Владимир Печенкин - Неотвратимость
— Михаил, если что знаешь, так говори давай, слышишь!
— Чего вы все ко мне пристали! Сказано, не знаю!
Капитан Мякишев:
— Посиди, подумай, Губанов.
— Хо, а чего мне думать! Не знаю, и точка.
Через час:
— Олег, ты хорошо подумал? Видишь, дело какое — именно тебе лично пишет Булыгин. Украденные полушубки знаешь сколько стоят? 874 рубля. Если их вернуть, то есть возместить государству убытки, — суд это учтет. Так же, как учтет и твой ответ, твое признание. Были вы в гостях или нет, это мы узнаем, уже послан запрос. Но ты сам должен ответить: были вы тогда в Верхнем Тагиле?
— Не были… — чуть слышится в кабинете.
— Где же вы с Губановым провели ту ночь?
— Сперва в подвале сидели…
— А потом?
— Потом… потом…
— Пошли к складу?
— Да.
— Сколько вас было?
— Втроем. Я, Мишка и Булыга.
— Где полушубки?
— У нас в подвале…
— Олежек! Господи, а я еще рубль на дорогу… и банку варенья…
Миша Губанов упрямо твердит свое. Даже когда прочитали ему показания соучастника.
— Сказано, не знаю, чего пристали!
Тогда мать сказала строго, без слез:
— Напакостил и молчишь?! Семью позоришь! Ну и сиди в тюрьме.
Встала и вышла из кабинета.
— Что ж, Губанов, — сказал майор. — Придется отправить тебя в камеру.
— Ну и отправляйте! — геройствовал Мишка.
Когда же выводили, задержался в дверях:
— Олега тоже?
— Думаю, что его можно пока оставить на свободе, — ответил майор.
Губанов посмотрел на конвойного милиционера. И, видимо, понял: его не пугают, а и в самом деле…
— Может, и меня отправлять не надо? Я все расскажу, как было…
— И правильно сделаешь. Завтра приведут на допрос, тогда и расскажешь.
Поднялись по лестнице, остановились у 49-й квартиры. Олег отпер дверь своим ключом, толкнул. Но она не открывалась — что-то мешало. Олег оглянулся на Мякишева и с силой налег плечом, дверь подалась неохотно…
Да, тяжелый выдался парню вечер: в коридоре лежал его отец, мертвецки пьян. Щеки паренька опять побагровели, как в гот момент, когда увидел булыгинскую записку: пьяного отца, тайную неладность семьи, всегда скрываемую, видят посторонние, чужие — понятые, инспектор, сотрудники милиции!
Ивану Ивановичу больно было видеть это неблагополучие «благополучной» семьи. Видимо, отец и сын не смогли стать по-настоящему близкими людьми, друзьями. И пришлось сыну искать старших друзей на стороне, на дворе. И нашел он авторитетного «друга» — вора Леху-Ваху. Мякишеву жаль стало запутавшегося мальчишку, которому выпало сегодня столько стыда.
— Олег, бери ключи от подвала и пойдем.
Сын перешагнул через пьяное тело отца…
Через пять минут Олег указал:
— Вот они…
И отвернулся: тошно, омерзительно ему видеть груду краденых полушубков.
Утром он, как обычно, явился в техникум. Нет, не как обычно — никогда еще не было такого неотвязного желания остаться дома, не появляться в этих знакомых коридорах… Но за все время учебы ни разу он не прогулял лекции, не опаздывал. Заставил себя пойти и сегодня.
Тяжело было не только сейчас, смутное предчувствие беды тяготило с той проклятой ночи. Но теперь, когда все открылось, когда вплотную навис судебный процесс… Теперь стыдным словом «вор» заслонилось привычное, уважительное — «студент».
Начиналась зимняя сессия, и студенческая масса шумно, весело «переживала» в коридорах. А к нему близилась расплата за ту ночь… У окна болтают девушки, смеются. И с ними смеется руководительница группы Олега, такая славная, всегда доброжелательная женщина. Вот отошла и, все еще улыбаясь, идет по коридору.
— Тамара Павловна, здравствуйте. Можно вас? Мне нужно сказать вам…
— Здравствуй, Олег. Ты отчего такой взволнованный? Сессии боишься? Все будет в порядке, только готовься хорошенько.
— Нет, у меня совсем другое… Даже не знаю, как и сказать… Вас вызывают в прокуратуру.
— В прокуратуру? Зачем? — исчезла улыбка Тамары Павловны, такая славная, доброжелательная улыбка. — Что случилось, Олег?
Сколько улыбок погасил он в ту дурацкую ночь! Сколько стыда принесли тринадцать краденых полушубков! Зачем они ему были нужны, зачем?!
Утром Михаил Губанов рассказывал следователю прокуратуры Калинину, как еще накануне кражи Васька Булыгин подозвал их во дворе. Лихо поругиваясь, зашептал, что есть шанс заиметь хорошую деньгу к Новому году: склад не охраняется, сигнализации там нет, «уголовка» ни за что не докопается, если делать по-умному. Олег ответил, что он не может сегодня: если домой не явится вовремя, то мать искать станет. Но Васька все убеждал, что деньги сами в руки лезут, не надо только дрейфить. И тогда придумался план: отпроситься у родителей в гости. На следующий вечер забрались в подвал, сидели там до глубокой ночи, а часа в два Булыга повел ребят «на дело».
Мишка Губанов очень беспокоился, почему вот его держат под стражей, а Олег гуляет на свободе? Теперь и Мишка все рассказал, надо и его отпустить до суда. Он желает в Новый год дома погулять. Почему не отпускают?
Мишка не просил — требовал к себе гуманности. Но его не отпустили.
Следователь Калинин готовил к передаче в суд материалы расследования. Акты, справки, протоколы допросов. Еще одно преступление раскрыто, похищенное полностыо возвращено государству — тринадцать полушубков на сумму 874 рубля.
Но если вдуматься, полностью ли возвращено? Не полушубки только украл Булыгин — украл еще и ближайшее будущее двух шестнадцатилетних мальчишек, покой их матерей.
За протоколами допросов перед Калининым снова вставали лица этих троих…
— Булыгин, вы знали, что ребята несовершеннолетние?
— Не знал, — выкручивается Булыгин, пытаясь избавиться от одной хотя бы статьи. — Не знал я, думал, что им по восемнадцать есть. Они сперва не решались. А потом я их встретил в подъезде, у меня две бутылки вина было, они выпили и согласились. — И тут же забывает о мальчиках, как о незначительной мелочи: — Почему меня в милицию привезли, а тетку сюда не вызвали? Она ж родственница. Хоть пожрать бы чего принесла. Почему ее не вызвали? Я вот, раз такое дело, отвечать вам не буду!
Не от него ли Мишка Губанов научился требовать к себе гуманности? Булыгин занимал у тетки Фени деньги «без отдачи», украл полушубок, консервы, но считает, что старуха все равно обязана носить ему «пожрать», поскольку она родственница.
Опустившийся тунеядец Леха-Ваха боится нормального человеческого труда. Бесталанный вор, он знает по горькому опыту, что обязательно попадется, и все-таки крадет — у старухи-тетки, у государства, — только бы не работать, пьянствовать, «пожрать».
Но вот мальчишки, что их толкало пилить замок на дверях склада? И в результате привело в кабинет инспектора милиции, к следователю, затем в суд? Что же? Захотелось «романтики»?
Вот Ивана Ивановича Мякишева в кабинет инспектора привела романтика. Машинист мостового крана Иван Мякишев мечтал о романтической судьбе инспектора уголовного розыска. Отслужил в армии, возвратился в цех, на свой кран. Но мечта не давала покоя. Уволился он с металлургического комбината, пошел рядовым милиционером. Ну и что, что зарплата меньше, зато романтика! Правда, романтики оказалось не так уж вдоволь, в основном служба как служба, хлопотная, беспокойная. Вскоре присвоили звание сержанта. Потом младшего лейтенанта. Теперь — майор милиции. И давно понял, что судьба инспектора уголовного розыска — не сплошная романтика с засадами, погонями, перестрелками, а вдумчивый труд. Очень важный, необходимый людям труд. И сознание, что он нужен, необходим людям — это важнее, главнее романтики.
Поняли ли мальчишки, что воровство — не романтика? Губанов, пожалуй, еще не понял. Не очень умный, недалекий, он рисуется своим новым положением.
От сидения в камере у Мишки зашевелилось в душонке что-то вроде благородства. Поразмыслив на досуге, перестал завидовать Олегу, что тот на свободе до суда. Стало жаль товарища. На одном из допросов неожиданно заявил:
— Олега с нами не было, мы с Булыгой вдвоем склад брали. На Олега я сдуру наговорил.
Когда вели его с допроса, пытался бросить записку малознакомому парню:
«Ул. Красный Зорь Сухарину Олегу
Олег привет тебе и всем парням Олег отшивай себя я и Булыга тебя будем отшивать…»
Вольно или невольно в семье научили Мишку никого не уважать, в том числе и себя. Ибо уважающий себя человек не заорет на мать, не унизится до лжи походя, до воровства тем более. У бездумного эгоистичного Мишки Губанова даже и благородство, ему непривычное, выразилось ложью. Никчемной, бесполезной ложью. Калинин в ходе следствия ездил с Олегом Сухариным к складу, и парень честно показал, где вошли в помещение, как выносили полушубки.
