Элмор Леонард - Бандиты
А потом Амелита узнала, что больна болезнью Хансена. Это произошло, когда она была в горах с полковником. У нее на лице и на руках выступили коричневые пятна. Девушка насмерть перепугалась. Врач, работавший в лагере повстанцев, поставил диагноз и велел полковнику немедленно, в тот же самый день, отправить Амелиту в госпиталь «Саградо Фамилия». Ее кожа еще не утратила чувствительность, болезнь удалось захватить на самой ранней стадии, врач был уверен, что девушку удастся спасти и она не будет обезображена.
– Подумать только, чтобы с молодой красивой девушкой приключилось такое, – посочувствовал Джек.
– Слушайте внимательно! – настойчиво повторила сестра. Джек смутился и наконец заткнулся. – Как по-вашему, кто был этот врач? Почему он сумел так быстро, едва взглянув на Амелиту, поставить диагноз? Ему не требовалось даже делать биопсию, проверять, есть ли у нее бациллы проказы. Не догадываетесь? Это был наш врач, Джек, врач из «Саградо Фамилия». Один из тех, кого исчезли.
Опять этот странный оборот речи.
– Выходит, он не исчез?
– Разумеется. Его увели силой, под дулом пистолета. Похитили.
– Почему же вы говорите – «исчезли»?
– Господи! – вырвалось у нее. – Вы что, с луны свалились? В Никарагуа, в Сальвадоре, да повсюду в Южной Америке – в Гватемале и далее на юг, вплоть до Аргентины, – вы что, газет не читаете? – людей похищают из дома, уводят силой, и называют их desaparecidos – «пропавшие», «исчезнувшие». А потом находят их трупы. Знаете, кто убийцы? Lesdescomocidos – «неизвестные лица».
– Ничего не слыхал об этом, – покачал головой Джек.
– Тогда слушайте! – рявкнула она. И продолжала уже более спокойным тоном: – Этот доктор, Рудольфо Меса, врач из нашего госпиталя, сказал полковнику, что у Амелиты первая стадия проказы. И знаете, как поступил полковник? Выхватил револьвер и всадил четыре пули в грудь доктору. Он пристрелил его, стоя к нему вплотную, дулом упираясь ему в грудь. Мне рассказала об этом свидетельница – одна из «контрас», она сбежала из лагеря и пришла к нам. И Амелита тоже присутствовала при этой сцене.
– Я как раз хотел спросить о ней.
– Она тоже сбежала. Та женщина-«контрас» помогла ей добраться до Хинотеги. Она пришла к нам и предупредила, что полковник поклялся убить Амелиту. А вы, кажется, думали, что он был привязан к ней, не так ли, Джек?
Даже в синем костюме с галстуком в полоску человек может чувствовать себя круглым идиотом. Что ей ответить? Эта леди только с виду мила и обходительна, а сама может и коготки выпустить. С шоссе они уже свернули к реке, миновали химкомбинат, стараясь не обращать внимания на внешнее уродство этого предприятия и источаемый им запах.
– Он убил врача за то, что тот сказал ему правду, а потом явился в наш госпиталь в поисках Амелиты. Он заявил, что Амелита «осквернила» его. – Голос монахини звучал негромко, стало слышно, как работает кондиционер в кабине катафалка. – Он сказал, что Амелита умышленно позволила ему воспользоваться ее телом, чтобы заразить его, что он убьет ее за это – за то, что она хотела заразить его проказой.
4
Они молча въехали в главные ворота больницы. Тут сестра Люси ожила и принялась болтать. Мол, прежде здесь был Луизианский приют для прокаженных. Голос ее вновь стал спокойным, естественным. Теперь это Национальный центр лечения болезни Хансена. Джек, разумеется, все это знал, но не стал перебивать. Пусть говорит, а он пока попытается представить себе этого полковника. Обвинить свою девушку в том, что она хотела его заразить, да еще и пытаться ее убить – неужели такое возможно? Монахиня сообщила, что административное здание построено до гражданской войны, а прежде это была усадьба, ее владельцам принадлежала плантация сахарного тростника. Поросшие мхом дубы еще помнят те времена.
И это тоже было известно Джеку.
Значит, Амелита уедет из больницы в катафалке. За те же деньги они могли вызвать такси-лимузин, но предпочли такую вот маскировку. Кто-то, стало быть, шпионит за девушкой? Или они только подозревают это и не хотят рисковать. Пусть, дескать, полковник сочтет, что Амелита умерла. А как же врачи, нянечки? Они все поголовно участвуют в заговоре?
Сестра Люси продолжала журчать, точно экскурсовод. Подумать только, лучший центр по изучению болезни Хансена находится в Соединенных Штатах! А ведь об этом никто не знает, верно?
Никто, кроме всех без исключения жителей Нового Орлеана, усмехнулся про себя Джек. Он-то наслушался в детстве историй про то, как в старину прокаженных привозили сюда в поезде с наглухо заколоченными окнами, как строго-настрого охранялась вся эта территория, чтобы больные не разбежались, не разнесли заразу по всей округе. У них в семье тоже болел кто-то из родственников с материнской стороны, свекор ее тети, кажется.
– Смахивает на кампус провинциального университета, – сказала сестра Люси, махнув рукой в сторону главного здания.
По мнению Джека, все это (кроме старинного особняка, построенного в традиционном новоорлеанском стиле) куда больше походило на исправительное заведение. Приняты меры безопасности, и охрана не бросается в глаза. Несколько трехэтажных зданий, сплошь выкрашенных белой краской, соединялись между собой крытыми переходами. Высокие неприступные стены, окна далеко от земли. Все основные помещения – спальни, больничные палаты, столовая, помещения для отдыха и спортивных занятий – соединены галереями и переходами. С какой стати? Чтобы укрыть прокаженных от чужих глаз?
В последний раз тут было около трехсот постоянных пациентов, сообщила сестра Люси.
Девушку должны были отправить на верхний этаж больничного корпуса, прикинул Джек. Так выглядело бы правдоподобнее. Морг на верхнем этаже.
Теперь если кто-то обнаруживает у себя симптомы болезни Хансена, он ложится в больницу примерно на месяц, проходит курс терапии и выписывается, однако старые пациенты, те, кто заболел давно, живут здесь годами, боясь вернуться в большой мир. Они обезображены болезнью, некоторые лишились конечностей, передвигаются в инвалидных колясках. Именно поэтому понадобилось соединить здания между собой, причем на каждом из трех этажей.
Ага, ясно.
А известно ли Джеку, что тут имеется площадка для гольфа? Известно. Он искоса поглядывал на монахиню, пытаясь разгадать, не наигранно ли ее спокойствие. Она все время улыбалась, даже помахала рукой двум сестрам в белых халатах.
У Джека нервы уже натянулись как струны. Что все-таки тут происходит? Ему было немного обидно: монахиня хладнокровно скармливает ему всякие подробности из жизни прокаженных, где-то там девушка дожидается, чтобы ее вывезли под видом трупа, иначе психованный никарагуанский полковник не поверит, что она умерла. Ну и дела. А она знай себе приветствует знакомых. Помахала рукой какому-то очкарику.
Она вытащила девчонку из Никарагуа, напомнил себе Джек. Сама со всем справилась, обманула этих до зубов вооруженных партизан, удрала в Америку. На нее можно положиться. Не дергайся, Джек, эта дамочка знает, что делает. Господи, а носик как у кинозвезды, а нижняя губка, созданная для озорных поцелуев…
Тут монахиня глянула на него в упор, и Джек заговорил сбивчиво:
– Тетка моей мамы, Элоди, была замужем за одним парнем, я его в жизни не видел, его отца привезли сюда – еще тогда, в тридцатых. Он работал строительным подрядчиком и заразился от своего подчиненного, чернокожего. Так говорила мамина тетя. Он порезался, была маленькая царапина на руке, вот тут. Она рассказывала мне про него, когда я еще был ребенком. Она жила на авеню Эспланада в большом темном доме. Шторы никогда не поднимала, там пахло как-то по-старушечьи. Так и чую этот запах, когда думаю о ней. Она считала, именно так люди и заражаются проказой – от цветных. Будь осторожнее, когда общаешься с ними, говорила она мне, проверь, нет ли у тебя где порезов. Я все пытался представить себе этого беднягу, ее свекра. Он умер в тот самый год, когда я родился. Трудно поверить, чтобы зажиточный человек, вполне благополучный, заболел проказой прямо у нас в Новом Орлеане. Прокаженные – это где-нибудь в Африке, в Азии. В старших классах мы смотрели кино про колонию прокаженных в Бирме. Я на всю жизнь запомнил. Теперь стоит заговорить о прокаженных, как я вижу тех, из фильма. Они ужасно выглядели, прямо-таки разваливались на части. У некоторых даже носов не было. – Он на минуту умолк, облизнул губы и продолжал: – Но вот что мне врезалось в память: тот итальянский священник, который руководил миссией. С длинной бородой, всклокоченная вся, а сам в белой сутане и в берете. Но не в том дело: он все время дотрагивался до прокаженных, касался их руками, какими бы страшными они ни были. Словно его хлебом не корми, только дай прикоснуться к кому-нибудь из них. Он брал в руки их культяпки, гладил их по лицу…
Джек снова умолк. Они свернули на тенистую аллею, подъездную дорожку к больничному корпусу. Сестра Люси смотрела прямо перед собой, словно ей не терпелось увидеть вход в больницу.
