Вячеслав Денисов - Жестокий наезд
И Алле бы не пришла. Ей сейчас не может прийти в голову мысль даже о том, как поднять с пола ручку при такой юбке, чтобы это выглядело более-менее пристойно. Кажется, у нас в суде соревнование среди секретарей – кто прибудет на работу в самой короткой и узкой юбке. При этом я не могу понять, кого они соблазняют. Я для Аллы не мужик. А если это так, то, зная ее, я могу утверждать, что в других судьях она мужиков не видит тем паче. Может, у девочек свои проблемы?
– Семен Матвеевич... – Я поморщился. – Мне вот этот назем тоже ни к чему. Вы загадываете загадки, а я не хочу их разгадывать. У меня есть уголовное дело, в котором есть ответы на все вопросы, а заниматься спиритизмом и белой магией... Знаете, это не по существу. Чего вы хотите?
– Вы сами все поймете. Когда начнете вызывать свидетеля побитого «Лексуса». Он почему-то иск о возмещении ущерба Артему не предъявляет. Интересно, почему?
Некоторое время Малыгин совсем не по-зампредседательски мялся, мучаясь какими-то сомнениями, потом выдал:
– Знаете, откровенно говоря, я сначала расстроился, когда узнал, что дело передали вам. И пытался решить вопрос в облсуде.
– Какой вопрос? – улыбнулся я, ожидая, что на это ответит Малыгин.
Но он оказался честен.
– А чтобы дело передали другому судье, – невозмутимо ответил он. – Но потом передумал. Может, так оно будет к лучшему.
Я не стал уточнять, что «оно» именно. На него и так было жалко смотреть. Он вышел, попрощавшись, а я вновь подумал о том, как мало и как много в жизни таких людей может изменить простой судья. Меня никто не замечает, когда я решаю свои проблемы. И начинают обо мне думать, когда дело касается их самих. Малыгин не дурак, он знает, что переломить меня о колено не удастся ни Смышляеву, ни Измайлову, ни ему самому. Но, в отличие от начальника ГУВД, он не направляет ко мне полномочных представителей с липкими предложениями. Он просто высказал вслух удовлетворение тем, что дело попало ко мне. Значит, второе лицо городской думы, при наличии на руках самых слабых карт из всех участников, уверено в том, что приговор будет справедлив. И он его устроит. Он хотел, чтобы я это понял. Так и вышло. Ничего не сказав мне по существу, он объяснил мне все. Вряд ли он ушел бы, если бы не был уверен в том, что цель визита достигнута.
Меня привела в чувство телефонная трель. Я вскинул голову и увидел вопросительный взгляд своего секретаря: «Следующего приглашать?»
«Тайм-аут!» – показал я Алле и поднял трубку.
– Что-то ты совсем меня забыл! – Возмущенный голос Пащенко разрезал не только мой слух. Алла приблизилась к старенькому серванту, в котором у нас хранились бланки, и стала наводить там порядок. Порядок у нее был во всем, она наводила его каждый день, поэтому истинной причиной ее усердия было то, что сервант стоял почти у самого моего стола. Это позволяло слушать разговор без всяких помех.
– Минутку! – Я прикрыл трубку рукой и повернулся в сторону изумительно стройных ног: – Аллочка, сходи к Марии Антоновне, подсчитай все карточки, что мы сдали в этом квартале.
Теперь около четверти часа можно говорить без свидетелей. Но это время придется урезать до трех минут, потому что за дверью стоят люди.
– Я говорю – что-то ты совсем меня забыл! Придержал транспортный прокурор.
– Вадим, дел по горло! У меня ко всему вдобавок день сегодня приемный. Я уже из ритма выбиваюсь.
– А ты не напрягайся так сильно. Орден «За заслуги перед Отечеством» тебе все равно не выпишут. У меня дел не меньше, однако я друга детства не забываю. Как чувствуешь себя после московских каникул?
– Неважно. Но лекарство от хандры мне уже подкинули. Сын Малыгина в течение пятнадцати секунд разбил три машины и убил двоих человек.
– Что?! Опять?!
– Что значит – опять? – растерялся я.
– Он же в декабре прошлого года задерживался за то же самое...
– И ты полагаешь, что он уже отсидел за старое? – Я рассмеялся, подумав о том, каким глупым может оказаться в разговоре умница Пащенко, если его загрузить работой, как мула. Это он мне говорит, что не нужно напрягаться?! – Я начинаю понимать, кто у нас стремится стать орденоносцем!
Пащенко вздохнул:
– Да, есть маленько работы. То есть столько работы, что уже маму теряю... Слушай, Антон, тебя кто-нибудь уже напрягал?
– Не успеваю мусор подметать. А что?
– Ничего. У всего этого коллектива странная завязка. У меня сейчас лежит дело о попытке незаконного вывоза раритетов. Пятьдесят четыре иконы семнадцатого-восемнадцатого веков не по своей воле пытались покинуть границы области. Но их слотошили на нашем таможенном посту бдительные таможенники. Сопроводительные документы в Прибалтику, опись, все чин чином. В бумагах говорится, что раритеты едут на выставку, а в Риге о выставке ни сном ни духом. Опера из таможни эту тему пробивали...
– Зачем ты мне это рассказываешь? – Я посмотрел на часы. Разговор пора было заканчивать, тем более что Алла задание выполнила гораздо быстрее, чем я предполагал.
– Затем, что картины сопровождал некто Малетин, а Терновский краеведческий музей, заявленный в документах как хозяин экспонатов, находится в состоянии полного недоумения.
Интересное кино. Интересное, но не более. И к моему делу этот детектив не имеет никакого отношения. Тем более я понятия не имею, кто такой Малетин.
– Ладно, пора работать, – отрезал я. – На обеде пересекаемся на старом месте?
– Лишний вопрос.
Я положил трубку на рычаг и махнул Алле: «Приглашай...»
И пошло...
И поехало...
– Антон Павлович, почему в СИЗО мне не подписывают разрешение на передачу сыну?
– Потому что в прошлый раз вы, взрослая женщина, напихали в стержни к ручкам иголок, а апельсины накачали брагой...
– Ваша Честь, помните, вы работали мировым судьей?
– Это трудно забыть.
– Так вот, судебный пристав-исполнитель до сих пор не исполняет вашего решения о взыскании с подлеца-мужа-Огаркова алиментов.
Я набираю номер телефона службы судебных приставов Центрального района.
– Михаил Игнатьевич? Добрый день. Вы в курсе, что я обязан контролировать исполнение своих решений? Ваш пристав Бородулин уже год исполняет то, что был обязан сделать в течение пяти, установленных законом, дней. Ситуация стандартная, конечно, но ко мне обратилась с жалобой истица. Это очень, очень, это очень скандальный человек. Я не удивлюсь, если она и до представителя президента дойдет. А?.. Да, постарайтесь, пожалуйста.
В дверях женщина останавливается.
– Вы до сих пор помните, что фамилия пристава – Бородулин?..
На ее месте я бы удивился, что ее назвали скандальным человеком...
Обед.
Голова настолько квадратная, что даже шапку надеваю на нее с опаской. Аллочка тоже куда-то собирается. Я знаю куда. Она сейчас опять разговаривала с каким-то молодым человеком, и тот пригласил ее в кафе. Если после обеда она начнет ссылаться на головную боль и попросится домой, я ей не поверю. Ее голова в данном контексте виновата менее всего. А сейчас пусть бежит навстречу новым приключениям...
Я знаю Вадима с детства, но настоящая дружба пришла к нам лишь в тот день, когда мы встретились на юрфаке после армии. «Пересечься на старом месте» – выражение старое. Этим местом вот уже добрых пятнадцать лет у нас с Пащенко является перекресток улиц Глинки и Волховской. Рядом с памятником юному барабанщику. Уж не знаю, на кого и кому стучал этот пионер, только руки у него отбиты все годы, что я его помню. Если в советские времена ему еще как-то мастерили протезы, то теперь на это дело плюнули. К барабанщику с отбитыми по локоть руками терновцы привыкли больше, нежели к целому. Он уже и воспринимается моими земляками так же, как Венера Милосская. Попробуйте приделать к ней руки! Вам за это тут же вырвут ноги. Так же и здесь...
Пащенко мерз пять минут. Однако даже по бандитским меркам «стрелка» не считается «проколотой», если прибывающий опоздал менее чем на пятнадцать минут.
Много лет мы с Вадимом ходим обедать вместе в одно и то же место. Столовая восемь раз меняла название, преобразовывалась в мини-ресторан, кафе и бистро, но цены в ней, как и ассортимент готовых блюд, по-прежнему оставались неизменными.
Пережевывая пельмени, транспортный прокурор рассказывал мне интереснейшую историю...
Глава 5
– Сцена первая, действие первое. Мотор...
Ночь, декабрь месяц, двадцать пятое число. На таможенном посту Барбашино тишина и покой. Таможенный оперативник Миша Сбруев, чтобы не уснуть, чистит спичкой ногти. Рядом с ним, в стеклянном помещении, нависшем над трассой, лежит розыскная овчарка Макс без хозяина. Кинолог съел полбанки тушенки и уже два часа не выходит из туалета на первом этаже. К слову сказать, у наших таможенников своего питомника нет. Ты, как владелец «немца», это хорошо знаешь. Зато на складах временного хранения оперативной таможни очень много конфискатов, в том числе и продуктов питания длительного хранения. А у милицейских работников питомника нечем кормить псов. Ты уже догадался, к чему я клоню? Правильно, Антон. Собаку вместе с кинологом взяли в аренду, на время операции «Трал», за пятьдесят банок конфискованной тушенки. Время тяжелое, поэтому хозяин собаки прихватил пяток банок китайской солонины с собой и, как водится, прежде чем дать собаке, попробовал сам. То ли собаке дал он меньше, чем сам попробовал, то ли человеческий организм хуже переносит просроченные продукты, только уже второй час кинолог не выходит из клозета.
