Андрей Анисимов - Призрак с Вороньего холма. Исповедь шлюхи
– Ничего, заживет. – Хоть Курдюк соображал еще туго, но женский голос от голоса Максюты отличил сразу: – А это еще кто? – он протер глаза, чтобы избавиться от тумана, и увидел подружку Кащеева. Мака стояла над ними, широко расставив ноги в высоких кожаных сапогах.
– Встаньте и поднимите этого борова. – Приказала она Максюте и Стеколкину.
– А ты чего тут делаешь? – Раздраженно поинтересовался полковник, когда его поставили на ноги.
– Пришла с вами поговорить, – ответила Мака и уселась в складное кресло.
Курдюк огляделся, но никого не увидел:
– А где эти?
– Недалеко, так что ведите себя спокойно, а то позову.
– Это твои? – Он машинально запустил руку в карман, но пистолета не обнаружил: – Да ты понимаешь, что творишь?
– Я все понимаю. Садись, и вы тоже.
Курдюк садится не стал:
– А где Паша Паперный?
– Вашего заводчика уже парят. В бане он. – Ответила Мака.
– Ну, девка, ты не права, – зло заметил полковник: – Этого я тебе так не оставлю.
– Помолчи, Ванька, Паперный нам здесь не нужен. Он бумагу у Кащея не подписывал, пусть пока отдохнет.
– Какую бумагу? – дрожащим голосом спросил Стеколкин. Это были его первые слова после встречи с «партизанами».
– Не делай из себя придурка, Славка. В этой бумаге вы признались, что замочили мэра, – пояснила Мака.
– Ах, вот в чем дело. – Сообразил Максюта: – Генка, оказывается, трепло. Не думал…
– Приедет из своих Америк, разберемся. – Мрачно пообещал Курдюк и, наконец, уселся.
– Не приедет, – возразила Мака.
– Как не приедет? – Стеколкин сообразил, что убивать его не собираются, и немного осмелел.
– Кащея больше нет. Все его дела завершу я. Слушайте и не перебивайте. В воскресенье выборы. Если Славку прокатят, а выберут опять Постного, вы его замочите.
Курдюк вскочил с кресла:
– Спятила!?
– Сядь и не дергайся. Вам и мне нужен цементный завод. Это большие бабки. Доли, как вы договорились с Кащеем, половина ваша, половина моя.
Полковник медленно опустился в кресло:
– Скажи, где Кащей?
– Он на небесах.
– Врешь.
– Ванька, будешь хамить, позову ребят, они тебя научат хорошим манерам. Мало получил?
Курдюк потрогал затылок и поморщился. На месте удара выросла большая шишка:
– Твои скоты еще и руки распускают.
– Нечего за пушки хвататься. Пули никто не хочет. – Резонно заметила девушка.
– Где Кащей? – Допытывался полковник.
– Какая разница? Нет его. – Упрямство милиционера начинало Маку злить: – Вы лучше подумайте, как выборы выиграть…
Курдюк кивнул на Стеколкина:
– Пусть старается. Это его проблемы.
– Не выберут меня. Постный место насидел, его народ знает.
– Помолчи, Славка. Не выберут, убирайте Постного.
– Ты чего-то не понимаешь, красавица. – Максюта налил себе в рюмку водки и залпом выпил.
– Что я не понимаю?
– Мы не киллеры, а руководители администрации. Мочить людей дело Кащея и его ребят. Взялась за мужские игры, сама и действуй.
– Хорошо, Постного замочу я, а вы сядете. Он еще будет дышать, а ваше признание ляжет на стол генерального прокурора в Москве. И завод достанется мне, как и все в городе, что приносит бабки.
Максюта дожевал соленый огурец и оглядел Маку:
– Шустрая какая! Почему тебе?
– Для недоразвитых, могу популярно объяснить. Вы в тюряге. Постного нет. Я за бабки сажаю своего мэра. А дальше как по маслу. У нас намечается капитализм и вся госсобственность пойдет с молотка. А у меня бабки и власть. Понял, Данилка?
Максюта покривился. Фамильярное «Данилка» его покоробило:
– И откуда ты взялась такая шустрая?
– Я на улице росла, меня курица снесла. Слышал такую песенку?
Полковник потрогал еще раз свою шишку и заговорил уже совсем другим тоном:
– Подожди, такие дела требуют времени.
– Времени осталось в обрез. После выборов я с вами больше говорить не буду. Если Постный опять станет мэром, через три дня должны состояться его торжественные похороны. От вас зависит, понесете венки за гробом или покатите на воронке в Москву. Пока, ребята. – Мака встала и медленно пошла в лес. Возле освещенной костром ели остановилась: – Ваши ружья, господа охотники, у егеря. Приятного пара в баньке. – И скрылась в чаще. Вместо нее в свете костра возник Никитка. Егерь едва держался на ногах:
– В меня эти парни влили бутылку водяры. – Сообщил он заплетающимся языком.
– Где Паперный? – Спросил Курдюк.
– Павел Михайлович уже парятся. Можете присоединяться.
Максюта посмотрел на охотничий домик. Его окошки уютно светились. Охотники поднялись и молча направились на их свет. Егерь дождался, когда троица удалится, и быстро принялся подъедать оставшиеся после них деликатесы.
В субботу, за день до выборов, Голенев сидел в квартире Постникова и вместе с Татьяной и сыном мэра Юликом смотрел выступление друга по местному телевидению. Вести агитацию в субботу не полагалось, но Постников и Стеколкин пришли к соглашению. В будние дни народ работает, и всех не охватишь. Других акций решили не проводить, поставив выступлениями двух кандидатов жирную точку в предвыборном марафоне.
Тихон говорил обстоятельно, и только Олег и Татьяна заметили, что он сильно волнуется. Тихон повторял свою присказку «так сказать» гораздо чаще, чем обычно и через каждые пять минут смачивал горло из стакана, что стоял на его столике.
– Главное, всем дать работу. – Продолжал речь Постников: – В первую очередь важно занять молодежь. Безработная молодежь, так сказать, прекрасная почва для уголовщины и наркомании. Молодые глуховчане должны работать и получать за свою работу достойное вознаграждение. Так же я считаю необходимым поддержать, так сказать, материально молодые семья. Надеюсь, что мне удастся выкроить из бюджета средства на премию на каждого народившегося гражданина нашего, так сказать, города.
– Молодец Тихон, – одобрил друга Олег.
– Волнуется очень, – вздохнула Татьяна.
– Ничего, волнуется, а говорит по делу. И заметь, без бумажки.
– Тиша уверен, что обращаться к народу, читая с листа, неприлично. – Татьяна произнесла это не без гордости за мужа.
Дождавшись конца выступления, Юлик спросил:
– Как вы думаете, дядя Олег, папа победит?
– Не сомневаюсь, – улыбнулся Голенев и похлопал мальчика по плечу.
– А если дядя Слава скажет лучше?
– Что может сказать этот бесцветный червяк? – Усмехнулся бывший афганец. И оказался прав. Следующим выступал Вячеслав Антонович Стеколкин. Речь кандидата состояла из фраз, набивших оскомину в газетах совковой России. Он обещал заботиться о гражданах города, соблюдать законность и бороться с злоупотреблениями. Общие ничего не значащие слова, лишенные конкретного смысла. Но и эти слова Стеколкин старательно вычитывал из тетрадки, что лежала перед ним. Олегу захотелось выключить телевизор, но Татьяна желала дослушать выступление соперника мужа до конца.
– Чего его слушать? – Усмехнулся Голенев. Я это слышал с детства.
– У жены мэра есть свои обязанности. – Возразила Таня: – Тихон спросит меня о выступлении Стеколкина, и я должна буду ему ответить.
– Тогда слушай, а я пошел. – Олег поднялся. Юлик поднялся за ним: – Вы куда?
– Хочу заехать к Вере с Павлом, взять ребят и смотаться с ними на стройку.
– Можно я с вами?
– Можно, но боюсь, в машине всем места не хватит.
– Ничего, мы сзади устроимся. Я Ирочку на колени посажу.
– Тебе нравится моя Ирочка? – Улыбнулся Олег. Юлик покраснел до ушей.
– Зачем смущаешь сына? – Строго спросила Татьяна.
– Не вижу повода для смущения. Если мальчику нравится девочка, это вполне нормально. – Ответил Олег и, взяв Юлика за руку, поспешил удалиться.
Олег обзавелся транспортом, воспользовавшись предложением тестя. Усадив Юлика в «Волгу-универсал», он покатил к кооператорам.
– Дядя Олег, а почему она так гремит? – Удивился мальчик.
– У нее в трубе дырка. – Объяснил водитель: – Ничего, глушитель заварим, греметь перестанет.
Павла дома не оказалась, а Вера пригласила Олега и Юлика к столу.
– Мы пообедали у Тихона. – Отказался Голенев: – Я хочу взять ребят, съездить с ними на Вороний холм. Два дня не был на стройке.
– Ура! – Закричал Саша Болтнев. За ним восторг выразили и остальные. В машине расселись все. Юлику не пришлось брать Ирочку на колени. Ребята оккупировали не только заднее сидение, но и багажник. Там лежал огромный брезентовый чехол от автомобиля, и дети разлеглись на нем. Юлика Олег посадил рядом с собой на переднем сиденье.
Перед тем как отправиться на Вороний Холм, приемный родитель всем купил мороженного, но есть в машине запретил:
– Напачкаете, что я потом деду с бабушкой скажу. Машина-то не моя.
Ребята облизывались, но терпели. Подкатив к воротом своего дома, Голенев выпустил детей и поинтересовался:
– Пойдете со мной в дом или займетесь мороженным?
