Дмитрий Подоксёнов - Унесённые ведром
«А снизу надо забить всё пространство каким-нибудь тряпьём, — азартно подумал разошедшийся баррикадостроитель, направляясь за очередной порцией „стройматериалов“. — Иначе они мне там каких-нибудь газов напустят!»
В то, что «каких-нибудь газов» можно напустить и сверху, а также из множества других мест, он, как обычно, предпочитал не задумываться.
Наконец новоявленный архитектор осмотрел своё теперь уже полностью законченное творение. Даже на первый взгляд выглядело это сооружение инженерного искусства впечатляюще и довольно-таки надёжно. Сверху всё это нагромождение ящиков, подушек и дублёнок Сивцов накрыл снятым с окна в одной из комнат большим голубым тюлем. Получилось очень красиво.
«Амине бы понравилось, — с грустью подумал Фёдор. — Жаль, что она сейчас меня не видит».
Его порезанная нога больше не кровоточила, но кровавые следы по всей квартире на непосвящённого навели бы жуть.
«Чёрт, холодно, — подумал комендант крепости. — Угораздило же меня тапочки потерять!»
Он нашёл и разорвал пополам какую-то простыню и соорудил себе некое подобие обмоток, популярных в солдатской среде в годы первой мировой войны и революции. Обмотки смотрелись с костюмом немного ужасно, но Фёдор остался доволен.
На улице стало чуть светлее, и революционный солдат решил ещё раз выглянуть в окно, чтобы оценить обстановку. Фёдор направился в сторону ближайшего окна и вдруг, не дойдя до него пары метров, он, как подкошенный, с диким воплем рухнул на пол и прижался к нему всем телом. Там же могут быть снайперы! Как он умудрился про них забыть? Казалось бы, столько фильмов пересмотрел за свою жизнь, и на тебе — расслабился. Дверь он, видите ли, забаррикадировал! Что им твоя дверь, Федя? Один выстрел через окно — и всё, пишите письма! Сивцову вдруг стало очень страшно и очень жалко себя. Неожиданно в голову пришла спасительная, как ему показалось, мысль — снайперов тоже можно обмануть! И он, Фёдор Сивцов, сейчас это блестяще проделает! Всё-таки просмотренные в своё время фильмы помогают ему сейчас, в трудной ситуации!
От избытка переполнявших его чувств лежащий на полу Фёдор захотел издать какой-нибудь индейский клич или, на худой конец, закричать болотной выпью. Сивцов, конечно же, не знал, что закричи он сейчас болотной выпью, то майор Сомов, находящийся в настоящий момент на улице внизу, заслышав из квартиры вопль этой редкой птицы, наверняка отказался бы от планов взять обороняющегося обычными методами. К счастью, у Фёдора не было достаточной голосовой практики, поэтому, издав из горла только хриплый куриный клёкот, он пополз по-пластунски обратно в глубину квартиры, искать необходимые для осуществления хитроумного плана предметы.
Обратно разведчик приполз в мохнатой меховой шапке на голове и бильярдным кием в руке.
— Сейчас, голубчики, — злорадно бормотал пластун. — Я вас выведу на чистую воду!
Выведение вражеских снайперов на чистую воду состояло в надевании меховой шапки на конец бильярдного кия и приподнимании всей этой конструкции над подоконником. Шапка, по замыслу Фёдора, должна была имитировать его голову и тем самым вводить снайперов противника в лёгкое заблуждение. Вообще-то в фильмах про войну, подсказавших Сивцову эту идею, наши бойцы на палку надевали каску, чтобы выставить её над окопным бруствером. По каске немедленно начинали со всех стволов лупить фашисты, и всем становилось ясно, что место это хорошо пристреляно врагом, и вставать здесь в полный рост не рекомендуется.
Однако, сколько Фёдор не поднимал шапку, никто по ней лупить не собирался. Либо место оказалось не пристрелянным, либо снайперы невнимательными. Разозлившись, Сивцов поднял шапку почти до потолка, благо кий это позволял. Никакой реакции.
— Уснули они там, что ли? — буркнул хитрец себе под нос.
Фёдор ещё несколько раз подряд плавно поднимал шапку до потолка и так же плавно опускал её обратно к подоконнику. Выстрелов не было.
«Что за чёрт, — думал Сивцов, начиная злиться, так как у него уже затекла спина, — слепым надо быть, чтоб такую здоровенную шапку не заметить!»
И тут до него дошло.
«Ну я дурак, блин! — выругал себя прозревший. — Ну конечно, что они — идиоты, что ли? Сразу раскусили, что это я их специально на выстрел выманиваю. Шапка-то зимняя! Кто ж будет в зимней шапке по квартире разгуливать? Сидят, поди, да посмеиваются надо мной, дураком!»
Сивцов даже плюнул с досады.
«Что же делать? — лихорадочно соображал раскушенный. — Свою ведь голову не будешь под пули совать. Стоп! А бюст Моцарта, то бишь этого, как его там? Чапаева! Чем не голова? По-моему, она почти что в натуральную величину».
И Фёдор, вторично издав воинственный клёкот, снова пополз в недра квартиры.
На этот раз он отсутствовал у окна дольше, чем в первый раз — ползать по-пластунски с бюстами известных людей до Фёдора не пробовал никто в мире. Отдуваясь, как выброшенный на берег кит, Сивцов привалился спиной к стене рядом с окном.
«Как же сделать так, чтобы они сразу поверили, что он — это я? — думал он, ласково глядя на гипсовую голову. — Если я заставлю их поверить, что это на самом деле моя голова, тогда они выстрелят в бюст, подумают, что убили именно меня и спокойненько разъедутся по домам… По-моему, неплохо! Хотя, наверное, надо сначала задёрнуть все шторы, чтобы был виден только контур головы. Иначе они сразу поймут, что это не я, а Чапаев. Вон они как быстро вычислили, что шапка зимняя».
Фёдор нежно погладил рукой гипсовый парик с гипсовыми же буклями на голове легендарного комдива и пополз задёргивать портьеры вдоль всей передовой линии обороны. Вернувшись через минуту на исходный рубеж, Сивцов сел на корточки, проверил, не торчит ли его макушка над подоконником и, крякнув от натуги, водрузил себе на голову многострадальный бюст. Поддерживая его на голове одной рукой, на манер восточной женщины с кувшином и помогая себе свободной, Фёдор начал медленное движение вдоль окна. Передвигаться, сидя на корточках, было жутко неудобно. Последний раз Сивцов передвигался таким образом в шестом классе, во время общегородских соревнований «Весёлые старты», но тогда у него не было на голове бюста композитора.
«Терпи, — приказывал сам себе спортсмен. — Чтобы они поверили, что это ты, надо двигаться. После шапки они настороже, могут сразу не клюнуть. Поэтому надо убедить их. Ходи, ходи!»
Фёдор и сам не замечал, что ходил он уже почти на прямых ногах, так как с каждым шагом они почему-то распрямлялись всё больше и больше. Кроме того, он бы очень удивился, если бы узнал, что пресловутый снайпер, ради которого и была затеяна вся эта контригра, уже давно имеет возможность лицезреть сивцовский силуэт в окнах квартиры и видит его почти по пояс. Но ещё больше Фёдор был бы поражён, увидев со стороны, что его «макет человека» ходит спиной вперёд — Сивцов по оплошности взгромоздил бюст задом наперёд, так, что лицо несчастного композитора грустно взирало на весь только что пройденный Фёдором путь.
Но Сивцов ничего этого не видел, не знал и знать не хотел. Он вообще уже плохо соображал, так как очень устал, болели ноги и хотелось пить. Он ходил уже минут пятьдесят, может, больше, а никто так ни разу в него и не выстрелил. Со стороны прихожей тоже было тихо.
«Блин, а может, они уже уехали? — подумал страдалец. — Поняли, что я их не боюсь, да и поехали себе по домам?»
Фёдор решил выглянуть в окно.
Сделав неуверенный шажок в сторону окна, он снял одну руку с бюста Чапаева-Моцарта и, собрав всю свою волю в кулак, резко отдёрнул портьерную ткань в сторону. В следующее мгновение Сивцов понял, что лучше бы он этого не делал.
…Прямо на Фёдора летел на верёвке молодой парень с автоматом, в пятнистой форме и в каком-то причудливом шлеме на голове. Одной рукой парень держался за верёвку, а в другой сжимал что-то, сильно напоминавшее гранату.
И тут Сивцову в первый и, наверное, последний раз в жизни удалось сымитировать вопль никогда им не виданной болотной выпи. И столько горечи и разочарования было в этом крике, что спецназовец, видимо, что-то почувствовав даже через двойное стекло, поднял глаза и столкнулся взглядом с орущим Фёдором.
Орущий Фёдор держался одной рукой за гипсовый бюст, находившийся у него на голове, а второй — за только что отдёрнутую им штору. Он был одет в приличный костюм-тройку, но при этом его ноги были замотаны белыми тряпками до колен прямо поверх брюк. В глазах парня за окном плеснулся ужас. В его взгляде ясно читалось желание оказаться как можно дальше от этого окна, но сила тяжести, инерция и центростремительное ускорение несли его прямо в ад. И он ударил ногами в страшное окно с явным намерением живым не сдаваться. Сивцов был настроен примерно так же.
Когда тяжело хрястнула оконная рама, Фёдор перестал кричать: у него кончилось дыхание. Не веря своим глазам, он смотрел на мгновенно покрывшееся белой сеточкой трещин стекло и только благодаря этим трещинкам заметил, что стекло это — толстое, многослойное, и треснул самый дальний от Фёдора слой. Он резко задёрнул штору обратно, чтобы не видеть этих страшных трещин. В соседние окна тоже что-то ударило, но Фёдор уже не обратил на это внимания.
