Андрей Молчанов - Форпост
Он вновь покосился на отца. По лицу старика медленно катились слезы.
– Сынок, – с тяжелым, но облегченным выдохом произнес тот. – Я всегда знал, что ты верно распорядишься нашим богатством. Но не знал, что случится именно так… Ты не захотел стать богачом среди бедных. Ты создал вокруг себя огромную семью… В ней нет убогих и угнетенных. Смотри, сколько у нас молодежи и ребятни… Ведь все они – твои крестные. Они родились здесь лишь потому, что ты дал кров и дело их родителям…
– Мы сделали это вместе, отец, – сказал Кирьян. – Зеленые алмазы были твоими и только твоими, но ты никогда не трясся над ними и никогда не говорил мне «нет», даже если и сомневался в моих начинаниях…И мы приумножили это богатство. Да еще как! Теперь мы богаты всей своей прожитой жизнью. А какой бы нам сейчас был толк от мешка с мертвыми камнями? Ты дал счастье многим, а потому сейчас счастлив сам.
– Знать бы нам в ту далекую пору, что это не изумруды, а куда как большая ценность, – вздохнул отец. – А барыги – те сразу смекнули, в чем дело…
– Да не жалей!
– Домов бы здесь стало куда больше, – отозвался отец. – Вот о чем досадую!
Они ехали на кладбище, навестить могилу матери в годовщину смерти. Посидели у гранитного надгробия, вспоминая и думая – уже каждый о своем, помянули светлую память родного человека, каждодневно и незримо пребывающего с ними, затем тронулись обратно, домой.
– Многое бы я сейчас дал за минутку очутиться у нас там, в деревне, – оглянувшись на ворота кладбища, произнес отец. – Вот идем мы из тайги с ружьишками, а дома хлопочет с обедом мать, а на столе – только из печи пирожки твои любимые с капусткой да с грибами… Эх, мать! Веселая, любящая, в заботах своих нескончаемых… Может, навестим деревню, а, сын?
– Там остались только ее приметы, отец, – сказал Кирьян. – И там течет иное время. А возвращение к приметам прошлого не станет возвращением в прошлое. Твоя память вернет тебя в ту деревню куда лучше, нежели поезда и попутные машины. Впрочем, твоя воля: коли хочешь, так съездим. Только вот разберусь с текучкой…
– С текучкой ты разберешься, когда рядом со мной и с матерью ляжешь, – хмуро отозвался старик. – Ладно, вздор это, чего душу бередить, где счастье было, полынь-трава… Ею не утешишься. То место свято навсегда, но и навсегда пусто.
Кирьян улыбнулся рассеянно, со щемящей тоской вспомнив бревенчатый сруб, оплот своего детства. Остался он или осел, подгнив, в бурьяне, тоже храня в себе былое и радостное, некогда наполнявшее его жизнью и смыслом?
И дом этот – тоже богатство. Одно из богатств памяти.
– Одно меня тяготит, – сказал отец. – В этом сегодняшнем времени нет ни цели, ни мечты. Это время потребления.
– А ты вспомни время приспособленчества, всеобщего угодничества вождям, нищеты, поисков дефицита, – возразил Кирьян. – Оно что, лучше?
Коммунизм – это засуха, пострадавшая от наводнения. И мы с тобой знаем, чем он начинается и чем заканчивается. Не хочу туда! И даже пример израильских кибуц не вдохновляет. С их сытостью, равенством, но где ни у кого ничего своего нет. Хотя это тоже форпосты, охранители границ, и государство их лелеет. А арабы боятся.
– А у нас в роли арабов на границе – все государство российское! – крякнул отец. – Только от него отбиваться и успевай! Каждодневно.
– Пока получается…
В гостиной Кирьяна ожидал Федор. Перекусили, помянули покойницу. Далее волей-неволей разговор обратился к неустройствам дня сегодняшнего.
– Скоро выборы мэра, – говорил Федор. – Приехали партейцы агитировать народ. От трех основных новообразований: мутировавшие коммунисты, либералы деловые и подпевалы от президентской епархии. Демократический выбор…
– Когда мы выберем лидером страны негра, я, пожалуй, поверю в демократию, – сказал Кирьян. – А пока проведи все, как обычно… – Пожал плечами. – Всем почет и уважение, всем обещания на ушко… Ну, а мы ориентируемся, как всегда, на реальную власть. Мэр у нас, сам знаешь, как президент в Америке… Кто бы ни был, что изменится? Все равно твоего прихода паства и моего кармана иждивенец… Лучше скажи, как тот парень… – Тут на лицо Кирьяна легла озабоченная тень.
– Скоро будет, отъехал дело готовить…
– А справится?
– Бога молю…
– И Арсений не без участия?
– Без него никак. Хоть и грешник заклейменный, но в стараниях праведных наших – помощник…
– Рискует Арсений…
– Так ведь по убеждению, – сказал Федор. – Зачтется ему… И, как ни крути, а спасал-то он нас неисчислимо от всякого лиха.
– В парня того я не верю, – хмуро обронил Кирьян. – Перекати-поле. Пустышка.
– Только не корысть им движет, а любовь и раскаяние, – сказал Федор. – В деньгах-то себе он отказал и перед делом не трусит. Его душа не потеряна для Господа. И мое сердце – с ним. Другое тут меня озаботило… Начальник наш полицейский ко мне заявился.
– Не с обыском, надеюсь? – хмыкнул Кирьян.
Начальник полиции был одним из вернейших агентов его преподобия, и, если представлял в своем лице официальные кадры внутренних дел, то Федор, властвовавший над всем и вся, кроме Кирьяна, олицетворял собой куда как высшую иерархию местного значения: тайную полицию, то бишь госбезопасность.
– С докладом, – с терпеливым вздохом отозвался Федор. – Взвинченный и злой, как ошпаренный волк. Подрезали тут на дороге его машину. Нагло, чуть до аварии не дошло. Ну, тормознул он хулиганов. Подошел к ним. В салоне троица «урюков» уголовного вида. Из оконца дым от анаши просто клубится. Едут явно в гости к дагестанцу. Впились в него взорами, дымят ему в лицо травкой. Стою, говорит, перед ними и понимаю: начну качать права, мне конец. Они того и ждут. А на коленях у них – помповики и самый настоящий «калашников». На погоны мои им плевать. Как и на мой жалкий «макаров» в кобуре. Плюнул и пошел обратно к машине. Ну да в другом дело. Приехал к нему тут полковник из министерства. Аж целый начальник отдела. Прибыл в край и вот, значит, решил нас навестить. То, сё, рыбалка и выпивка, никаких подвохов, а под занавес показывает нашему правоохранителю фото этого самого Олега… Не появлялся ли, дескать, тут таковой? Нет? Ну, возьмите фотографии, оповестите личный состав. Если возникнет – срочно мне сообщите, в долгу не останусь. И денег отсыпал – дескать, патрульным и гаишникам для поддержания бдительности. И премию пообещал, коли дело сладится. Гляди… – Федор положил перед Кирьяном фотографии.
Тот сразу узнал знакомое лицо: независимое, мужественное, с чертами крупными и грубоватыми, с глазами, в которых отсвечивал ум и затаенное страдание. Округлый, но твердый подбородок, упрямый лоб, крепкая шея… Это было лицо солдата, способного стать полководцем.
– Ну, вот, – продолжил его преподобие. – Наш-то мусорок – мужичок сметливый и артист – поди ж ты его переиграй! Деньги принял, в содействии заверил клятвенно, а сам выспросил ненароком: что ж это за тип такой? Ответ: бандит, но в розыск не объявлен, улик мало, но, коли попадется, расколем его сразу, больших людей он обидел. А почему он должен быть здесь? А по телефону вычислили. Все бы и ничего, объяснение подходящее, но только закавыка: с ним, с полковником, еще парочка внушительных мужчин к нам прибыла. И вроде как незнакомы они, вроде – по отдельности, однако общаются в тихих углах – быстро и тайно. Полковник уехал, а эти остались, в гостинице прописались. Пробили мы их быстро – паспорта «левые». Тогда – по отпечаткам пальчиков. И вышел сюрприз: один – бывший десантник, офицер. Задерживался за разбой пару лет назад, но за недоказанностью отпущен. Второй, похоже, его собрат. Чем пробавляются ныне – неизвестно. Но шерстят по всему городу. Зачем – понятно.
– Вот еще история… – произнес Кирьян в сердцах.
– Далее, – продолжил Федор. – Провели мы тут одну комбинацию: в гостинице, дескать, акция: сауна для проживающих более трех дней – бесплатно. Десантники воспользовались… И вот: в сейфе, что у них в номере, пистолеты с глушителями и спутниковый телефон. А представляются оптовиками по сельхозпродуктам, встречаются с людьми, отрабатывают легенду.
– Значит, у нашего нового друга тяжбы с криминалом, – сказал Кирьян.
– Он сказал мне, что уехал из Америки из-за больших неприятностей, – помедлив, произнес Федор. – Причем подчеркнул: очень больших неприятностей! В Москве его два раза пытались убить. Первый раз – неизвестные, второй раз – люди Агабека. В обоих случаях он схватку выиграл. Десантники – фигуры технические. Полковник, полагаю, тоже. А вот кто стоит за ними?
– Пусть разберется сам, – сказал Кирьян. – Он должен знать природу своих проблем.
– Боюсь другого, – ответил Федор. – Они шляются невесть где и вскоре попадутся на глаза людям Агабека. А он очень озабочен своей безопасностью после появления здесь нашего подопечного. И если прикрутит этих двоих – возможно, вся свора снюхается.
