Чингиз Абдуллаев - Искусство выживания
– Теперь я должен подозревать всех, кто находится рядом со мной, – разозлился Палехов. – Ты понимаешь, что говоришь? Зина работает у меня уже восемь лет, и я ей всегда доверял. Сергей тоже работает больше пяти лет.
– А я работаю с вами двенадцать лет, – напомнил Арвид. – Нужно будет всех проверить.
– Похоже, ты прав, – вздохнул Палехов и посмотрел на меня. – Значит, он готов был заплатить тебе двадцать пять, а ты все равно решил нам не изменять? И я должен поверить в честность такого чурки, как ты? Почему ты решил нам позвонить? Только не лги, все равно в твою порядочность не поверю. У вас, чернозадых, нет никакой порядочности. Скажи, почему?
– Я… я испугался. Я испугался Арвида. – Кажется, у меня получилось достаточно натурально, и Глеб Мартынович впервые удовлетворенно кивнул головой. Он поверил. Люди часто верят в трусость гораздо больше, чем в честность. Страх делает умных людей дураками, а сильных – слабаками. Палехов поверил в мой страх перед Арвидом. Ведь кем был я? Непонятным типом без гражданства, без всякой защиты и связей, почти бомжом, которого наняли исполнить роль.
– Мы все равно завтра все проверим, – сказал Глеб Мартынович. – Если ты действительно оказался честным трусом, я выплачу тебе не пять, а пятнадцать тысяч. Доволен?
– Лучше двадцать пять, – набрался я наглости, – после этого случая я должен буду отсюда сбежать. Сами понимаете, Хейфиц не простит мне такого предательства, ведь он предложил мне целое состояние.
Это ему понравилось еще больше. Люди с такой охотой верят в порочность, алчность и трусость других людей, словно это оправдывает их собственные низменные качества.
– Ладно, в конце концов, за верность надо платить. Если все завтра утром подтвердится, я доплачу тебе еще двадцать пять, чтобы ты мог вернуться к себе на Кавказ и купить себе там домик с палисадником.
Знал бы этот кретин, что у нас в Баку домик с палисадником стоит ничуть не меньше, чем в Москве. Сказывается нефтяное богатство. Цены взлетели так, что даже страшно сказать. Раньше за двадцать пять соток можно было заплатить три или четыре тысяч долларов, а сейчас двадцать пять соток земли в дачном поселке иногда стоят до семидесяти пяти тысяч долларов. Это голая земля без домов. Вот такие цены. Но об этом я ему не стал говорить, только пообещал:
– Я все сделаю как вы сказали. А завтра утром пришлите Арвида или вашего водителя, пусть поедет со мной, когда я буду получать деньги, и вы убедитесь, что я вас не обманываю. Заодно можете прислать и свои деньги, чтобы я чувствовал себя спокойнее. И тогда я смогу сыграть свою роль…
– Ничего ты не сыграешь, – возразил Палехов. – Раз они знают и готовятся к этой аварии, у них, видимо, есть свой план. И тебе я заплачу не за то, что ты прыгнешь на машину, а за то, что поможешь нам разгадать план этой хитрой лисы.
– Я готов…
– Тебя сейчас отвезут домой, и постарайся сегодня ни с кем больше не встречаться.
Вот этого я ему не мог обещать. Сегодняшняя ночь должна стать решающей и самой важной для меня за десять лет, которые я провел в этом городе. Поэтому я пересел из его машины в другую, и мы поехали ко мне домой, на шоссе Энтузиастов.
Как только я оказался дома, сразу достал свой телефон и набрал номер, который дал мне Леонид Иосифович.
– Кто говорит? – раздался его недовольный заспанный голос.
– Извините, что я вас беспокою, – быстро начал я, стараясь говорить как можно взволнованней и тревожней, чтобы он почувствовал мое состояние, – но я должен вас предупредить. Он уже все знает…
– Как это знает? – растерянно произнес Хейфиц.
Глава 5
Можете себе представить мою жизнь после того, как тесть выкупил нашу квартиру? А ведь это была квартира, которую нам выбивал мой отец. При каждом удобном случае Фарида вспоминала о моем неудачном бизнес-плане и о том, как мы едва не остались без квартиры. В спальню меня, конечно, не пускали. Я ночевал на диване в столовой, а в спальне оставались жена с дочерью. Девочка, естественно, видела и понимала, как ко мне относится ее мать.
Денег у меня, конечно, не прибавилось, и на этой почве постоянно вспыхивали скандалы. Жена обвиняла меня не только в неумении зарабатывать деньги, но и в ее погубленной жизни, вспоминала, какие парни к ней пытались свататься, словно я виноват в том, что она не вышла замуж до двадцати двух лет. Не говоря уже о заложенной квартире, о которой она вспоминала по поводу и без повода. Хуже всего было, что она ругалась в присутствии ребенка. Я даже не пытался ей отвечать или с ней спорить, и это раздражало ее еще больше. Тогда она начала отыгрываться на дочке. Подзывала ее к себе и заставляла повторять фразы типа: «Мой отец – подлец», «У меня нет нормального отца». Можете себе представить? Сначала дочка плакала и отказывалась произносить такие чудовищные слова, но потом начала их говорить. Я был не особенно против выходок жены, пусть ругается, лишь бы не трогала ребенка, но дочка была уже школьницей и видела, насколько сложные и плохие отношения у ее родителей. Господи, как я ненавидел свою жену в такие моменты! Мне просто хотелось ее убить. Если вы скажете, что так не бывает и в такой обстановке жить просто невозможно, я с вами соглашусь. Но я жил именно так, терпя все оскорбления и выпады жены.
Иногда я думал, что она права, ведь я действительно заложил нашу квартиру и попытался заработать деньги. Но моя отчаянная попытка вырваться из унизительного положения оказалась более чем неудачной. И мы действительно могли лишиться нашей квартиры, если бы нам в очередной раз не помог ее отец.
Но все равно было обидно. Помните какую клятву обычно дают молодожены перед алтарем? Я прочитал где-то у Гюго, как жена обещает поддерживать мужа в несчастье и здравии, в горе и в радости. А моя жена меня ненавидела только за то, что я не мог зарабатывать деньги и устраиваться как все. Хуже всего было, что она насмехалась и над моей профессией, высмеивала моих родителей, которые всю жизнь работали «клоунами» и ничего не заработали. В общем, и здесь она, наверное, была права. В профессии артистов всегда есть нечто клоунское, но разве можно было при жизни моего отца сказать подобное? Он был не просто артистом, он имел все регалии – народный артист, лауреат всех возможных премий, депутат Верховного Совета сначала республики, а потом и Советского Союза. Нужно было слышать, как Фарида ругала не только моего покойного отца, не сумевшего дать сыну приличное образование, но и мою мать, вырастившую такого дебила. Мне приходилось терпеть и эти слова. Иногда я чувствовал, что просто хочу ее задушить, и в такие дни я уходил ночевать куда-нибудь к друзьям. К маме, которая жила вместе с сестрой, идти стеснялся, чтобы они ничего не узнали. Хотя они, кажется, обо всем догадывались, так как жена с дочкой никогда не появлялась у них дома на различных торжествах и они тоже не могли приходить к нам даже в дни рождения своей внучки. Я сам просил их об этом, понимая, что Фарида может сорваться при людях и наговорить им разных гадостей. Я еще мог терпеть, когда она ругала меня при дочке, но если бы она начала оскорблять меня при родных, я должен был либо отвечать, либо немедленно разводиться.
В общем, было понятно, что мне нужно уходить. А куда я мог уйти, не имея ни квартиры, ни дома, ни денег, ни работы? В театре новых постановок почти не было, хотя артисты и пытались выживать за счет различных мероприятий, но это только гроши. Несколько раз я вел какие-то свадьбы, рекламировал на телевидении наши дома торжеств. К этому времени в городе началось интенсивное строительство таких домов, банкетных залов, ресторанов. Почти каждый уважающий себя чиновник, которому должность давала возможность получить лишние деньги, сразу строил на них подобные заведения.
Помните, в «Двенадцати стульях» у Ильфа и Петрова все граждане уездного города N. рождались, казалось, для того, чтобы побриться, постричься, освежить голову вежеталем и сразу же умереть. В Баку начали строить так много ресторанов и домов торжеств, словно все люди рождаются только для того, чтобы собраться в одном из этих многочисленных залов, весело провести время и на следующий день собраться в другом зале, чтобы снова веселиться и отмечать очередное торжество. Но денег я зарабатывал немного, и они не давали мне ни ощущения стабильности, ни ощущения свободы.
Жена постоянно упрекала меня, что я не занимаюсь другой работой, которая бы приносила мне стабильный доход. Но чем может заняться актер в свободное от работы время? Хотя и работы как таковой не было. Тогда тот самый Расим, из-за которого мы так глупо погорели на коже, предложил мне отправиться с ним на заработки в Турцию. К тому времени в соседнюю страну уже летали несколько рейсов в день, и я подумал, что на этот раз мне должно повезти.
Нужно было закупать дешевый турецкий ширпотреб и привозить его в Баку для продажи. Самое главное, что мы получали твердую оплату за наши услуги. Никакой коммерции, никакого личного бизнеса. За все платил один пузатый местный коммерсант. Он владел несколькими магазинами и был уважаемым человеком в городе, так как успел совершить даже хадж в Мекку. Хозяин платил нам за получение товара и его доставку в Баку. Говорили, что он занимается благотворительностью, щедро жертвует деньги в мечеть. Наверное, действительно жертвовал, только вот зарабатывал их не очень праведно. Товары, которые мы ему привозили, продавал втридорога и на этом делал свою коммерцию. А в его магазинах вовсю торговали спиртным, что, в общем, запрещено таким набожным людям, каким был этот мерзавец.
