знаменская (поглядывая на сына). Да-а...
Журналист. Мы с вами выдадим очерк большого социального и нравственного звучания!
Знаменский. Мам, устрой чайку.
Знаменская понимающе кивает, собирает посуду на поднос и выходит, Знаменский встает, чтобы открыть ей дверь, потом прохаживается.
Знаменский. Станислав Никодимыч, а стоит ли всегда во всем винить только шофера?.. Ведь давно разработаны методы определения профессиональной пригодности. Может быть, пора с автохозяйств требовать научного подхода к подбору кадров? А не с зеленых юнцов, которые и сами-то себя еще не знают?
Журналист. Но ведь остается же личная ответственность за сознательный выбор профессии! Безусловная ответственность перед обществом за то, что и как ты делаешь!.. Нет, я просто обязан написать о гибели Санкова!
Знаменский (мягко, но окончательно). Станислав Никодимыч, мне очень жаль, но... дело Каталина для публикаций даже без фамилий я вам не могу дать.
Журналист. Почему?!
Знаменский (после паузы). Для вас важна проблема... Наверное, по-своему, вы правы... Но у меня сегодня была жена погибшего. Требует возмездия... Потом приходит мать шофера и готова поклясться, что ее сын невиновен. У каждого своя правда.
Журналист. А у вас?
Знаменский. И у меня... Я юрист, и поэтому всякое сомнение обязан толковать в пользу подозреваемого. А в деле Каталина еще очень много сомнений. Не обижайтесь.
Журналист (сухо). Я не обижаюсь.
Входит Знаменская с чайником и чашками.
Знаменская (оценив обстановку). Вы не поладили, мужчины?
Знаменский. Да, мать, есть слегка.
Знаменская. В любом случае без чая я вас не отпущу, Станислав Никодимыч.
Журналист. Спасибо, Маргарита Николаевна, но, простите... честное слово, лучше не сегодня... До свидания...
Журналист быстро уходит. Знаменский идет его проводить, через некоторое время хлопает дверь, он возвращается. Знаменская молча расставляет посуду.
Знаменский. Как он тебе?
Знаменская. Человек импульсивный, но трудно внушаемый. Процессы торможения ослаблены... Кстати, ты уверен, что твоя принципиальность не переходит порой в простое упрямство?
Знаменский (смеясь). Я их органически сочетаю, для пользы дела.
Знаменская. Да?.. Ну ладно, зови Леньку с девицей, будем чай пить.
Знаменский. Извини, золотко, пейте без меня. Сгоняю к Томину.
Сцена двадцать девятая
Комната Томина. Томин, поджав ноги, сидит на тахте. Знаменский расхаживает по комнате.
Томин (шутливо). Стало быть, без меня не обходится?
Знаменский (в том же тоне). Дурная привычка вечно советоваться с Томиным!
Томин. Паша, от своих дел голова так пухнет, что к вечеру кепка не налезает.
Знаменский. А все-таки подумай.
Томин. Между прочим, я все время думаю, только о другом.
Знаменский. Ну?
Томин. Я думаю, что сейчас уже почти 11 часов, что ты очень громко топаешь, а под нами спит чета пенсионеров. Всякий раз, как встречаю их на лестнице, они говорят: «Шурик, это прекрасно, что вы боретесь с преступностью, но, когда вы кончаете с ней бороться, надевайте мягкие тапочки!» (Выуживает из-под тахты тапочки и придвигает Знаменскому.)
Знаменский. Лучше посижу.
Томин. Значит, тебе нужны свидетели... Какая, ты сказал, улица?
