Ярослав Зуев - Три рэкетира
– Бандура я… – телохранители немного ослабили хватку, и парень коснулся ногами асфальта. Один из телохранителей, глянув в отобранные при беглом обыске права, кивнул утвердительно:
– Точно.
* * *Около года тому назад Правилов навестил мать Андрея Комиссарова – одного из своих прежних солдат. Из тех, что служили в его роте, когда поднятым по тревоге подразделениям 105-й десантной дивизии был отдан приказ срочно грузиться в самолеты. Из тех, кого чуть позже Правилову по тем или иным причинам не удалось сберечь. Из тех, кому из Афганистана домой довелось возвращаться в цинке.
Комиссаров погиб – снайперская пуля снесла ему половину головы – в первых числах 1980-го. Правилов на похороны не ездил, не до того ему было, да и порядок существовал другой. Солдатский гроб проделал долгий путь от Баграма до Киева. Офицеры военкомата, призвавшего Комиссарова на службу каких-то полгода назад, на всякий случай в сопровождении врача скорой помощи и наряда милиции, явились в его дом, который больше не был его домом, и сообщили родителям, что сына у них нет. Вот, собственно, и все. Комиссарова похоронили за счет военного ведомства, стыдливо указав на могильной плите: «Скончался 12.01.80 г.», забыв упомянуть, где, как и за что. Таков уж был порядок. Никто и пикнуть не смел.
Правилов давно собирался съездить, да то как-то не выходило, а то и сам откладывал. И вот год назад решился.
Пожилая женщина заварила для него чай, он принес сладости. То ли торт, то ли еще что – он уже не помнил. Из открытого окна доносились звуки улицы. Там стояло лето, там кричала детвора. Клаксонили машины, чирикали птицы, и происходило еще Бог весь что. Старушка (возможно, думал потом Правилов, она только казалась старушкой, просто так выглядела) рассказывала Олегу Петровичу… о ЖЭКе, кажется, в который не достучишься, чтобы поменяли ржавые трубы. И что зимой в комнате зябко – надо прокачать батареи, а кто это сделает? Андрюшин папа – уже пятый год как умер, а сам Андрюша… Она утерла слезу ладошкой. Довольно скупую – видать, свое отплакала.
Правилов сидел, слушал в пол-уха и рассеянно осматривал комнату. Черно-белый портрет Хэмингуэя на стене над старым письменным столом, вскрытым морилкой. На книжных полках в основном школьные учебники, над ними выцветший плакат с Дином Ридом.[5] Брюки-клеш, на плече гитара, а в глазах – тоска смертная… Громоздкий бобинный магнитофон «Маяк», онемевший, очевидно, с тех самых пор, как Андрей Комиссаров в последний раз перешагнул порог своей квартиры.
«Он играл на проводах в армию», – думал Олег Правилов. – «Где-то тут стоял стол. Андрей с приятелями ели и пили, главным образом пили, понятно, а после полуночи кто-то из друзей обрил его налысо. И слушали они, – что же они слушали весной 79-го?… „АББУ“? „Бони-М“? „Кисс“? „Назарет“? „Лэд Зэппэлин“?… Может быть, „Чингиз-Хан“? „Рок-н-ролл – казачок, рок-н-ролл – казачок…“ Не Льва Лещенко, и не Софию Ротару.
Как бы там ни было, в тот день (ту ночь) магнитофон работал в последний раз. Утром ребята, горланя, побрели к военкомату. Как телята – на убой».
– …Я-то пенсию через военкомат получаю, но даже на квартплату не хватает… – прорвалась в голову Правилова мама Андрея Комиссарова.
«Я в прошлом», – сказал себе Правилов. Как будто долбаная душманская пуля, выпущенная двенадцать лет назад, черт знает где, на другом конце света, привела в действие механизм чудовищной машины времени и отправила Олега Правилова в последнюю весну семидесятых.
Ощущение было невыносимым. Оно не отпускало Правилова, пока он спускался обшарпаной убогой лесницей, украшенной обгоревшими спичками, прилепленными к потолку при помощи слюны. Оно давило его, когда он садился в джип и выбирался с Радужного массива, преодолевая послеобеденные пробки.
Он не уехал от старушки – он от нее сбежал.
* * *Нечто подобное испытал Правилов и теперь, услышав фамилию Бандура. Она прозвучала отголоском такой неправдоподобно далекой эпохи, в которой и Ледовой, и все, что с ним связано, могло привидеться Олегу Правилову разве что в чудовищном ночном кошмаре.
Правилов махнул рукой – Андрей очутился на свободе.
– Пойдем со мной, – Олег Петрович указал на дверь и шагнул в нее, не дожидаясь, пока молодой человек придет в себя и последует его примеру.
* * *– Батя на копейки с пасеки живет, – они сидели в кабинете Правилова, на 2-м этаже особняка. Окна кабинета выходили в сад, позолоченный лучиками заходящего солнца. – На базаре за все дай: за место дай, за крышу дай, за лабораторию – тоже дай. В магазины сдавать – денег своих не допросишься, а если чего и отдадут, все инфляция пожрет.
– Батя из района позвонить Вам хотел, – Андрей отхлебнул горячий кофе из чашки, принесенной холеной секретаршей, – он хотел, только ведь пасеку надолго не оставишь: или разворуют начисто, или спалят вообще.
– Понятно-понятно, – Правилов внимательно изучал Бандуру. Понятно-то понятно, а Правилову было бы спокойнее, если б Бандура-старший все-таки изыскал возможность, да звякнул. Время такое наступило – недоверчивое, ничего тут не попишешь. Хотя пока и гладко у парня выходило. Правдоподобно, грубо говоря.
– Давай подробнее, кто по дороге обидел?
Андрей, стараясь не упустить ни единой детали, рассказал об инциденте в Гробарях. Планов мести он не строил, а вот вернуть отцовскую «тройку»…
Нарисованная Бандурой картина удивления у Правилова не вызвала. За разбитую дорогую иномарку могли и убить, может, и убили бы, кабы не гаишники.
– Значит, говоришь, имя мое их напугало? – Правилов улыбнулся, испытывая смесь легкой досады и удовлетворения. Его имя действительно стало звонким за последнюю пару лет. Ясное дело, какой-нибудь инженеришка с безвременно скончавшегося завода об Олеге Петровиче мог и не слышать, а вот среди тех, кто бороздил улицы родного города на дорогих иномарках, очень даже похоже.
– Извините, Олег Петрович, – щеки Андрея залил румянец, – еще как напугало, особенно того солидного гада в костюме и со здоровенной золотой «гайкой».
– С «гайкой», говоришь… – Правилов выпустил облако дыма изо рта и задумчиво кивнул. Он курил «Лаки Страйк» в солдатском варианте, без фильтра. Бандура подумал, что нехило было бы, малость приподнявшись, отправить отцу пару блоков таких вот сигарет бандеролью. Сколько себя помнил Андрей, отец оставался верен «Приме», балуясь «Столичными», как правило, только по большим праздникам. Типа семейных Дней рождений, Нового года и 23-го февраля.
Вытянув из Андрея точное описание красной «Мазды» и ее прекрасной владелицы, с помощью которых безымянный полковник столь оперативно покинул место ДТП, Правилов ненадолго задумался. – «Вообще говоря, обычная история, не хуже и не лучше остальных – в этом мире случается и не такое. В городе достаточное количество полковников, успевших по достоинству оценить и золото, и иномарки. Случаются среди них и такие, что и гаишников по струнке построят, и в ряху зарядят, без лишних разговоров, хотя…»
– Ну-ка обожди… – Правилов потянулся к сейфу, пошелестел какими-то бумагами, достал маленькую фотографию – из тех, что клеят на документы, и, не выпуская ее из рук, протянул Андрею:
– Он?
Мог и не спрашивать, достаточно было просто взглянуть, как Андрей весь подобрался, сдавив пальцами кожаные подлокотники кресла.
«Ну и ну. Первым же снарядом – и прямо в десятку».
– Чего позеленел? – фотография исчезла в сейфе. – Все в порядке, мне он не друг. Но человек очень серьезный, так что ты еще легко отделался.
Олег Правилов полагал, что начальник городского управления экономической милиции вполне может позволить себе кататься, где заблагорассудится, разбивать какое угодно количество машин и встречаться с красивыми женщинами на трассе – да Бога ради. Если бы не одно обстоятельство. Если б не поразительное сходство прекрасной незнакомки из Гробарей с Милой Сергеевной Кларчук – ослепительной блондинкой, раз, и владелицей новенькой красной «Мазды», два. Кроме этих неоспоримых достоинств, Мила Кларчук, согласно информации Правилова, состояла в ближайшем окружении Артема Павловича Поришайло, человека исключительно влиятельного и могущественного. Артем Павлович, в свою очередь, находился в более чем тесных деловых отношениях с правиловским нынешним шефом и благодетелем – Виктором Ивановичем Ледовым.
– Значит, красивая яркая блондинка в «нулевой» 323-й «Мазде»? Марку не путаешь?
Андрей не путал. Триумфальное шествие турецких жвачек «Турбо» застало его еще в школе. Меняться цветными вкладышами – он не менялся, в фантики не играл (выпускной все же класс), а вот срисовывал автомобили в альбом с огромным удовольствием. Рассказывать об этом Правилову Андрей не стал, просто кивнул утвердительно:
