Рене Бюр - Иггинс и К°
Все это казалось мне совершенно естественным. Но репортеры знали значительно меньше, чем я, и потому решили заняться выяснением того, что им было непонятно. Один остался сторожить у дома авиатора, а двое отправились в Рэнси и принялись расспрашивать соседей сенатора. Без труда они узнали, что Жак Данблез внезапно, за две недели до убийства, перестал бывать в «Виши». Это совпало с объявлением об обручении Мадлен де Шан и капитана де Лиманду. И девушка немедленно уехала гостить к своему будущему свекру в Марни.
Сообщение об этом в выпуске «Времени» было подано так искусно, что у читателей не оставалось никакого сомнения, что над Жаком Данблезом тяготеет серьезнейшее обвинение.
«Судебный следователь у авиатора Данблеза». Довольно было одного этого заголовка для того, чтобы растревожить Париж. То было время поголовного увлечения авиацией. А из всех авиаторов Жак Данблез был самый лучший, самый хладнокровный и самый смелый. Газетчики метались по улицам, выкрикивая новость, и каждый прохожий, как бы он не спешил, останавливался, чтобы купить газету.
Жиру вошел в дом Жака Данблеза. Прошел час. Из дома вышел полицейский, взял с сиденья автомобиля какой-то пакет и вернулся в дом.
Вот все, что увидел сотрудник «Времени».
Но через несколько минут произошло нечто значительно более важное. Из дома вышел Жиру. За ним двое полицейских сопровождали Жака Данблеза с защелкнутыми наручниками. Все они сели в машину: следователь рядом с шофером, а арестованный с полицейскими сзади. Наверное, это был первый случай, когда следователь ехал в одном автомобиле с арестованным. Но Жиру не придерживался общепринятых правил.
Машина тронулась. За ней последовал автомобиль репортера.
Вечером в газете появилось подробное сообщение о допросе, учиненном следователем Жиру Жаку Данблезу на квартире последнего.
11. Странный допрос
Допрос я пересказываю по газете. Я проверял несколько раз. Он совершенно точен. Истинно также и странное поведение Жака Данблеза за все время, начиная со дня ареста.
Жиру вошел в комнату, поклонился и сказал без всяких вступлений:
– Сударь, капитан де Лиманду убит.
На лице Жака Данблеза не появилось никаких признаков удивления или волнения. Он спокойно смотрел на следователя и, казалось, ожидал продолжения.
– Вы знали капитана де Лиманду? – спросил Жиру.
– Да.
– Вы, как мне сообщили, были с ним дружны?
– Нет.
– Ага! Вы не были дружны с ним? Этим вы хотите сказать, что он не был вам симпатичен?
– Не был ни симпатичен, ни антипатичен. Я относился к нему безразлично.
– Но ведь он был обручен с Мадам де Шан? Жак Данблез промолчал.
– Вы знали, что капитан де Лиманду был обручен с Мадлен де Шан?
– Да.
– Вам это было неприятно?
– Нет.
– Но ведь говорят, что вы любите мадемуазель де Шан?
– Кто это говорит?
– Разрешите вам напомнить, что задаю вопросы я, а не вы.
– Задаете! И грубые.
– Вы оскорбляете меня!
– Да?
– Вынужден напомнить вам, что мой долг – выяснить истину. И я выясню ее.
– Тем лучше для вас.
– Чтобы выяснить истину, я задаю те вопросы, какие считаю нужным. Поэтому я вас спрашиваю: правда ли, что вы и Мадлен де Шан собирались пожениться?
– Задайте этот вопрос мадемуазель де Шан.
– Задам, не беспокойтесь… Что вы делали этой ночью?
– То, что мне было угодно.
– Повторяю свой вопрос: что делали вы этой ночью в то время, когда был убит капитан де Лиманду?
– А в котором часу убили капитана де Лиманду?
– По всей вероятности, между десятью часами вечера и полуночью.
– А не могут ли новые сведения изменить эти и так уже неточные сведения?
– На это я вам отвечу завтра.
– Тогда и я откладываю свой ответ до завтра.
– В таком случае скажите, что вы делали вчера между десятью и двенадцатью часами вечера?
Жак Данблез, не отвечая, нажал кнопку звонка. Вошел слуга.
– Изидор, скажите, пожалуйста, господину следователю, что я делал вчера между десятью и двенадцатью часами вечера.
Изидор замялся.
– Ну, говорите.
– Я не знаю… не знаю. Вы же знаете, что я ложусь в девять.
– Значит, вы не знаете, что я делал между десятью и двенадцатью вечера?
– Нет, нет, не знаю.
– Видите, господин следователь, – иронически заметил Жак Данблез, – я не могу вам ответить. То, что я делаю, запоминает мой слуга. У меня и так достаточно работы. Изидор не помнит. Очень жаль, что не могу помочь вам.
– Вы что, издеваетесь? – заревел Жиру. – Я требую, чтобы вы мне ответили, что делали вчера в указанное время!
– Я уже ответил вам: помнить о том, что я делал – обязанность моего слуги.
– Значит, вы отказываетесь отвечать?
– Вовсе не отказываюсь. Просто у меня слабая память.
– В таком случае я сам скажу вам. Вчера, около десяти часов вечера, вы выехали из дома верхом. А когда вернулись два часа спустя, ваша лошадь была в мыле.
Жак Данблез сделал изумленное лицо.
– Я ездил верхом? И Султанша была в мыле? Вы уверены? Ей-Богу, это забавно.
– Смейтесь, смейтесь! Желаю вас долго смеяться таким образом.
– Благодарю вас.
– За что?
– За доброе пожелание.
– Хватит паясничать! Неужели вы не понимаете, насколько ваше положение серьезно? В час убийства капитана де Лиманду, вашего соперника, вы выехали из дома…
– Нет, не понимаю. Если вы допросите всех людей в округе, окажется, что многие из них вчера между десятью и двенадцатью часами вечера не сидели дома.
– Другие тут ни при чем. Они не влюблены в Мадлен де Шан.
– Вы снова начинаете?
– На десять минут прекращаю. Допрошу вашего слугу, ведь ваша память, по вашим словам, находится в его ведении. Вас я попрошу оставаться здесь и ожидать моего возвращения.
Жиру позвал полицейского и поручил ему следить за Жаком Данблезом, а сам вместе с Изидором вышел в соседнюю комнату.
Слуга очень нервничал. Жиру понял, что этот свидетель более податлив, чем первый. Действительно, Изидор рассказал, что около полуночи его разбудило ржание Султанши. Он вышел из дома и увидел, что лошадь вся в мыле.
– А ваш хозяин не проснулся?
– Проснулся, господин следователь.
– И ничего не сказал вам?
– Сказал, чтобы я не трогал лошадь.
– Ах, так! Сказал, чтоб вы не трогали лошадь?
– Да, господин следователь. Вышел из дома и сам отвел ее в конюшню.
– Запишите, – повернулся Жиру к секретарю. Он внимательно посмотрел на Изидора и спросил:
– Скажите, у вашего хозяина было оружие?
– Да, браунинг.
– А вы сможете узнать этот браунинг?
– Да. Я всегда чистил его. У него на рукоятке длинная царапина.
Тогда-то полицейский и отправился к машине за пакетом. Жиру сам развязал бечевку и торопливо разорвал бумагу.
– Этот? – он протянул револьвер Изидору. Тот внимательно осмотрел его и сказал:
– Да, это он.
И тут же добавил:
– Готов поклясться в этом! Вот, господин следователь, та царапина, о которой я говорил.
На рукоятке браунинга была хорошо видна длинная царапина.
Жак Данблез мирно читал в присутствии не спускавшего с него глаз полицейского, когда в комнату вернулся Жиру.
– Господин Данблез! – почти крикнул он. – Я обвиняю вас в убийстве капитана де Лиманду.
– Однако вы быстро приходите к решительным заключениям, господин следователь, – спокойно ответил Жак Данблез. – Разрешите узнать, на чем основывается ваше обвинение?
– Пожалуйста. В час совершения преступления вас не было дома. В комнате, где было совершено убийство, найден ваш браунинг.
При последних словах Жак Данблез вскочил.
– Вы говорите, – взволнованно спросил он, – что в комнате убитого был найден мой браунинг?
– Да, – кивнул Жиру. – Даже не говорю, а утверждаю.
– Можете вы показать мне этот револьвер?
– Конечно. Вот он.
Жак Данблез взял револьвер, посмотрел на него и пробормотал:
– Номер 103000… Действительно, мой… Затем он громко произнес:
– Господин следователь, я всецело в вашем распоряжении.
12. Улика
Экстренные выпуски газет, в которых подробно рассказывалось о допросе Жака Данблеза, шли нарасхват. Браунинг служил неопровержимым доказательством его виновности, да и вся история была достаточно ясна. Жак Данблез, человек энергичный и сильный, убил своего соперника капитана де Лиманду. Это было убийство на почве ревности, поэтому «герой воздуха» не лишался в глазах своих почитателей прежнего обаяния. Началось дело Данблеза.
Дело Данблеза! Из-за него забыли о деле Пуаврье. Репортеры брали интервью у слуги, и Изидор рассказывал снова и снова. Он не видел, как его хозяин уходил из дома, но около полуночи Султанша бегала по саду. Жак Данблез приказал не трогать ее и сам отвел в конюшню. Газетчики тщетно выпытывали у Изидора, не выказывал ли его хозяин накануне нервозности и тревоги. Нет, он ничего не заметил. Жак Данблез всегда был спокоен и молчалив. Изидор подтвердил, что револьвер, который показывал ему следователь, принадлежат Жаку Данблезу, но больше ничего не мог сообщить. Так, по крайней мере, решили репортеры и оставили его в покое.
