Лесли Чартерс - Вендетта для Святого. Тихо как тень. Этрусская сеть
Второй заметил:
— Ты слишком много говоришь.
— Разговоры идут на пользу, — возразил здоровяк. — Облегчают сотрудничество. Помогают людям договориться. Как твои успехи сегодня вечером?
— Никак, — недовольно сказал Диндони.
— Не встретились?
— Встретились.
— Их не было слышно?
— Я слышал каждое слово.
— Так что случилось?
— Проклятый старик, видно, сообразил, что я там. Только заикнулся, как передумал. И ничего не сказал.
— Он тебя обнаружил?
— Откуда! Говорю тебе, это его врожденная осторожность.
— Думаешь? — Здоровяк задумчиво оглядел Диндони. — Тогда придется придумать что-то другое. Раз он боится говорить в собственной мастерской, где же он будет откровенен?
— Пожалуй, в кухне.
— А можешь ты подслушать, о чем в ней говорят?
— Нет. Окна там закрыты и зимой и летом. Или ты предлагаешь мне влезть под стол? Или, как сверчок, в камин?
— Я предлагаю шевелить мозгами, — сказал здоровяк, — и воспользоваться достижениями цивилизации. Думаю, что в кухне найдется местечко, — открыв папку, извлек из нее шарообразный черный металлический предмет, — где можно припрятать эту вещичку.
Диндони с любопытством пригляделся.
— Тебе нужно будет минут на десять остаться дома одному. Провод тонкий, черного цвета, как видишь. Можно проложить его вдоль плинтуса или в щель в полу, просунуть в вентиляцию и даже под раму запертого окна.
Он приступил к дальнейшим инструкциям, которые Диндони слушал с возрастающим интересом.
5. Четверг: Обед у британского консула
Если имя человека может влиять на своего хозяина, как утверждают, то, несомненно, представители семейства Уэйлов с каждым поколением становились все более китообразными: тела их становились все больше и глаже, глаза все меньше, а кожа толще. И сэр Джеральд далеко обошел всех предыдущих Уэйлов. В нижнем белье весил сто двадцать пять килограммов, двигался величественно, как дирижабль, и, как и он, требовал большого свободного пространства, чтобы развернуться, — по крайней мере, так утверждали злые языки. Эти качества с детских лет предназначили его для Министерства иностранных дел.
Поскольку жены его уже не было в живых, хозяйство вела старшая дочь Тесси, отличная хозяйка и потомок своих предков до мозга костей, кое в чем помогала младшая дочь Элизабет, которая была совершенно иной и своими светлыми волосами, голубыми глазами и мальчишеской фигуркой напоминала отпрыска совсем другой семьи.
«Это у нее от Трауэров, — пояснял сэр Джеральд, — семьи моей тети.» — И добавлял, что Трауэры — из графства Шропшир, словно это все объясняло.
Синьор Трентануово, мэр Флоренции, согласно кивал. Он совершенно ничего не знал о Шропшире, но достаточно было, что так говорит сэр Джеральд. По его мнению, сэр Джеральд был дипломатом милостью Божьей, чего нельзя сказать о нескольких его предшественниках. Те английские консулы были никчемными, потрепанными и скупыми модниками, торопливо миновавшими Флоренцию, как заурядный железнодорожный полустанок на пути к станции назначения. Но сэр Джеральд явно осел здесь надолго, собираясь, вероятно, остаться и после завершения своих консульских функций, влившись в любопытное собрание бывших консулов в Тоскане.
Общество собралось в большой гостиной. Элизабет наливала отцу и мэру уже по второму аперитиву. Тесси сидела на краешке дивана, занимая мисс Плант, Тома Проктора, юриста из Англии, и американца Харфилда Мосса, о котором говорили, что он сказочно богат и весьма интересуется римскими и этрусскими древностями.
Сэр Джеральд взглянул на часы и сказал:
— Надеюсь, Брук о нас не забыл. Иначе за столом останется пустое место.
— Обещал прийти, — оправдывалась Элизабет. — Я ему напомнила еще запиской. Последнее время он такой рассеянный…
— Позвони домой. Не можем же мы заставлять мисс Плант ждать без конца, она уже съела целую тарелку соленых сушек. Нет, никуда не ходи и не звони. Кажется, это он.
Вошедший Брук, ужасно извиняясь, бормотал что-то о навязчивом заказчике, явившемся в последнюю минуту. Элизабет это казалось неубедительным, и она правильно догадалась, что, совершенно забыв о ней, он, как обычно, отправился домой на обед, откуда его завернула Тина.
Его представили всем. Мисс Плант подала ему руку для поцелуя. Харфилд Мосс заявил, что он рад и горд возможностью познакомиться с автором «Пяти столетий этрусской терракоты», а мэр, взиравший на Брука с нескрываемым интересом, вдруг подошел к нему, схватил за руку и начал трясти ее, восклицая «Капитан Роберто!».
Брук уставился на мэра, наморщив лоб, потом, наконец, улыбнулся («Господи Боже, он улыбнулся!» — сказала себе Элизабет) и воскликнул:
— Марко! Черт возьми! Как здорово, что мы встретились! Ты растолстел и просто пышешь здоровьем!
— Ну да, ну да, — ответил мэр, — молодость ушла, и юношеская фигура — следом. Когда мы виделись последний раз, я был худ и голоден. И счастлив. Не затронут цинизмом зрелого возраста. Искатель приключений с мечом в руке…
— Полагаю, это было во время войны? — спросил сэр Джеральд.
— Осенью 1943 года, — ответил Брук. — У Валломброзы. Я бежал из лагеря военнопленных на север. Тогда Марко… Кстати, тебя в самом деле зовут Марко?
— Партизанская кличка. Но мне очень приятно услышать ее снова…
— Марко командовал отрядом добровольцев, и несколько недель я пользовался его гостеприимством.
— Гостеприимством! — воскликнул мэр. — Да уж! И тогда же мы устроили горячий прием этим немцам — очень горячий! И теперь есть что вспомнить.
— Кажется, гонг, — сказал сэр Джеральд. — Пойдемте за стол, пожалуй? Иди вперед, Тесси. Так, все в порядке.
Синьор мэр, будьте любезны, садитесь напротив меня. Между моими дочерьми.
— Как жрец, окруженный весталками, — пробормотала Элизабет.
— Мисс Плант — по правую руку от меня. Том, идите сюда, садитесь по левую руку. Брук и Мосс сядут посередине, так. Надеюсь, все едят омара? Я их обожаю.
— Я перестала есть омара еще ребенком, когда потонула «Лузитания», — заявила мисс Плант.
— Я предвидел, что кто-то может их не любить, — с готовностью предложил консул, — и на замену распорядился приготовить пирожки с мясом.
Мисс Плант пригорюнилась. Ей уже не раз удавалось испортить настроение за столом, заявляя, что она не ест главного блюда, но и пирожков ей не хотелось.
Тут же перестроившись, она сказала:
— Но моя дорогая мамочка мне всегда говорила, что за столом привередничать не следует. Я тоже буду есть омара.
Бруку стало любопытно, действительно ли у сэра Джеральда в резерве были пирожки или он просто мастерски сблефовал в этом гастрономическом покере.
— У нас в штате Мэн омары — излюбленная еда, — сказал Харфилд Мосс. — И еще устрицы.
— Вы приехали прямо из Англии, мистер Проктор? — спросила мисс Плант. — Наша английская публика тут, во Флоренции, вам, обитателю шумного Лондона, покажется слишком старомодной.
Том Проктор, жизнь которого проходила между фермой в Херфордшире, адвокатской конторой на Бедфорд-Роуд и консервативным клубом «Атенеум», был несколько удивлен, но ответил, что Флоренция представляет для него приятную перемену.
— Она приятна не в сезон, — сказал сэр Джеральд. — Но теперь сюда понаехало не меньше двадцати тысяч туристов. В большинстве своем — британские граждане, и не меньше половины из них потеряют паспорта и примчатся ко мне за помощью. Я уже думал, что стоило татуировать туристам номер их паспорта на руках.
— Все равно потеряют, — заметила Элизабет.
Мисс Плант за свою долгую жизнь усвоила почти королевские манеры. Следила за тем, чтобы всем ее подданным досталось от нее внимания поровну, и никогда не задавала вопросов, скорее, констатировала факты. Повернувшись к Харфилду Моссу, она сказала:
— Вы приехали из Америки и интересуетесь коллекциями античных древностей?
— Да, но не всех, — ответил Мосс. — Это было бы слишком широкое поле деятельности. Я лично интересуюсь римскими и этрусскими антикварными изделиями. Приобретаю их для собраний фонда Мосса.
— Что за совпадение!
— Совпадение, мисс Плант?
— Ну, вас зовут Мосс, и вы занимаетесь собраниями фонда Мосса.
Американец, улыбнувшись, ответил:
— Не такое уж совпадение, если учесть, что это я его основал. Это моя частная благотворительная организация.
— Чему я всегда завидовал, так это вашему законодательству, — заметил Том Проктор. — Насколько я знаю, если вы закупаете что-то для художественной или благотворительной организации, то освобождаетесь чуть ли не от всех налогов. Это так?
Харфилд Мосс с удовольствием пустился в объяснения сложностей американского налогового законодательства, и мисс Плант пожалела, что вообще затронула эту тему. Решив перенести огонь через стол, она начала:
