Данил Корецкий - Секретные поручения
— Тут ты загнул, — Степанцов вяло покачал головой. Он явно был не в настроении.
— Нет. Кружилин столкнулся с ним около восьми. А через час какие-то люди доставили его в травматологию, на другой конец города. Такого можно достигнуть только при хорошей организации. Очень хорошей! И, наконец, он записывает нас на магнитофон. Вас, во всяком случае, точно!
— Откуда знаешь? — прокурор приподнял бровь, хотя взгляда не поднял, так и буравил полированную поверхность стола.
— Лопатко рассказала. Она видела диктофон у него в кармане.
— И что?
— По-моему, все ясно.
Степанцов глубоко вздохнул.
— Ты еще не все знаешь. Этой ночью его пытались убить. Пришли домой, стреляли.
Он отбился, ранил нападающего…
— Это только подтверждает, что он работает на Контору. Однозначно. Иначе пушку бы ему никто не выдал.
Степанцов вздохнул еще раз. Он оказался в эпицентре явной уголовщины. И это ему совсем не нравилось. Одно дело — умные «консультации», легкая волокита, когда надо, или сверхоперативность — тоже когда надо. Можно арестовать человека, а можно оставить на свободе, можно направить в суд, а можно прекратить дело. Это кабинетные игры, возможности, вытекающие из должности. К ним все привыкли. А вот покушение на следователя, стрельба у него дома — совсем другое дело… Тем более что спасся он вопреки воле своего начальника, отказавшего ему в оружии. И если сейчас стоящая за мальчишкой сила зацепится за этот факт, то получится, что он, Степанцов, сделал все для того, чтобы Петровского убили! И остался тот в живых супротив воли своего прокурора!
Хулио обхватил ладонями затылок.
— Ладно, иди пока… Голова разболелась, видно, давление…
Когда Курбатов направлялся к себе, то обратил внимание на небрежно одетую женщину, изучавшую список сотрудников и часы приема.
— Что вы хотите? — по-хозяйски спросил важняк.
Женщина повернулась, и он пожалел, что ее затронул. Решительно сжатые губы, горящий верой в справедливость взгляд. Правдоискательница! Уйма убитого времени и никакой отдачи.
— Пожаловаться хочу… Меня… В общем, он майор КГБ. Вы такие жалобы принимаете?
— Принимаем, — Курбатов сразу же изменил свое мнение, и тон его стал любезным.
Когда появлялась возможность получить на кого-то компромат, он никогда ее не упускал. И чем значительнее было скомпрометированное лицо, тем охотнее он это делал.
— Конечно же, принимаем! Мы защищаем права граждан, невзирая на чины и звания.
Заходите ко мне, сейчас во всем разберемся. Вас как зовут?
— Виктория Петровна, — ответила подавальщица пельменной и всхлипнула.
Через полтора часа в кабинете Агеева зазвонил телефон.
— Здравствуйте, Валентин Петрович, — прозвучал в трубке солидный баритон. — Прокуратура города, старший следователь по особо важным делам Курбатов…
«Откуда он узнал мой номер?» — раздраженно подумал Агеев. Правила конспирации не делали исключений для прокуратуры. Максимум, что там могли узнать — телефон дежурного. Но прокуратура — это одно, а старший следователь Курбатов — совсем другое. Впрочем, майор Агеев этого еще не знал. Он подумал, что прокурорский чиновник тоже хочет проконсультироваться по поводу подследственности какого-нибудь дела. Но момент выбран явно неудачно: Агеев уже собирал бумаги, и настроение у него было совершенно не рабочим.
— У меня только что была гражданка Тимощенко Виктория Петровна, — продолжал баритон. — И оставила заявление…
«Какая Тимощенко? Что он плетет? Какое мне дело до того, кто у него был?» Майор начал закипать и уже стал подбирать слова, чтобы вежливо отшить непрошеного собеседника.
— По поводу которого вам следовало бы зайти ко мне… — баритон был твердым и официальным, до шершавости, даже в ухе заломило. — Второй этаж, кабинет четыре.
«Да он что, с ума сошел?!»
И тут же в мозгу что-то щелкнуло. Невиданное нахальство неизвестного следователя подняло заслонку, отделяющую служебную часть сознания от личной. И из темной глубины последней выплыла фигурка сидящей на козе голой Вики с обвисшими треугольными грудями, напоминающими клапаны почтовых конвертов. А потом картинками из диаскопа замелькали кадры: голая Вика раскинулась на незастеленном служебном диване, она же на простыне в положении «локти-колени», она же сидит на полу с ожидающе приоткрытым ртом, она же… Усилием воли Агеев прервал демонстрацию, но на экран памяти выплыл и не желал исчезать последний, драматический кадр: Вика, обернувшаяся на пороге с мстительно поджатыми губами и ненавидящим взглядом.
И сразу все переменилось. Агеев уже не был майором госбезопасности, которого навязчивый чиновник отвлекает от сборов в командировку. Он превратился в нашкодившего мужичонку, призываемого городской прокуратурой к ответу. Приоритеты изменили места: командировка отодвинулась на второй план, а на первый выплыла необходимость отстаивать свою служебную и моральную чистоту, а может быть, даже доказывать невиновность, убеждать высокое должностное лицо из прокуратуры во вздорности и безосновательности навета неврастеничной бабенки. И от товарища Курбатова зависит, будут ли у него неприятности, и насколько большие. Агеев словно съежился, усох, потерял силу и могущество, а следователь на другом конце провода — наоборот, раздулся до неимоверных размеров и мог проглотить его, как хлебную крошку, либо растоптать, как маленького рыжего таракана.
— Я вас понял, товарищ Курбатов. Четвертый кабинет. Сейчас я к вам подъеду.
Ему удалось сохранить спокойный и независимый тон, а по дороге он и вовсе взял себя в руки. Тимощенко — его официально оформленный негласный информатор по прозвищу Официант, их контакты зафиксированы служебными документами, за рамки деловых их отношения, ясное дело, не выходили. Мало ли кто и что может наболтать! И вообще — это не дело гражданских властей, разбираться должна военная прокуратура…
В четвертый кабинет Агеев зашел уверенно, пребывая в своих прежних, восстановившихся размерах, и свысока посмотрел на сидящего за столом клерка в аккуратном костюмчике и отглаженном галстуке. С залысинами, выпуклыми желтыми глазами и хищными манерами — он был похож на хорька. Опасного хорька. Но сразу Агеев не смог оценить степень его опасности.
Курбатов очень быстро сбил с майора спесь. Он начал с того, что зачитал заявление гражданки Тимощенко, которая сообщила, что сотрудник Управления ФСБ Агеев, злоупотребляя служебным положением, склонил ее к сожительству, обещая взамен посодействовать в получении квартиры, но обещания не выполнил, хотя на протяжении нескольких лет она оказывала ему разнообразные сексуальные услуги на тайной квартире по адресу: улица Кавказская, 22. Для придания видимости законности их встречам наедине Агеев оформил ее негласным информатором, но ни одно из многочисленных переданных ею сообщений о преступной и антигосударственной деятельности сотрудников пельменной и других лиц реализовано не было, и все перечисленные лица продолжают противоправную деятельность до настоящего времени.
Агеева прошиб холодный пот. Эта идиотка с висячими сиськами ничего такого рассказать не могла. Она могла только пожаловаться, что он драл ее и не посодействовал в получении квартиры. Все состряпал этот хорек. Он подробно расспросил Вику, вычленил нужные моменты и написал так, что каждое лыко ложилось в строку. Выделил и аморалку, и злоупотребление служебным положением, и служебную бездеятельность, выразившуюся в непринятии мер к лицам, о которых получал оперативную информацию. Обвинение сразу утяжелилось в десять раз, по этому заявлению хоть обвинительное заключение составляй, хоть приказ на увольнение: клише готово — переписывай, и все… Майор считал себя мастером «шить дела», но понял, что сидящему за столом хорьку он и в подмастерья не годится.
— Все это вымысел женщины с нездоровой психикой, — он попытался сохранить хорошую мину при проигрышной игре. — К тому же, поскольку я являюсь военнослужащим, да и речь идет о сугубо специфических, не подлежащих обсуждению в гражданских инстанциях делах, проверка сообщения относится к компетенции военной прокуратуры…
Он блефовал. Если заявление выйдет из этого кабинета — неважно куда оно попадет: в прокуратуру округа, в отдел внутренней контрразведки, к начальнику Управления, в газету — ему конец.
— Хорошо, — легко согласился хорек. — Я переправлю заявление военному прокурору.
А копию отошлю начальнику Управления. Вы правы — зачем мне с этим возиться?
И неожиданно спросил:
— Интересно, сперма военнослужащего, например, майора, отличается по составу от спермы гражданского человека?
— Что? — Агеев ошарашенно вытаращил глаза.
— Сперма…
Хорек вытащил из ящика стола опечатанный конверт.
— Гражданка Тимощенко передала следствию презерватив, как она утверждает, с вашей спермой. Он здесь, внутри. Есть акт изъятия, подписи понятых, все как положено. Эксперты сделают анализ и скажут — ваша это сперма или нет.
